– Этой ситуации может быть несколько объяснений, – неутешительно кратко прокомментировал он, бросая взгляд на мой журнал мод на его столе.
Я вздохнула.
– К сожалению, да. Итак, я курьер. Посмотрите. Человек из Шанхая хотел, собственно, всего лишь вручить вам вот эти документы. Притом что он сам плохо понимает, что происходит.
Я потянулась к журналу мод и вытащила целую неделю лежавшую между страниц пачку жестких листов.
– Это называется – фотостат, – сказала я.
– Мне приходилось видеть фотостаты, – безжалостно отозвался генерал.
Поднялся легким движением (так двигаются мужчины лет сорока, подумала я), сделал несколько шагов и поднес мои фотостаты к свету окна.
Айк, конечно, сказал ему, какие именно документы я хотела передать. Но Айк не знал, что на титульном листе будут надписи на языке, которым пользуется только одна нация в мире. Японцы.
Причем надписи были сделаны уже после фотографирования, лиловыми чернилами.
– Так, – сказал генерал, возвращаясь за стол и бросая на него фотостаты. – Я знаю, что такое «план Орандж». Потому что это я его утверждал на посту начальника штаба. Менее года назад. Да, это последняя версия. Правда, у меня в штабе ее не украшали пометками японцы. И?
– И история была такая. Через день после вашего прибытия в Шанхай там по каким-то причинам сгорел дом, в котором – как стало незадолго до того известно – часто бывали по своим делам люди из японской разведки. Вот эти документы были найдены там, в сейфе. В точно таком виде, в виде фотостатов. С пометками. Давайте предположим самое очевидное: эти документы были на «Хардинге». Они и сейчас у вас остались, я имею в виду оригинал, он без сомнения понадобится вам в вашей работе здесь, вы везли его в своей каюте. Все-таки это американский план обороны Филиппин на данный момент, пока ваша миссия не завершит через десять лет свою работу. И уже одно это делает ситуацию и вправду деликатной. Я не вижу, как после Шанхая можно было передать вам такие бумаги по обычным каналам без скандала, и это хоть что-то объясняет.
Для человека, которого только что обвинили в потере секретных военных документов, генерал держался очень хорошо. Он даже не стал говорить мне, что были возможны и иные источники пропажи – план ведь не в одном экземпляре, он мог быть вытащен из сейфов в Вашингтоне или здесь, в Маниле.
И правильно сделал, что не стал. Потому что я снова потянулась к своему журналу и достала новую пачку плотной бумаги.
– А вот это уже не «план Орандж», которому все-таки несколько месяцев, – сказала я. – Давайте посмотрим: британские «Торникрофты», корпус 65 футов длиной, ширина 13 футов и 3 дюйма, 12-цилиндровые бензиновые морские двигатели 3600BHP должны развивать скорость в 41,1 узла, или 47 миль в час. Две торпеды в трубах, по каждую сторону катера у кормовой части, глубинные бомбы и легкие противоавиационные орудия, на носу и корме. Вот.
Я положила фотостаты на его стол.
– Это, генерал, было составлено совсем недавно и могло находиться только в одном месте. У вас. Вряд ли в Вашингтоне такие документы кому-то нужны. Если верить тому, что уже несколько дней как пишут манильские газеты о вашем плане – плане будущей обороны уже почти независимого Содружества – то это те самые «кью-боутс», которые должны защищать побережье страны от японского десанта. План будущей обороны Филиппин в целом был передан в газеты вашей миссией, он никоим образом не секретный. Но если вот эта спецификация заказа британцам оказалась в Шанхае за неделю с лишним до вашего приезда сюда, то версия фотографов, работавших на «Хардинге», выглядит более убедительной. Если не единственной.
Тут я сделала паузу – не смогла лишить себя удовольствия (но генерал смотрел не на меня, а на урчавший в углу вентилятор на тяжелой штанге) и все-таки завершила:
– Генерал Макартур, я не шантажистка и не международная авантюристка. Хотя бы потому, что нет никакой проблемы вашим адъютантам телефонировать в Шанхай и спросить у Стептоу, встречался ли он столько-то дней назад с Амалией де Соза из Пенанга. Не вдаваясь при этом в подробности. Они это могут сделать вот сейчас и отсюда.
