Гараж оказался большой, на три машины. В углу стоял мотоцикл, рядом на полке несколько шлемов. Шатохина въехала внутрь, они с Федором закрыли ворота, и тот задвинул засов изнутри. Видно было, что это привычные действия, автоматические, и Егор снова про себя удивился – неужели возможно построить такие отношения? Без постели, даже без намека на флирт? Когда люди доверяют друг другу всецело.

В другой стене гаража оказалась небольшая дверь, ведущая во двор. Они прошли вдоль стены большого каменного дома и поднялись на крыльцо, где горел фонарь. Шатохина вытащила из сумки связку ключей, щелкнули замки.

– И где же моя прелесть?

Голос ее вдруг стал шелковистым, нежно-тягучим и мягким. Она шагнула в переднюю – скорее, в небольшую комнату, из которой лестница вела на второй этаж. Сбросив на пол шубку, сняв сапожки, хозяйка прошла дальше, зажигая свет.

– Ну, и где же, где мое золотце?

Шуршание лап стало ей ответом.

Егор замер. По лестнице спускался небольшой леопард. Или ягуар. Или гепард. Или… ну, нет, это не пантера, не тигр, не…

– Это Патрик. – Шатохина села на ступеньку, и ягуар немедленно поставил лапы ей на плечи и потерся мордой о ее щеку. – Он марги.

– Марги? Так это не…

– Нет, это не маленький леопард, это очень крупный марги. Или длиннохвостая американская кошка. – Шатохина обняла кота и прижала к себе. – Он не злой совсем, не бойтесь, не тронет. Просто он крупноват для марги, но это бывает. Возможно, одна из его бабушек согрешила с оцелотом, такие пары иногда могут давать потомство, и, возможно, именно потому Патрик немного великоват для своей породы, но характер у него очень мирный.

Федор уже разулся и, подобрав шубку хозяйки дома, куда-то ее унес.

– Егор Алексеевич, пальто можно повесить в шкаф.

Дом казался очень большим – деревянные панели, пол из какого-то теплого камня, встроенный шкаф – не ДСП, а настоящий дуб. Откуда у нее может быть такой дом?

– Идем, руки помоем. – Федор уже вернулся, куда-то пристроив свою куртку и шубку Инны. – Они сейчас будут тискаться, а я жрать хочу зверски.

Шатохина и Патрик действительно тискались. Яркий окрас зверя был настолько необычен, а мордочка такая хищная, что Егор ни за что на свете не решился бы погладить это красивое создание. А Шатохина прижимала его к себе, вознося ему хвалы, и кот довольно урчал и терся усатой мордой об ее руки.

– К сожалению, попал он ко мне уже стерилизованным. – Шатохина вздохнула и снова прижала кота к себе. – Какая-то скотина поиздевалась над ним и выбросила.

– Как это?

– Очень просто. – Шатохина нахмурилась. – Сейчас многие заводят себе экзотических зверей. Ну, вот и Патрика, видимо, кто-то привез сюда, думал, что он во дворе будет жить. А марги не выносят холода, и поскольку они достаточно крупные и со специфическими привычками, в доме держать его станет не всякий.

– Специфические привычки?!

– Посмотрите вверх.

Егор поднял взгляд. Вдоль верхнего края стен были проложены толстые деревянные перекладины, создающие отдельное пространство под потолком. Сразу стало понятно, что хозяйка дома интересы своего питомца явно ставит превыше красоты интерьера и целостности дорогих стенных панелей.

– Вот это – по всему дому, включая чердак. Плевать на эстетику, Патрик никого не просил вырывать его из естественной среды и привозить в наши широты, где он не может жить на воле большую часть года. Он умирает на холоде, понимаете? Но вместе с тем марги – ночной охотник, причем охотится практически всегда на вершинах деревьев. Ему нужно лазать, обязательно, иначе он погибнет. Он может висеть вниз головой, держась за ветку задними лапами – единственный из кошачьих, кто это умеет, лапы у него так устроены, что висеть можно даже часами, ожидая добычу. Я подобрала его в прошлом году в начале октября, на парковке около «Восторга» – видимо, его привезли и выбросили. Ему месяца четыре было, и он умирал. Я отвезла его в ветклинику, там мы боролись за него почти месяц, но он все-таки выкарабкался. Кошки гораздо хуже поддаются лечению, чем остальные животные, но Патрик – настоящий боец. Кто-то искалечил его, это я уже исправить не могу, но я могу его любить и заботиться о нем, и я его люблю.

Кот, словно понимая, что речь о нем, ткнулся головой в ладонь хозяйки.

– Красавец. Никогда не видел подобного.

– Да, марги – прекраснейшие из кошек. Просто они живут в тропиках, и здесь ему не место. Но выпустить его на волю, поехав в тропики, я не могу – стерилизованный и прирученный, он там не выживет. А потому я, как могу, делаю его жизнь если не счастливой, то хотя бы сносной. Я очень надеюсь на то, что ему не совсем плохо у меня.

– И он целый день дома один?

– Он не слишком зависим от компании, так же, как и большинство кошек. Он ночной житель, охотник, и днем в основном спит – ему не надо охотиться, он всегда сыт, а потому может позволить себе спать столько, сколько требуется, чтобы быть здоровым. Кошкам надо потреблять много белковой пищи, чтобы спать. Ну а почти все вечера и ночи мы проводим вместе. Начиная с апреля все лето и весь сентябрь – я его гулять вывожу, он даже охотится. Все, хватит болтовни, ступайте в столовую, я скоро приду.

Шатохина встала и пошла вверх по лестнице, кот тенью метнулся за ней.

– Купер, ты ок?

– Да, вполне. Тут случилось кое-что, я пропаду на некоторое время. Скажи нашим, что жив-здоров.

– Скажу. Стая говорит, если помощь нужна – сразу зови.

– Спасибо, Сань. Скажи, что я скучаю.

– Мы тоже скучаем по тебе, Купер. Возвращайся.

– Федь, это сделал кто-то из своих.

Егор молча пьет чай и слушает затянувшийся спор. Кот сидит под потолком – скорее даже возлежит на толстом бревне, словно выросшем из стены. Как и говорила Шатохина, лазать Патрик очень любит. Сейчас он щурится и прислушивается к разговорам, и Егору кажется, что кот понимает каждое слово.

– Я это понимаю, но ума не приложу, кому она мешала. – Федор встает и подходит к окну. – Она работала в отделе логистики, занималась маршрутами на своем направлении. То есть с деньгами связана не была, всеми финансами заведует Шаповалова.

– Кстати, та еще сука. – Инна посмотрела на кота и послала ему воздушный поцелуй. – Шаповалова все финансовые операции с перевозчиками замкнула на себе. То, что она там что-то мутит – к гадалке не ходи, если нанять толкового аналитика, он в два счета все выяснит. Но вряд ли убийство – дело рук Шаповаловой, тут что-то личное. Такое убийство – это не моментальный порыв, тут другое. Кто-то готовился, продумывал план, кто-то, кого эта девушка знала, и он не вызывал у нее подозрений. С кем она спокойно пошла на крышу, как ходила, возможно, не раз.

– Не раз? – Егор вспомнил вчерашний подслушанный разговор. – Не раз…

– Егор Алексеевич, вы что-то вспомнили?

– Я не знаю, Инна. Может, это совсем не важно.

– Но вы все равно скажите нам.

У Шатохиной зазвонил сотовый в кармане. Егор перевел дух – он совсем не хотел рассказывать о том, что случайно подслушал разговор двух девиц на крыше.

– Приезжай. – Инна отложила телефон. – Федь, там голубцы остались? Дэн приедет злой и голодный. Так что вы там видели, Егор Алексеевич?

– Я вчера вышел на крышу подышать. Я не видел девушек, они были с другой стороны воздуховода. И вот одна, Соня, говорила этой… Маше… чтобы та меня охмурила. Перечислила всех, кто может попытаться сделать то же самое, и сказала… сказала, что ни у кого больше нет шансов. Потом они ушли. То есть если она дружила с этой Соней, то, возможно, именно с ней она и была?..

– Это один из вариантов. – Федор достал из холодильника кастрюлю. – Пять штук осталось, поставлю на подогрев. Завтра навертишь новых, Ин.

– Побойся бога, Федор. Завтра Восьмое марта, так что вы с Дэном попали, готовить вам придется. – Шатохина посмотрела на кота. – Да, смерть придает нашей жизни значение. Кто знал Машу Данилову до этого? А теперь ее портрет поставят в холле, завалят умирающими цветами и трижды никому не нужными плюшевыми игрушками, свечки кто-то притащит, сто пудов. Она своей смертью добилась того, чего никогда не могла добиться при жизни – внимания и сочувствия. Сожаления даже. Ведь когда Шаповалова пинала ее, или что-то не удавалось в личной жизни, эта Маша небось думала: вот возьму и умру, и тогда все они пожалеют. Будут стоять и плакать у гроба, например. И угрызаться, что не ценили. Ведь думала же она такое, каждый из нас хоть раз в жизни примерял на себя это дерьмо с гробом и венками. Как будто можно умереть временно – полежать маленько в гробике, а потом встать и жить дальше, и все будут тебя на руках носить. Я думаю, вся ее никчемная жизнь не стоила того, что дала ей смерть.