– Фу! Что за выражения!

– Вы с Адальбером прекрасные учителя! Я хотела спросить: что вам от меня нужно?

– Немного поболтать... Ведь вы мне как младшая сестренка!

– Не будем играть в дурацкие игры, Альдо. Я давно вышла из детского возраста.

– А говорите такие глупости! Выйти из него невозможно. Мы всегда остаемся детьми. И бывает, что у нас горе, а рядом нет мамы...

Продолжая говорить, Альдо откупорил шампанское, разлил по бокалам и протянул один из них Мари-Анжелин.

– Чокнемся! Просто так! Ради моего удовольствия!

И добавил тихо и ласково:

– Может быть, вы мне что-то скажете? Что-нибудь, какой-нибудь пустячок.

– Что, например?

– Как смогли освободиться? Что заметили, когда вылезли через чердачное окно на крышу? Никогда не поверю, что вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не заметили, кроме выстрела, которым был убит Соважоль.

Мари-Анжелин колебалась. Было заметно, как мучительно ей дается внутренняя борьба.

– Дайте слово, что ничего не расскажете Ланглуа!

И тут же отступила назад, увидев суровое лицо Альдо с ледяным выражением глаз. Он допил шампанское, поставил бокал на стол и направился к двери.

– Продолжайте хранить ваши секреты в себе, мадемуазель дю План-Крепен!

– Простите, Альдо! Я сказала, не подумав. Но поверьте, со мной никогда еще такого не случалось! Поверьте! Что мне сделать, чтобы вы поверили?

Мари-Анжелин залпом выпила шампанское.

– Чтобы получить причастие, нужно после полуночи не брать в рот ни крошки. Вы об этом знаете?

– Знаю. Но не знаю, пойдете ли вы с утра к Святому Августину. Кстати, а почему бы нам не пойти туда завтра вместе?

– Можно подумать, что вы на это способны!

Мари-Анжелин схватила бокал, наполнила его, выпила до дна, до последней капли, а потом отшвырнула, и бокал разлетелся брызгами осколков, ударившись о камин. Собственная вспышка изумила ее, но вместе с тем и освободила. Закрыв лицо обеими руками, Мари-Анжелин упала на колени, плечи ее сотрясались от рыданий.

Изумленный Альдо не кинулся поднимать ее, он опустился рядом с ней на пол и обнял за плечи. Мари-Анжелин хотела его оттолкнуть, но недостало сил. Альдо не мешал ей плакать, он гладил Мари-Анжелин по голове, потом ласково поднял, и вот они уже сидят рядышком у нее на кровати. Рыдания понемногу стихли, но Альдо по-прежнему обнимал старую деву за плечи, дожидаясь, пока она вернет ему платок, который он вложил в ее руку.

Наконец он тихо спросил:

– Человек, который взял клятву никогда не упоминать о нем, вас спас?

– Да! И догадаться об этом совсем не трудно, но я ни за что на свете не хотела бы добавить ему забот!..

– Расскажите хотя бы, как это произошло. Если хоть что-то помните...

– Трудно об этом позабыть! Я стукнулась о чердачное окно и заскользила вниз по крыше... Но оказалась на спине лошади. Две крепкие мужские руки подхватили меня и посадили впереди себя. Спаситель был рядом, но я его не видела, я сидела к нему спиной. Позади я слышала выстрелы. Я спросила, не за нами ли погоня, он ответил, что нет. Потом спросил, не испугаюсь ли я галопа. Я ответила, что не боюсь, я и сама неплохая наездница.

– Тогда мы побережем Пирата, – ответил мужчина, спустил меня на землю, а потом помог сесть позади себя. Мы поскакали.

Ночь была темная, но дорога не показалась мне длинной. Минут через пять мы приехали, я так думаю, что на ферму, и вошли в дом с плоской крышей. Там обо мне хорошо заботились, и я оставалась там... До тех пор, пока мой спаситель не узнал из расклеенных плакатов, что меня разыскивают. Он сказал, что нам нужно ехать, вывел грузовичок, на которых все там ездят, помог мне влезть в него и отвез в монастырь Благовещения, куда вы с Адальбером приехали за мной. Все остальное вы знаете.

