– Ну, что ж. Пора вникать.
Он и сам понимал, что дальше так нельзя. Прошлое никогда не отпустит его, если он будет продолжать подпитывать тех, кто в этом прошлом делал его жизнь невыносимой. И теперь пытается проделывать то же самое, пытаясь его вернуть в то болото, из которого он бежал, когда понял, что больше не в состоянии терпеть.
– К черту все!
Егор доел рыбу и включил чайник. Зайдя в спальню, разделся, взял халат и пошел в ванную. Теплый душ смыл напряжение, и когда он вышел, чай с конфетами показался ему отличной идеей, как и кровать с ночником на тумбочке. Можно почитать перед сном. Ты – это маска, которую ты выбираешь. Пожалуй, Воннегут прав. Мы надеваем некую маску, но оказывается, что она нам ближе, чем собственное лицо. Маска – это то, что мы хотим с собой сделать. То, какими мы сами хотим себя видеть. Хотя каждый знает, что под ней неуверенность, страхи, страдания и бог знает что еще. Лучше не смотреть.
Сотовый снова зазвонил. Это не звонок из прошлого, разве что звонят с неизвестного номера.
Номер и правда неизвестен.
– Егор.
Голос из прошлого все-таки его достал. Егор закрыл глаза и уткнулся в подушку. Его нет, и голоса в трубке тоже нет. И нет душной темноты, из которой нет выхода.
Черт, надо менять номер. Он и поменял все номера, кроме этого, который с ним уже тринадцать лет. Просто не смог расстаться – это был самый первый его сотовый номер, и на него звонят Лунатик и Стая.
– Мама, я лег спать.
– Я звонила днем. – Голос холодный и резкий. Как всегда. – Почему ты не взял трубку?
– Занят был.
– Не лги мне, Егор.
– Да, мама. Я не хотел. И не хочу. Хватит мне названивать. Чего ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы ты вернулся и взял на себя ответственность за свою семью. У тебя жена и скоро появится ребенок. Ты не имел права их бросать.
– Мама, у меня нет семьи. Ты прекрасно знаешь, что это не мой ребенок, экспертиза доказала, и я в толк не возьму, с чего бы мне содержать его. Я развелся и оставил бывшей жене все имущество, и больше для нее ничего не могу сделать. Вы с отцом выбрали бывшую невестку и чужого ребенка? Это ваш выбор. Я никого из вас больше не хочу ни видеть, ни слышать. Считайте, что я умер.
– Егор…
– Все, мама. Хватит меня пилить. Мы все сделали свой выбор. Полина переспала невесть с кем и забеременела, при этом утверждая, что от меня. Вы с отцом непонятно с чего встали на ее сторону. Тоже, кстати, сомнительная забава – но это ваш выбор, я его уважаю. И теперь уж будьте так добры, уважайте мой выбор тоже. А он таков: я больше никого из вас не желаю знать. Хотите растить невесть от кого прижитого ребенка, рожденного совсем чужой вам женщиной? Ваше право. Я в этом участвовать не намерен, и суд, как вам хорошо известно, тоже был со мной согласен в этом вопросе.
– В таком случае мы с отцом подадим на алименты – как твои родители, и ты обязан будешь…
– Подавайте. – Егор устало откинулся на подушки. – Мама, вы можете подавать на алименты, танцевать танго, разводить тунца в ванной – это ваше право. Но больше никогда мне не звоните. Не приезжайте. Не попадайтесь мне на глаза.
– Егор, как ты можешь!
– Все. Забудь меня, как неудачный проект. Трубку я взял в последний раз, завтра этого номера не будет.
Он никогда не позволял себе так с ней разговаривать. Он вообще никогда не спорил с ней, потому что это было не принято у них в доме – спорить с матерью. Ее решения всегда были окончательными, а вердикты незыблемыми и подлежащими обязательному выполнению виновной стороной, а он как раз и был всегда этой самой виновной стороной. Априори виновен, в любом случае.
Никто этого не знал – ни коллеги, ни друзья. Может, Серега догадывался. Но этот холодный голос всегда диктовал ему то одно, то другое, он ненавидел себя за то, что не может ему противостоять – и покорно выполнял приказы. Он и сам не знал почему, но когда он все-таки нашел в себе силы не согласиться и не выполнить приказ, ему пришлось уехать. Живи он там, где она могла прийти к нему домой или на работу, он знал – надолго бы его протеста не хватило.
