Пауза.

Что ж, пусть так и будет! Но от ныне мы с Тобой враги! Ты и я! Я не приму от Тебя этого – слышишь?.. Говорят, с богом шутить невозможно. Но я скажу иначе. Шутить нельзя с человеком!.. Со мной непозволительно шутить!.. Говорят, божий дух поселяется где захочет. Я против этого. Я говорю Нет! Он должен обитать там, где пребывает добродетель! Или вовсе не возникать! (Кричит.) Dio Inguisto![56] Отныне Ты Враг мой! Я назову Тебя – Nemico Eterno![57] Враг мой навеки! И клянусь, что до последнего дыхания, всеми силами своей души я буду вести с Тобой борьбу! (Он злобно смотрит вверх, где находится бог. К зрителям.) Для чего вообще-то на земле живет человек, если не затем, чтобы проучить своего Создателя? Клянусь, я разделаюсь с тобой!

Пауза. И вдруг он опять говорит голосом старика.

А теперь…

Снимает напудренный парик, подходит к фортепьяно и берет с его крышки старый халат и шаль, которые снял, когда перенес нас в восемнадцатый век. Эту одежду он надевает поверх своего придворного платья. Мы опять в 1823 году.

…прежде чем я расскажу вам, что было дальше, как мне ответил господь и отозвалась на мое предложение Констанция, и о чудовищных событиях, которые затем последовали, разрешите мне прерваться. Мочевой пузырь, этот человеческий придаток, еще не мучает вас, теней грядущего, как меня. Я же, хоть едва живой, являюсь постоянной его жертвой. Остался ровно час до рассвета, чтобы расквитаться и с ним и с собой. Когда я вернусь, я расскажу вам о войне, которую повел против бога в схватке с его любимцем, с избранным им Существом – Моцартом, по имени Амадей. В борьбе же этой, само собой разумеется, божьего избранника пришлось уничтожить.

Он кланяется публике со злобной хитростью во взоре, хватает со стола пирожное, жадно его жует и удаляется. Партитуры лежат, разбросанные по полу.

В зале зажигается свет.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Салон Сальери.

Свет в зале гаснет, когда появляется САЛЬЕРИ.

Сальери. Вы слышите их? Дворовые кошки душу отводят. Орут что-то - ну, прямо из Россини. Кошки, видно, пришли в не меньший упадок, чем композиторы. Вот, Доменико Скарлатти имел кота -–всем котам на удивление! Говорят, он бродил по клавишам и мог подобрать приемлимую тему для фуги. Но это был испанский кот эпохи Просвещения! Он с уважением относился к контрапункту. Сегодня же кошки отдают предпочтенье колоратурам. Как. Впрочем, и нынешняя публика.

Идет на авансцену и обращается к зрителям.

Вот и настал последний час моей жизни. Я хочу, чтобы вы поняли меня. Я не ищу снисхождения. Не в этом дело. Я бы хорошим человеком. Никак не хуже других. А что пользы? Добродетель не могла сотворить из меня великого композитора… Ну, а Моцарт? Где его добродетели? Пламя искусства не горит ради них.

Пауза.

В ту страшную ночь, когда я увидел партитуры Моцарта, жизнь моя обрела зловещий смысл и исполнилась нескончаемым волнением. Я решился помешать богу проявить себя в одном из прекраснейших его творений. У меня было для этого средство. Дабы явить себя на земле, богу нужен был Моцарт. А в повседневной жизни сочинитель нуждался во мне, чтоб из моих рук получать жизненные блага. Борьбу предстояло вести не на жизнь, а на смерть. И Моцарт стал нашим полем боя.

Пауза.

Я сразу понял – коварнее бога врага не сыщешь! Но в этой борьбе – обратите внимание – я в то же время имел редкое удовольствие препятствовать своему самому ненавистному сопернику. Интересно, кто из вас устоял бы перед таким искушением?

Он злобно взирает на публику, снимает халат и шаль.

