БРЕННОСТЬ БЫТИЯ

- И что, виллу тоже оформил на жену? – Петруха подцепил вилкой креветку.

- Не, - Толик подтянул ближе блюдо с паэльей. – На тещу.

- Хм, - хмыкнул Петруха. – А если помрет?

- Кто? – моргнул Толик с недоумением. – Жена или теща?

- Обе, - предположил Петруха. – Раз, и всё! Автокатастрофа, к примеру.

- Не-е, - промычал Толик набитым ртом. – У меня брачный контракт.

- С тещей? – долил вина в бокал Петруха.

- С тобой, блин! – Толик бросил вилку на стол. - И еще долговые расписки от жены и тещи. Давай, Петр, выпьем.

- За дружбу?

- За налоговую службу! – заржал Толик.

- Да-а, - Петруха выпил залпом, крякнув. – Трудно им, слугам государевым, на казенных-то хлебах.

- Ну-у, - зажевал Толик. – На то мы с тобой, чиновники, им и дадены, так?

- Так-то оно так, - согласился Петруха. – Только обидно, блин, что на мое имя ничего не записано. В рейтинге Форбса и то жена вместо меня место занимает.

- Точняк, - Толик закурил, откинувшись в кресле. – Легализоваться мы с тобой, Петька, сможем только на кладбище – надписью на надгробье.

- Вот, гляди-ка, - Петруха встал с бокалом. – Бренность бытия, какая, а? Как начинали мы с тобой с похоронного агентства в девяностые, так и закончим. Круг замкнется.

- Софокл?

- Крис Кельми.

Над тихими водами Бретани, в вечерней тиши неслось на два нестройных голоса: «Замыка-ая кру-уг, ты в глаза-а посмотришь вдру-у-уг»…

ГРЕХИ ВОЙНЫ

- Деда, - Севка пошевелил сучковатой палкой угли в костре. – А что, правду говорят, что убивать грешно?

- Правда, - дед затянулся папироской. – Грешно.

- А ты на войне убивал? – выпытывал Севка.

- Было дело, - кивнул дед.

- Немцев? – Севка выкатил из углей картошку.

- Немцев, - согласился дед.

- Так грех же, - прищурил Севка один глаз.

- Не-ет, - дед потушил окурок. – Тогда я родину от супостата фашистского защищал.  А вот в девяносто втором взял грех на душу.

- Это как? – заинтересовался Севка.

- Аккурат девятого мая повезли нас в Москву на парад, - дед чиркнул спичкой, прикурив новую папиросу. – Ну, уж после того зашел я в пивную на вокзале. Жара стояла такая, что в горле пересыхало. Взял два бокала и, значит, к столику. А там сидит такой же – грудь в медалях…

- Сослуживец оказался? – догадался Севка.

- Ага, - дед усмехнулся в усы. – Оказалось, в одном бою мы с ним были, только по разные стороны баррикад, как говорится.

- Он за немцев воевал, что ли? – Севка подался вперед.

- Не-ет, - протянул дед. – Нас тогда трое со всего взвода из окружения вышло. Как водится, всех в штрафбат. Немцы танками пёрли, а у нас – саперные лопатки только. Конечно, кто посмелее, тот танки пропускал и в рукопашную с пехотой. А кто послабее, тот назад отступал.

- И ты отступал? – Севка подул на картофелину.

- Не-ет, - дед глотнул из фляжки. – Я в окопе остался. А Колька – земляк мой с Тимофеевки, побежал.

- Струсил? – Севка откусил кусок, обжигаясь.

- А ты бы не струсил? – покачал головой дед. – У него трое деток дома остались, мал мала меньше, вот и хотел живым вернуться.

- Так это он был? – ахнул Севка. – В пивной-то?

- Не-ет, - дед прихлебнул ещё. – Этот гад в загранотряде сидел. Он-то Кольку и положил.

- А где это? – заинтересовался Севка. – В загранотряде?

- А это сзади нас, - кивнул дед. – Чтоб не отступали.

- Так они что, по своим стреляли? – ужаснулся Севка.

- Ну, положим, своими они нас не считали, - усмехнулся дед.

- И что, он вспомнил тот бой?

- Вспомнил, - дед поднялся с бревна. -  Память, говорит, тренирую с детства. Ну, я его в туалете вокзальном и придушил.

- Как? – Севка выронил картошку.

- Ремешком от брюк, - дед стряхнул пепел со штанов. – Как в разведбате учили.

- Деда, - осторожно начал Севка. – Это как-то неправильно. Нельзя было так.

- Я ж как с войны-то вернулся, - не обратил внимания на Севкины слова дед. – Так на вдове Колькиной женился. С тремя, значит, пацанами взял. Младший из них, Андрюха – отец твой. Вот такой грех, внучок, на душу принял.

- Де-ед, - протянул Севка. – А можно я эту историю в сочинении про войну опишу. Нам на лето задали.

- Я тебе напишу! – прикрикнул дед. – Мне только на старости лет осталось на нары загреметь.

- Зря, - прищелкнул языком Севка. – Я уж и название придумал – «Киллер из штрафбата».

ГРЕХИ ВОЙНЫ - 2

Есть истории, которые западают в память с детства. И, как ни старайся, их не удается удалить с помощью хитроумных программ. Истории эти разные – веселые и не очень. Расскажу вам одну из разряда «не очень». Моя первая учительница в школе прошла через войну. Будучи подростком, она воевала в партизанском отряде. В советское время в школах были популярны «Уроки памяти». Вот, на одном из таких уроков и услышали мы эту историю.

Дело было зимой. Фашисты расстреляли повозку с мирными жителями, приняв их за партизан. Пожалели только годовалого ребенка. Или промахнулись? Когда партизаны нашли эту повозку, то увидели, что голодный ребенок ползает по снегу, подбирает и ест шарики из замерзшей крови своих родителей.

Без комментариев.

СЕКСУАЛЬНЫЕ ДОМОГАТЕЛЬСТВА ДЕДА МОРОЗА

Это по поводу встречи Нового года. Я, сколько помню себя, а помню я себя недолго, так как почти всегда пьян, ощущаю какую-то новизну. Каждый Новый год кажется, что вот теперь-то будет все иначе. Иначе, во-первых, встретим сам праздник. Во-вторых, вот именно в этот раз будут те люди, с которыми: а) интересно; б) весело; и, наконец, в) все закончится, по-людски: т.е. Анфиса ляжет спать не после боя курантов, а после восхода зимнего солнца, никто никому не набьет морду, и даже не попытается; г) в кои-то веки в нашей компании найдутся люди, с которыми интересно поговорить не только о новинках околотусовочной возни, но и о вечном – о послеканикулярном курсе доллара, стоимости барреля и т.д. Но…