Но теперь хватит. Даже если они все заявятся сюда – можно просто не открыть дверь. Как можно выбросить сим-карту с номером.
– Нет. Прятаться я больше не стану. – Егор снова пошел на кухню и налил себе воды. – Черт, она знает, что я не буду теперь спать всю ночь. Беда в том, что она слишком хорошо меня знает. Но со снотворным надо завязывать, так можно и не проснуться когда-нибудь.
Он выпил воду, поставил стакан на место и вернулся в спальню. Пожалуй, все к лучшему. Ведь если бы Полина так откровенно не лгала ему, он ни за что не решился бы на генетическую экспертизу. А мать просто не успела среагировать и помешать этому. С выводами экспертизы на руках развели их с одного заседания. Егор оставил Полине все имущество, уволился с работы и принял предложение Сереги Маслова, одного из партнеров большого торгового бизнеса. И возглавил фирму, объединяющую в себе производство, торговый отдел и филиалы – раззудись плечо, размахнись рука, – было тут где размахнуться. И он вник в специфику работы, во все, кроме собственно коллектива. Это ошибка. Но хотя бы не непоправимая.
Если бы он не развелся, то сейчас покорно ждал бы рождения абсолютно чужого ребенка от совершенно чужой ему женщины. А теперь его мать считает, что он опозорил их этим скандалом. Как будто абсолютно чужая Полина ей ближе родного сына.
Он вдруг вспомнил тетю Валю, Серегину мать – как она кормила их пирожками, а Серега клянчил у нее на мороженое, и она выдавала им обоим деньги и приказывала не шляться по улицам, иначе не миновать им порки. Она и его, Егора, постоянно грозилась выпороть, хотя никогда в жизни пальцем никого не тронула и сердиться долго не умела. И было в их доме счастье и тепло, и тетя Валя, уютная и улыбчивая, с обожанием глядящая на своего сына – как же он тогда завидовал Сереге, он иногда представлял, что тетя Валя и его мать тоже. Но он знал, что это не так. Ложь, таящаяся в его мечтах, еще сильнее подчеркивала холод, царящий в его жизни. Он убегал от этого холода, закапывался в работу, неистово совершенствуясь в профессии, но через какое-то время холодный голос в трубке приказывал ему, и он повиновался.
– Все, больше этого не будет.
Мать умела находить кнопки, нажимая на которые, она с легкостью добивалась от него того, чего ей хотелось. Она словно удавку затягивала на его горле: потянет – отпустит, чтобы дать ему сделать вдох, а то и понадеяться, что дальше все будет хорошо, и снова затянуть, как раз в тот момент, когда он решил, что соскочил с крючка. И после двух месяцев в Александровске Егор знал, что она позвонит, потому что удавка ослабела настолько, что он решил – все, жизнь как-то можно наладить.
– И ведь знаю ее, хорошо знаю. – Егор снова поднялся и пошел в гостиную. – Черт, что я здесь забыл?
Совсем измучившись, он открыл компьютер. Форум засветился знакомой заставкой, Большой Брат в главном разделе доказывал остальным, что они не правы и метафизика – просто измышления для незрелых умов, а остальные соглашались и не соглашались, Стая тоже была здесь – и Егор совсем уж собрался ввязаться в спор, но потом подумал: а смысл? Все эти вопросы волновали граждан и двести, и две тысячи лет назад, и ничего нового они не изобретут, разве что переругаются, дело просто в подходе. Когда-то отрицание существования Бога вело на костер, потом утверждение существования Его же вело примерно к тем же результатам, и люди самозабвенно дрались вокруг этой темы, а сейчас драки просто переползли в вирт, там как-то проще, но суть дела не меняется. Люди живут и умирают, а вопрос остается открытым.
Закрыв компьютер, Егор решил немного прогуляться. Еще не так поздно, одиннадцатый час, можно походить, успокоиться, посидеть в кафе, выпить какао с тортом. Снотворного больше не будет, хватит. Даже бутылочку выбрасывать не станет, пусть стоит в шкафчике, где стояла, он просто не будет больше его принимать, и все.
