- Ну уж нет! - возразил Джон, посмотрел на поднос и покачал головой; Дженни не доела ни фруктовый салат, ни галеты. За время болезни Джен сильно похудела, осунулась, и под одеялом почти не угадывались контуры ее тела и, похоже, у нее плохо восстанавливается аппетит. - Ты не должна терпеть дискомфорт только чтобы Мэту было удобнее. Если ему хочется валять дурака из-за женщины, пускай, но не нужно создавать ему благоприятные условия.
- Не кричи, - поморщилась Дженни.
- Извини. Ты почти ничего не съела...
- Не хочется. Я не собираюсь заморить себя голодом, но аппетита пока почти нет. Нет, Джон, это вилла Мэта. И он имеет право распоряжаться здесь. И если захочет, то поселит здесь хоть всю семью де Сильва...
- Пусть подождет, - отрезал Джон, который при упоминании имени де Сильва заговорил резко и отрывисто. - Врач сказал, что после выздоровления тебе нужны солнце и морской воздух. Так что на вилле останешься ты, чтобы скорее восстановить силы. А лондонский туман тебе сейчас не пойдет на пользу. Надо думать о том, что будет лучше для тебя. А я побуду с тобой и, если эти Ромео и Джульетта попытаются сюда заявиться, я спущу обоих с крыльца! Если честно, этой даме самое место на рю де Бонапарте, и, если Мэту она так мила, пусть он и остается с ней.
- Ты меня удивляешь, - посмотрела на него Дженни, - думала, ты заинтересован в комфорте Мэтью, чтобы ему было удобнее работать. А ты сейчас идешь на прямую конфронтацию...
- Он зашел слишком далеко, - адвокат сел в кресло у изголовья. - Ни за какие гонорары не буду потворствовать безумству. В этой истории я целиком на твоей стороне, - он посмотрел на нежное зеленоглазое лицо, похожее на лилию, осторожно поправил капризную пушистую прядку, выбившуюся из-за уха Дженни. - Ты что-нибудь хочешь?
- Да, дай мне, пожалуйста, книжку из моей сумочки, "Иллюзии" Ричарда Баха, - не сразу ответила Дженни, покраснев от смущения. - Спасибо тебе, Джон, ты настоящий друг...
Когда адвокат вышел, Дженни вздохнула и закрыла глаза, держа неоткрытую книгу на коленях. В последние пять лет кратковременные интрижки превратились для Мэта в хобби, он уже особо не скрывался, а Дженни делала вид, что относится к этому спокойно, даже упоминала Жан-Поля Сартра и Симону Бовуар. Идеальный брак они видели не в неукоснительном соблюдении обета верности, а в духовном единстве, общности интересов и мировоззрений. И в самом деле, избавившись от следования общепринятой морали и чувства ревности, оба в полной мере смогли раскрыть свои таланты, им ничто не мешало, и брак двух великих людей действительно был идеальным... Дженни находила, что ответить, если кто-то с ехидцей спрашивал, уж не ставит ли она автора "Сарацина" на одну доску с Сартром. Спокойная, уверенная в себе и ироничная миссис Филд довольно быстро могла поставить на место любого, кто проявлял слишком много интереса к ее отношениям с Мэтью или иронизировал на его счет.
Никто не знал, что на самом деле, услышав об очередном приключении мужа, Дженни переносит это очень тяжело и иногда даже плачет наедине с собой. Она чувствует себя очень одинокой, но даже мужу этого не показывает. Поэтому он считал ее равнодушной. Однажды от одиночества Дженни в Лондоне откликнулась на желание Джона утешить ее, ободрить... Потом она сожалела о своем поступке; зачем она обманывает себя и Джона, ее любимый мужчина - Мэтью и если она решила стать для писателя надежной женой, соратницей, лучшим другом, то не должна себе такого позволять. Ни один мужчина не будет ей дороже Мэтью. Но муж не оценил ее чувств, торопясь к миссис де Сильва. Теперь молодой женщине казалось, что она до сих пор все делала неправильно и потеряла много времени впустую. Оставалось еще только надеяться на то, что Джон прав и она еще сможет пережить расставание с Мэтом и снова жить. "Думаю, что я это смогу", - подумала Дженни, открывая любимую книгу.