Аргумент хороший, и наконец-то я ее увидела – его улыбку, пусть очень быструю. И его глаза, в которых наконец-то появилось что-то почти человеческое: он мне улыбается! В благодарность за один такой взгляд мне захотелось вытянуться и отдать честь. Амалия де Соза – не подозреваемая, а друг, и задание она выполнила. Какое счастье. И это ощущаю я, которая не впервые видит лицом к лицу одного из вершителей судеб нашего мира.
Но у меня было все больше подозрений, что задание вообще-то только начинается, пусть даже мне все никак не могут сообщить, в чем оно состоит. Или это от меня ждут, что я что-то сообщу? Но почему тогда до сих пор нет никаких известий от кого бы то ни было?
Вот сейчас я, переведя дыхание, услышала из соседней комнаты стук машинки и очень тихие голоса. А интересно, сколько мне отведено времени для этой встречи? Потому что у меня есть вопросы, а дальше могут появиться новые.
А генерал молчал, с легким любопытством посматривая на меня из-за стола, куда снова, в очередной раз, уселся. Интересно, а считает ли он меня хотя бы интересной женщиной? Или мои тридцать пять лет для него – это много? Мог бы сказать, что я хорошо выгляжу.
– Я не сомневаюсь, что меня попросят в этой ситуации разобраться и дальше, раз уж я здесь, – смело предположила я. – И дело не в том, кто именно устроил на вашем лайнере сеанс фотографирования. Важнее – кому и, главное, зачем это нужно. И я подозреваю, что, во-первых, мне потребуется помощь кого-то из ваших людей. Я познакомилась с майором Айком…
– Айк – мой заместитель, – адресовал мне почти незаметный упрек генерал. – И конечно, я дам ему распоряжение помочь вам.
– А еще есть вещи, которые можете сделать только вы, – продолжала я. – Серьезные вещи. И если вам нравится говорить с женщинами о стратегии…
Что – не смешная шутка или он вообще не воспринимает юмор?
– Сформулируйте ваш вопрос, – энергично кивнул генерал из своего кресла.
– Интерес японской разведки к вашим бумагам понятен, – сказала я. – В конце концов, бывает так: какой-то агент сначала ворует попавшуюся ему под руку бумагу, а уже потом кто-то другой решает, насколько она важна…
Он кратко кивнул.
– А вопрос я бы сформулировала так: почему японцы должны интересоваться вашими бумагами, если их военные возможности намного превышают те меры, которые вы здесь намечаете? Что им надо? В чем смысл их интереса, на что они направляют свои усилия, где их, эти усилия, можно будет выявить? Например. Насколько я знаю по здешним газетам, вот этих торпедных катеров у будущего Содружества (я кивнула в сторону фотостатов) должно быть пятьдесят. Но у японцев сегодня вдвое больше эсминцев, чем у вас будет катеров. По этим фотостатам видно, что никакого сверхоружия они собой не представляют. А если так…
Я выдохлась и замолчала.
Генерал снова плавно взлетел из кресла (да он и вправду не может сидеть больше пяти минут, подумала я). Сказал «вы позволите?» и потянулся к коробке тонких черных сигар. «И еще как позволю», – ответила я, вынимая свою сигарету. Генерал в очередной раз не улыбнулся, чуть церемонно щелкнув перед моим носом своей пахнущей газолином зажигалкой.
– Вместо сверхоружия я бы упомянул уважение к техническим новинкам, без которого достижение поставленных целей бывает затруднено. Но вовсе не исключено, – размеренно произнес он. – Лорд Хейг считал пулемет «сильно переоцененным оружием», Китченер назвал танк «игрушкой». Маршал Жофр отказался от установки телефона в его штабе. Но эти люди неоднократно одерживали победы. Итак, смысл. Оставим в стороне британские интересы в этой части света, они сводятся к защите своих позиций в Китае и далее не простираются. Сосредоточимся на американских интересах и намерениях – а также на трех факторах. Это расстояние. Время. И коммерческий расчет.
Черт его возьми, у него отличный баритон. Но что он делает? Читает мне лекцию по военному искусству? Я хотела не совсем этого… Но вот он ходит, засунув руки в карманы, время от времени подвигает дымящуюся сигару глубже в мраморной пепельнице, лишь иногда поднося ее к губам. Ходит, выставив подбородок вперед, и на меня почти не смотрит.
