Сириин, все это время соляным столбом стоявшая в углу, изо всех сил пыталась убедить себя, что виденное ею отвратительно и противоестественно… Но почему-то девушка не верила самой себе и ощущала какой-то нарастающий жар внизу живота, по ее ногам что-то потекло и рабыня чуть не заплакала от отвращения к своему телу. А когда она услышала первый крик страсти, изданный ее ближайшей подругой, вовсю ерзающей задом по лицу рыжей госпожи, то вздрогнула. Она смотрела на то, как у Милаит из-под крепко сжатых век капают слезы, слышала, как та стонет и сквозь эти стоны прорывается: «Еще… Еще… Еще…» Ноги сами почему-то понесли Сириин к широко расставленным ногам рыжей стервы. Рабыня медленно опустилась на колени и во все глаза уставилась на поросшую густым рыжим волосом большую половую щель своей госпожи, всю залитую какой-то густой, вязкой, белесой жидкостью. Настолько большой девушки не доводилось видеть еще ни у кого, половые губы торчали в стороны, треугольный клитор выдавался вперед чуть ли не на полпальца. Ей хотелось смотреть и смотреть на все это, страшно тянуло дотронуться, но Сириин продолжала говорить себе, что ее желание отвратительно, что все это мерзко. Вот только уверенности в этих словах не было ни на грош… А тут еще эта белесая жидкость со странно возбуждающим запахом почему-то волновала ее все сильнее и сильнее, рабыня, не переставая, думала о ней. Ей представлялось, как она дотрагивается до этой вот большой капли возле клитора, и по телу девушки от этих мыслей пробежал мороз. Она начала дрожать, не понимая, что это с ней происходит, вопрошая себя, а не заболела ли она? Вдруг Нарин, ощутив, что кто сел между ее ног, протянула руку, нашла руку Сириин и положила ее на свою перевозбужденную половую щель. Рабыня потрясенно вскрикнула и с изумлением посмотрела на собственную руку, она ощутила под ладонью что-то мокрое и очень горячее. С ужасом отдернув ее, Сириин поднесла руку к лицу и во все глаза уставилась на нее. Странный запах стал попросту нестерпим, от него девушку всю колотило, он бил в ноздри с такой силой, что она чуть не плакала, изо всех сил удерживая себя от того, чтобы не слизать пахучую жидкость. В низу живота у рабыни запылал костер, она ощущала, что из нее самой что-то течет, но не могла сдвинуться с места. Такого ей не доводилось испытывать еще никогда в течение ее короткой жизни. Дрожь проходила по телу Сириин волнами, она все же не выдержала и коротко лизнула мокрую руку. Какой-то солоновато-горьковатый, непонятный, совершенно невозможный вкус… Но почему же ей так хочется ощущать этот вкус еще и еще? Воспитанная в рабском доме девушка этого не знала, да и не хотела анализировать, она просто облизала руку, чувствуя себя восхитительно измаранной… Сириин и сама не понимала, как измаранность может быть восхитительной, но ощущала себя именно так. И еще ей страшно хотелось ощущать и ощущать этот вкус. Оглянувшись, девушка увидела, что Орихат уже успела усесться на лицо Ларны, и желание оказаться на месте своей госпожи стало совершенно нестерпимым. «Но вот же, вот, прямо перед тобой… – сказал внутри нее непонятно чей голос, то ли ее, то ли еще чей-то. – Ну давай, не трусь, вперед Сириин… И госпожа после этого станет тебе доверять…» Но, несмотря на этот голос и на нестерпимое желание, рабыне все же было очень и очень страшно. Она попыталась наклониться поближе к половой щели рыжей стервы, как Сириин, про себя, конечно, продолжала называть свою госпожу, но не смогла, спина как будто одеревенела. Когда же девушке все же удалось пересилить свою нерешительность, произошло неожиданное – руки Нарин вдруг поднялись, легли на ее затылок и вдавили ее носом прямо в то место, к которому она все еще боялась дотронуться… Сириин, отчаянно взвизгнув, вырвалась и отпрыгнула в сторону. Рыжая, удивленная этим криком, выбралась из-под кончившей, наверное, впервые в жизни, разомлевшей донельзя Милаит, и огляделась по сторонам. Увидев в уголке сжавшуюся и всхлипывающую Сириин, Нарин досадливо хлопнула себя рукой по колену.
