— Вы его жена?

— Нет, я его мать, — отрезала она. — Мне что, придется здесь ждать весь день?

Смутившись, хозяин сам провел девушку наверх и, едва осмелившись заглянуть в комнату, объявил о ее приходе. Он с почтительной расторопностью затворил дверь и поэтому не заметил выражение лица месье Жакоба, когда тот встал со стула у окна, повернулся и увидел, кто пришел. Молодой человек застыл на месте и не смог вымолвить ни слова, он был скован ужасом, который не смягчили никакие проявления нежности.

Не прошло и часа, как на постоялый двор явился другой гость — высокий темноволосый мужчина с таким выражением лица, будто он собирался кого-то убить. Он без остановок преодолел заключительный отрезок пути, видно, желая кого-то догнать, ибо очень быстро навел справки о пассажирах женского пола, явившихся сюда в почтовой карете. Волосы у него растрепались, одежда была покрыта грязью после езды по мокрой дороге. От усталости он охрип и даже не потрудился перекусить. Он отдал резкие распоряжения проследить за прибытием его багажа, затем отправился в «Галисию».

Хозяин этого популярного постоялого двора удивился, когда его снова спросили о месье Жакобе. Он ответил, что молодой человек проживает наверху со своей очаровательной женой, и прибывший гость от облегчения закрыл глаза, но когда снова открыл их, чтобы спросить, где находится эта комната, выражение его лица было совсем другим. В гневе он взбежал вверх по лестнице.

Когда Жюль распахнул дверь, Виктор стоял у камина, а его подопечная сидела в кресле. Луни казался разгневанным, а Вивиан была в слезах, но, увидев графа, оба побледнели. Она хотела сказать что-то, однако опекун велел ей выйти в соседнюю комнату. Она вздрогнула, но подчинилась. За дверью он увидел ее служанку, чуть ли не парализованную от страха.

Он повернулся к Виктору и резко спросил, женаты ли они. Виктор отрицательно покачал головой. Еще грубее Жюль потребовал ответить, стала ли она его любовницей, на что молодой человек сказал:

— Месье, за кого вы меня принимаете?

— Я принимаю вас за идиота, если вы считаете, что можете мне врать!

— Мне это очень обидно! Я всегда поступаю честно.

Это было уже слишком! Жюль спросил, что честного в тайной переписке Виктора с мадемуазель де Шерси и какими принципами он руководствовался, если тайком увел молодую женщину против воли семьи, к тому же подвергая риску ее жизнь. Он не только совершил вместе с ней тайный побег, но тащит ее через океан прямо на войну!

При этих словах хрупкое достоинство Виктора окончательно рухнуло.

— Месье, я вас понимаю. — Он вздохнул. — Мне больно говорить это, но я не знал, что мадемуазель де Шерси последует за мной. Клянусь, я сам в полном недоумении.

Жюль на мгновение задумался и спросил:

— Значит, ни один из ваших знакомых не знал, что она покинула Париж?

Виктор отрицательно покачал головой. Жюль решил не упоминать имени мадемуазель де Биянкур.

— А не могло случиться так, что она сама кому-то рассказала об этом?

— Нет, — с чувством ответил Виктор. — Мадемуазель де Шерси очень осторожная девушка.

— Значит, остается надежда, что вы не скомпрометировали ее в глазах общества.

Виктор был возмущен, но сумел взять себя в руки, пока Жюль продолжал:

— Как вы думаете, могла бы она заставить себя безрассудно броситься за вами вдогонку, если бы вы месяцами не вынашивали романтический заговор? Если бы вы в самом деле любили ее, мой юный друг, вы бы так и сказали ей и ее семье и взяли бы на себя обязательство подождать и в должное время получить от нее ответ. Но нет, ваши чувства не определились, и, вместо того чтобы честно признаться ей в этом, вы позволили своим замыслам вползти в болото, где вы оба и оказались.

Виктору не оставалось иного выбора, как принести графу свои извинения, что он и сделал честно и с достоинством. Гнев Жюля еще не улегся, но он понимал, что должен воспользоваться этим настроением юноши, и спокойно спросил:

— Вы любите ее? — После ужасного момента напряженного ожидания, пока Виктор хранил молчание, он сказал: — Говорите же, вы стоите не перед ней, а передо мной. Речь не идет об обидах, а о том, чтобы сказать правду. Испытываете ли вы страстные чувства к ней? Или нет?