Альдо понял, что больше ему ничего не расскажут, но он и так узнал немало. И ограничился шутливым замечанием:

– Что ни говори, грузовичок куда более прозаичен по сравнению с конем, которого к тому же кличут Пиратом! Но приходится довольствоваться тем, что есть.

Мало кто спал в эту ночь. Вернее, в те несколько часов, что от нее остались. Но если кто-то понадеялся, что выспится утром, встав попозже, тоже ошибся. План-Крепен вместо того, чтобы, вернувшись с шестичасовой утренней мессы, тихонько пройти на кухню, сделав знак, что госпоже де Соммьер пора подавать завтрак, громко хлопнула входной дверью. По лестнице она промчалась так, словно по пятам за ней неслась погоня, громко крикнув Сиприену, чтобы тот немедленно поднял с постели его сиятельство, а сама, вбежав в спальню маркизы, обмахиваясь шляпой, как веером, объявила:

– У нас новости! Как только судебно-медицинский эксперт закончит работу с телом бедной Изолайн, ее отправят в Англию, а особняк на улице Веласкеса продадут. Не сомневаюсь, что замок в Юра тоже. И одна из старинных и благородных фамилий будет стерта с карты Франции!

– Буду удивлен, если все так и случится, – высказал свое мнение Альдо. – Куда, спрашивается, смотрит закон? Есть юная наследница, маленькая Гвендолен, ей должен быть назначен опекун, за которым должен наблюдать семейный совет.

– Совершенно с тобой согласна, – кивнула госпожа де Соммьер. – И я знаю, что делается это достаточно быстро. Мне кажется, девочка привязана к замку Гранльё. К тому же в замковой часовне ожидает воскресения ее отец и длинная череда предков.

– Похоже, торопятся родственники с английской стороны.

– Ну уж никак не французская полиция! Две скоропостижные смерти, одна за другой, и обе неестественные. Вряд ли Ланглуа позволит английской родне действовать, как ей хочется, – продолжал Альдо. – Особенно после гибели инспектора Соважоля, которая не дает ему покоя. Можете быть уверены, что он не будет ни есть, ни пить до тех пор, пока не распутает эту историю. Готов биться об заклад, что на особняк и замок будет наложен секвестр.

– Но, кажется, бедняжка собиралась выйти второй раз замуж, я не ошиблась? – спросила госпожа де Соммьер, принимаясь за круассан.

– Собиралась. И вот тут-то начинается самое интересное, – с важностью объявила Мари-Анжелин. – Жених, когда произошло несчастье, находился, кажется, в Австрии, вчера вечером он приехал, желая проследить, чтобы все похоронные церемонии были достойны той, что покинула земной мир. Он объявил, что будет сопровождать ее до места последнего упокоения.

– И кто же он такой? – поинтересовался профессор Юбер.

Шум поднял с постели и его. Он явился в халате, расшитом кельтскими арфами, и в лаковых шлепанцах с длинными загнутыми носами, похожими на средневековые.

– Он не скрывает своего имени, это барон Карл-Август фон Хагенталь.

– И все это вы узнали сегодня в церкви Святого Августина, так я понимаю, План-Крепен?

– Мне рассказала об этом Евгения Генон. Оказывается, ее хозяйка, княгиня Дамиани, знает госпожу де Гранльё-младшую с детства.

– И обсуждает все, что происходит, со своей кухаркой? – удивился Альдо.

– Не обсуждает, а дала своей кухарке поручение передать новости мне, поскольку знает о моем приключении в горах Юра. А главное, она просила передать следующее: "Держитесь от этого человека как можно дальше!"

– По какой причине?

– Она сама не знает. Так ей подсказывает интуиция.

– Понятно. Думаю, что вам стоит поблагодарить ее, План-Крепен, – задумчиво произнесла маркиза. – Может быть, даже стоит иногда бывать у нее, раз она тоже содержит небольшое частное агентство по сбору информации. В любом случае, мне кажется, желательно как можно скорее снова пригласить на обед профессора Водре-Шомара.

– Не сомневайтесь, что он примет ваше приглашение, – насмешливо заявил Юбер. – Он бы даже не отказался от личного кольца для салфетки за вашим столом.

– Он полюбил мою кухарку, я правильно вас поняла?

Юбер скорчил гримасу, посопел, высморкался и смягчил свою оценку пристрастий коллеги.