*
Сидя на террасе и дочитывая "Иллюзии", Дженни поглядывала на золотящееся под лучами вечернего солнца море. Прошло уже два дня, она чувствовала себя лучше, и только легкое головокружение напоминало о недавней болезни. Дженни с грустью думала о том, что скоро ей придется отсюда уезжать, от этих дивно пахнущих цветов, вида на мыс и дома, где каждая комната декорирована при ее помощи. Когда они с Мэтом купили виллу, муж попросил Дженни помочь дизайнеру. "У тебя прекрасный вкус, - сказал он, - и ты лучше наемного работника знаешь, каким должен быть наш дом!".
А теперь здесь будет новая хозяйка, которая, наверное, изменит все по своему вкусу. Бусы, яркая драпировка, маски из черного дерева, связки красного перца и лука... Совсем как в ее доме на рю Бонапарте... При мысли о том, что скоро отсюда выметут даже память о ней, Дженни ощутила боль в груди.
Увидев идущего к ней по аллее Джона, она отогнала эти мысли и встретила адвоката уже спокойно и даже с улыбкой.
Поддерживая беседу на нейтральные темы - погода, события в городе и в мире, Дженни обостренным женским чутьем уловила нарастающее между ними напряжение и стала запинаться. В разговоре возникали паузы, Джон все чаще задерживал на ней взгляд, от которого она краснела и отводила глаза... А когда рука Стайна накрыла ее пальцы, между ними словно проскочила искра. Дженни с опозданием поняла, к чему все идет. Она убрала руку и поднялась с кресла, чуть не запутавшись в пледе:
- Нет, Джон, я не могу.
- Но почему? - адвокат поднял плед и сложил его в кресле. - Ведь в Лондоне...
- Это была ошибка, самообман, - молодая женщина отошла к перилам и облокотилась на них. - Увы, Симоны Бовуар из меня не получится. Я не могу отплатить Мэту той же монетой. Это будет непорядочно по отношению к тебе. Ты достоин лучшего, чем быть ширмой или жилеткой.
Адвокат подошел к ней и прислонился к столбику террасы, протирая платочком темные очки.
- И я больше ни на что не могу надеяться? - спросил он. - Даже после того, что сделал с тобой Мэтью? Я согласен на любую роль при тебе, потому что хочу помочь. Ты для меня больше, чем клиентка, Дженни, уже давно. А он не думал, как отразится на тебе его роман с этой садовницей, и раньше его мало заботило, как ты переносишь его развлечения.
Дженни вздрогнула и обернулась. В ее пышных, модно подстриженных волосах цвета меда играл солнечный луч, они переливались червонным золотом, и в этом ореоле точеное лицо молодой женщины казалось еще более нежным, а тонкая фигура в легкой блузке и узкой юбке - хрупкой и совершенной в каждой линии.
- Да, Джен, - адвокат прокашлялся, - на людях ты делала вид, будто у тебя все в порядке, но роль циничной сторонницы свободных взглядов давалась тебе тяжело. Я видел твою обиду, боль, знал, что украдкой ты плачешь, но не подавал вида, ведь ты не хотела выказывать слабость. И я злился на Мэта: разве он не видит этого? Он же писатель, значит, должен быть наблюдательным и понять, что ты носишь маску. Ну, а его последняя выходка перешла уже все границы, он чуть не убил тебя.
- Ты преувеличиваешь, - возразила Дженни, - я сама не знаю, почему это меня так подкосило. Я знала, что рано или поздно это случится, и думала, что готова...