Виктор отрицательно покачал головой. Граф вздохнул и встал. Лицо юноши выражало тревогу, но Жюль сказал ему, что удовлетворен, что разговор окончен и об этом не следует никому говорить ни слова. Мадемуазель проводят обратно в Париж, ее отсутствие объяснят тем, будто она навещала друзей в Мирандоле. Всякая переписка между ними должна быть прекращена.

Виктор нахмурился и решительно сказал:

— Месье, если вы собираетесь из-за меня наказать мадемуазель де Шерси, я считаю своим долгом остаться во Франции и быть рядом с ней на тот случай, если она решит обратиться ко мне за помощью.

Жюлю удалось скрыть гнев, который вызвали эти слова, чтобы ответить:

— Перестаньте! Я не тиран, каким ей хотелось бы изобразить меня. Я не стану упрекать ее, и она останется на попечении мадам де Шерси. Если вы напишете, когда будете за океаном, мадам де Шерси ответит вам. Вам также будет позволено наводить справки о делах моей племянницы. В ответ мы передадим вам ее послания.

Виктору явно не терпелось завершить этот разговор. Граф попросил его на час покинуть постоялый двор, чтобы можно было поговорить с мадемуазель де Шерси и решить, где она остановится до того времени, пока за ней не приедет тетя. Виктор хотел попрощаться с девушкой, но ее опекун отклонил эту просьбу. Они пожали друг другу руки, и Виктор удалился.

Настал самый трудный момент. Жюль подошел к двери комнаты. За ней царила тишина. Ему пришло в голову, что Вивиан, возможно, стоит, прижавшись ухом к двери. Но когда он постучал, ее шаги раздались из глубины комнаты — она была слишком горда, чтобы подслушивать.

С обычной строгостью указав племяннице на кресло, Жюль волновался из-за того, что ему предстояло сказать ей. Поведение Вивиан ставило его в неловкое положение и смущало. Она так упорствовала во всем, что даже не задумывалась о последствиях своих самых поразительных поступков. Даже в этой двусмысленной ситуации она не осознавала, как сильно навредила своей репутации. Он мог бы говорить без всякой жалости и представить ей всю тяжесть ее проступка. Он мог бы сделать ее объектом насмешек и позора в ее собственных глазах, но у него не хватало на это смелости.

Жюль заявил, что ее брак с Виктором невозможен и ей надлежит вернуться в Париж сразу же после того, как за ней приедет тетя. Вивиан тут же резко спросила, почему он решил разбить ее жизнь. Он не мог ранить ее и сказать, как неприятно был удивлен Виктор, когда девушка неожиданно явилась к нему. Вместо этого он заговорил о том, что произойдет, если им разрешат пожениться и уехать в Америку. Жизнь там полна опасностей, и в ней нет места героизму. Она ответила, что ей не страшны никакие страдания ради такого благородного дела.

Что ж, продолжал Жюль, она станет женой солдата, сражающегося в плохо обеспеченной армии, которая преследуется и находится в постоянном походе. Жить придется однообразно, без всяких удобств, и ей вряд ли удастся видеться с мужем. Для него она станет обузой и предметом тревог. Она будет еще одной иностранкой, лишним ртом, который надо кормить. Если она предпочтет остаться в каком-нибудь городке и ждать там до конца войны, то постоянно будет находиться в страхе за его жизнь, окруженная чужими людьми. Если ее так заботит благородное дело, то в Париже она может принести этому гораздо больше пользы, используя свое красноречие и энергию, чтобы привлечь к нему новых сторонников, помогая Дину набирать новых солдат, собирая средства. В этих делах она уже проявила свой талант, и это может принести пользу.

Вивиан спокойно слушала опекуна, но он не был уверен, что убедил ее. В конце он сказал:

— Перед вами стоит более трудный выбор, чем перед Лафайетом, Луни и другими молодыми людьми: когда они хотят сражаться, им остается лишь взять в руки меч. Возможно, вы не меньше их страстно желаете уехать в Америку, и я верю, что вы не менее храбры. Но вы женщина и не можете сражаться так, как они. Мадемуазель, вы должны сражаться по-своему. Просто следовать за ними бессмысленно. Вы меня понимаете?