– Извини, пожалуйста, – севшим голосом попросила она. – Я не хотела тебя обижать, я думала, что это Ларна или Орихат играют… Чего ты туда полезла-то?
– Мне-е-е хо-о-оче-е-тся-я-я… – сквозь всхлипыванья выдавила из себя рабыня. – Лизать хочется… Я с ума сошла, да?
– Глупенькая ты моя… – подошла к ней вставшая Ларна, и все засмеялись. – И хорошо, что хочется! Делай, раз хочется!
– Правда? – нерешительно посмотрела на нее Сириин. – И вы мне за это не отрежете?
– Понадобится для дела – отрежу! – жестко ответила она. – Но просто так, только за то, что и сама обожаю делать? Никогда!
Рабыня недоверчиво, исподлобья посмотрела на нее, припоминая в который раз все то, что видела. Ларна, внимательно наблюдавшая за ее реакцией, поняла, что та ей не верит. Значит, дурочка считает, что можно было поступить и по-другому? Зря. Она наклонилась над своей одеждой, взяла кинжал и протянула его рукоятью вперед. При виде блестящего лезвия Сириин просто побелела.
– Если ты считаешь, что сегодня я была не права, – еще жестче сказала Ларна, – и даже ради дела не имела права поступить так, как поступила, то бери кинжал и урезай меня. Ну, слышишь, что я тебе говорю?!
После ее слов в комнате воцарилась мертвая тишина, рабыни даже пооткрывали рты от дикого предложения. Все смотрели на Ларну, в глазах которой горел огонек безумия. Нарин вдруг побледнела, даже позеленела, сжала кулаки, на нетвердых ногах подошла к подруге и стала рядом. Зажмурилась и с трудом выдавила из себя:
– Или меня…
Сириин, почти не обратившая внимания на слова Ларны, вдруг вздрогнула – ей привиделось доброе, улыбающееся лицо Римада и вкус последней конфетки, которую парень тайком сунул ей буквально вчера. А затем она вспомнила то, что сотворила с беднягой эта рыжая стерва. Рука девушка сама собой, помимо ее желания, поднялась и взяла кинжал. Взгляд ее при этом был, очень пристальный и многообещающий взгляд, был устремлен только на Нарин, на Ларну рабыня не смотрела – суку Риин ей было совсем не жаль. Рыжая поняла все, зажмурилась и задрожала, но гордость взяла свое и она вздернула подбородок – раз сказано, то она от своих слов отказываться не намерена. Урежет? Пускай урезает! Ларна положила руку Нарин на плечо и слегка сжала, досадуя на себя за то, что поддалась минутному порыву. Но рыжая не прореагировала на нее, она была в шоке – никак не ожидала для себя урезания в этот вечер… Лишь через несколько минут она сдвинулась с места, нетвердыми шагами, двигаясь, как сомнамбула, подошла к расстеленному на полу одеялу и буквально рухнула на него, задрав и широко расставив ноги. Затем тоскливо посмотрела на Ларну и хрипло прокаркала:
– Не надо связывать и рот затыкать… Не заору… Ноги только подержите…
Сириин, все еще судорожно сжимающая в руках рукоять кинжала, медленными шагами приблизилась к лежащей Нарин и присела около ног той. Девушке было страшно, ее всю колотило, но желание отплатить рыжей стерве за учиненное над ни в чем не повинным парнем было слишком сильно, чтобы от него отказаться. Но одновременно с этим ей страшно хотелось не резать, а целовать и целовать Нарин туда, снова ощущать и ощущать так потрясший ее вкус. И лизать, лизать, лизать… Эти противоречивые желания почти сводили Сириин с ума, она не знала что ей делать, какому из них последовать. Но образ замученного Римада, ставшего рабом для удовольствий, все же пересилил и девушка судорожным движением приложила лезвие кинжала ко все еще расширенным половым губам рыжей, вздрогнувшей от прикосновения холодного металла к нежному телу и знавшей, что это прикосновение ей сулит. Но Сириин не резала, она тупо смотрела на кинжал в своих руках, уже представляя себе, как сейчас она дернет рукой и на нее польется чужая кровь, представила страшную рану на месте того, что ей так нравилось, ей уже послышались крики боли. «И я это сделаю? – спросила себя девушка. – Даже с такой сволочью, как эта рыжая? А кем я после этого стану? Кем?! Чем лучше палача я после этого буду?..» Она еще сильнее побледнела, отшвырнула кинжал в сторону и тихо, почти неслышно прошептала:
