…Несчастный король ночей не спал, так хотелось ему наследника. Но вот однажды, все-таки уснув, увидел он цветок лотоса. В чаше цветка сидела богиня, держала на руках младенца. Наутро узнал он, что его королева понесла.

Родился сын. На радостях король повелел выстроить на озере пагоду в виде гигантского лотоса. Она возвышается над водой на одном-единственном столбе.

Тут сопровождающего, что рассказывал о всех чудесах высоким слогом, прервали. Кто-то из наших самым прозаическим тоном спросил:

— Неужели дерево сохранилось с тех пор?

— Сохранилось, — ответил сопровождающий. — Перед своим уходом из Вьетнама французы взорвали пагоду. Мы восстановили ее.

В другой пагоде обратили наше внимание на бронзовую четырехметровую статую божества. Отлита вьетнамскими мастерами в одиннадцатом веке.

О древней высокой культуре вьетнамского народа свидетельствуют и искусно сделанные громадные медные барабаны. В мирные дни оповещали они о празднествах, звали к радостям жизни. Эти радости жизни древние мастера выразили в откровенных сценах любви — маленькие фигурки симметрично расположены по ободу барабана.

В лихую годину гром барабанов разносился по стране, призывая к оружию.

Любовь и тревога! По значению барабаны сродни нашим колоколам.

Стою на тротуаре возле маленькой открытой лавочки. В руках жесткий шлем. У него печально известное наименование — колониальный. Легкий и удобный, предохраняет от тропического солнца. Мне, жителю средней полосы, он ни к чему, но надо же на что-то истратить донги, выданные на карманные расходы. До этого присматривался к модели парусного судна (пиратского), выточенного из кости. Если сложиться с кем, купить, а потом разыграть в орла и решку, — можно, только и тому и другому в случае проигрыша будет обидно.

Вспомнилась наша чилийская журналистка: из Пакистана она увезла золотые туфельки, в Бирме купила гонг на подставках из слоновой кости. Один из наших деятелей, перепутав рупии с рублями, хотел купить объемистую фляжку шотландского виски. Мы вовремя заметили это и оберегли его от конфуза. Зачем уж рубли, имеющие широкое хождение в стране, предлагать непонятливым иностранцам!

…Много продается поделок из дюралевых обломков сбитых американских самолетов. Но такой набор у меня уже составился из подарков новых, приобретенных друзей.

Шлем надо обязательно привезти, отдам сыну, который, несмотря на двадцатый век, бредит индейцами. Вот только размер… Кого бы остановить, увидеть подходящую по размеру голову.

По тротуару густо идут люди, спешат по своим делам. Придерживаю за локоть поравнявшегося со мной юношу и, недолго думая, нахлобучиваю ему на голову понравившуюся шапку.

— Мала?

— Мала, — растерянно подтверждает он.

Ошарашенно смотрим друг на друга: он поражен моим поступком, я его ответом. Юноша — в белой, с закатанными рукавами рубашке, расстегнутый ворот открывает мускулистую шею, лицо живое. Он первый приходит в себя, выясняет, для чего понадобилась примерка.

— Зачем здесь берешь? — с упреком говорит он, окидывая невнимательным взглядом лавочку и ее хозяина. — Иди в государственный, там дешевле.

После оглядывает меня, что-то соображает и спрашивает:

— Домой собираешься?

— Домой. Сегодня последний день.

— Где живешь?

Я назвал.

— С Волги? — обрадовался он. — Куйбышев знаешь?

— Учился, что ли, в Куйбышеве?

Здесь, на ханойской улице, мы чувствуем себя встретившимися случайно земляками.

— Тебя проводить до государственного магазина?

— Не надо. Спасибо! Я поброжу по улицам.

— Нравится Ханой?

— Да.

В Ханое много зелени, много озер. Красивые дома, оставшиеся после французских колонизаторов. Город красив, особенно вечером, когда зажигаются огни. Лавочки закрыты, улицы прибраны и политы водой. На тротуары ханойцы выставляют низкие уютные столики с горящими на них керосиновыми лампочками-пузырьками. Люди пьют чай, отдыхают от забот дневных…

Он удовлетворенно кивает и говорит, как в утешение:

— Приятно… Но на Волге тоже красивые города.

Вот уже и время к ночи, и нарядные девушки пропели гостеприимную песню: дорогие гости, если вам у нас нравится, оставайтесь с нами! Поют ее всегда на прощание. Но и хозяева, и гости все еще никак не могут расстаться.

Вечер устроили работники Вьетнамского комитета защиты мира. Мы делились впечатлениями о поездке. Естественно, мы много не увидели, не смогли попасть в те места, куда хотели попасть, но у нас осталось общее впечатление о стране и ее людях, самоотверженных, трудолюбивых, которые в невероятно сложных условиях строят лучшую жизнь.

Мы все из разных городов, и рассказывали, как у нас проходят митинги солидарности с вьетнамским народом, какой и за счет чего идет сбор средств в фонд помощи. Представительница Армении Эмма Конанова сказала:

— Солидарность для нас — слово святое, думаем, таким же святым стало оно для вьетнамского народа.

— Еще в тюрьмах, при французском владычестве, мы поднимали флаги с серпом и молотом, — в ответ на это заметил товарищ Фам Хонг.

…Автобус идет вечерними ханойскими улицами, притихшими и настороженными. Освещение экономное, больше на перекрестках. Возле столовых и некоторых магазинов стоят на подставках черные доски, похожие на школьные. На них от прошедшего дня остались записи мелом: это чем торговали, что предлагалось в столовых. Проехали мимо большого книжного магазина с широкой витриной, здесь мы запасались картой Вьетнама, открытками и дивились обилию книг на русском языке.

Свернули в переулок и вдруг увидели необычно ярко освещенный двор. Висят лампы с металлическими абажурами. Сквозь прутья железных арочных ворот, прямо под открытым небом, видны работающие станки, люди, склонившиеся над ними. Хоть и непривычно для глаза, но не очень удивило: то же самое видели на территории разрушенного бомбами паровозного депо.

Вид этой мастерской лишь заставил подумать о другом: уличная тишина кажущаяся, город-труженик продолжает работать и ночью.