Я сразу почуял опасность, когда бросил вызов всевышнему. Как-то он ответит мне? Не испепелит ли на месте за дерзость? Не смейтесь надо мной. Я не был искушенным завсегдатаем богатых салонов. Я был лишь провинциалом-католиком, и душа моя трепетала от страха.

Он вновь надевает напудренный парик и мгновенно становиться молодым.

Мы возвращаемся в восемнадцатый век.

И первое, что случилось час спустя… Вернулась Констанция, хотя было уже десять часов вечера!

Слышен звонок у входной двери. Входит КОНСТАНЦИЯ, за которой нерешительно следует ЛАКЕЙ.

(С удивлением.) Signora! Констанция (сковано). Мой муж на вечере у барона Ван Свитена. Там дают концерт Себастьяна Баха. Он полагает – мне это неинтересно. Сальери. Вот как! (Резко лакею, который задержался в комнате.) Я позвоню, если что-нибудь потребуется. Благодарю. Констанция (безразлично). Так куда же мы пойдем? Сальери. Что? Констанция. Где же мы это совершим? Может быть, здесь?.. А почему бы и не здесь?

Не снимая шляпки, она сидит на одном из золоченных стульев, намеренно ослабляет шнуровку так, что становиться видна ее грудь, поднимает шелковую юбку выше колен и смотрит выжидающе.

(Говорит тихо.) Ну, так… давайте же приступим.

САЛЬЕРИ отвечает ей взглядом, но через секунду отводит глаза и смотрит в сторону.

Сальери (сухо.) Вот ваши партитуры. Пожалуйста, возьмите их и уходите. Сейчас же. Сию же минуту.

Пауза.

Констанция. Вот дерьмо. (Она вскакивает и хватает папку.) Сальери. Via! Вон! Убирайтесь и не приходите вновь! Констанция. Ну и поганое дерьмо!

Она вдруг бежит к нему, стараясь в своей ярости ударить его по лицу. Он хватает ее за руки, сильно трясет и швыряет на пол.

Сальери. Via!

Она застывает, не спуская с него ненавидящего взгляда.

(Кричит зрителям.) Видите, как это было! Я хотел ее. Хотел сильно. Хотел близости с ней. Да именно тогда больше, чем когда-либо раньше! Но теперь это было бы уже мелко! Ведь я боролся не с Моцартом. Но через него! Через него я вел борьбу с господом богом, так сильно его возлюбившим. (Презрительно.) Амадей!.. Амадей!.. Любимец бога!

КОНСТАНЦИЯ поднимается и бежит вон из комнаты.

Пауза. Он успокаивается, идет к столу, берет конфету, кладет в рот.

На следующий день, когда Катарина Кавальери пришла на урок пения, я произнес все те же застенчивые слова о «монете нежности» и дал ей то же имя La Generosa. К сожалению, в любви, как и в искусстве, моя фантазия не отличалась изобретательностью. К счастью, Катарина нашла ее достаточной. Она сьела не меньше двадцати «сосков Венеры», расцеловала мне губами, пахнущими коньяком, и легко скользнула ко мне в постель.

КАТАРИНА входит небрежно, полуодетая, точно из спальни. Он обнимает ее и с хитрецой помогает ей поправить пеньюар.

Она оставалась мой любовницей много лет за спиной моей досточтимой супруги, и вскоре в пылу страсти я совершенно позабыл о том, что хрупкое тело ненавистного мне сочинителя когда-то опередило меня.

Девушка уходит, улыбаясь ему.

Вот так-то получилось с моим обетом целомудрия.

Небольшая пауза.

В тот же вечер я отправился во дворец и отказался участвовать во всех благотворительных комитетах, где я раньше состоял. Так я нарушил и вторую свою клятву о помощи ближним.

Меняется освещение сцены.

Затем я посетил императора и порекомендовал ему человека самых средних способностей в качестве учителя для принцессы Елизаветы.