Ранее Кристиан-Фредерик был генерал-губернатором Норвегии.
— В XIII веке Норвегией завладела Исландия, хотя и ненадолго, — продолжал король. — Потом началось датское господство. Теперь нам угрожает Швеция. Маршал Бернадот столь же ненасытен, как и его бывший хозяин.
— Карл-Юхан уверил моего государя, что норвежский народ мечтает воссоединиться со Швецией.
— И при этом, наверное, он утверждал, что тому есть всего одна помеха — это я? Бернадот говорил именно так?
— Да, ваше величество!
— Что ж, я согласен сложить с себя королевский титул. Но произойдёт это лишь тогда, когда этого потребует мой народ. Пусть созывают стортинг[128] — там я возвращу народу корону… Однако народ этого не требует, хотя вражеские войска уже топчут норвежскую землю.
Действительно, Карл-Юхан, не дожидаясь дипломатического разрешения проблемы, решил занимать норвежскую территорию своими войсками, благо Норвегия не имела большой армии и защитить себя не могла. Шведский наследный принц, разумеется, понимал, что данный ввод войск никоим образом не должен напоминать оккупацию и вызвать возмущение норвежцев… Так, некоторое напоминание — не больше! Однако оно не оказало желаемого результата: норвежцы не желали подчиняться силе своего соседа.
— Знакомы ли вы с нашей конституцией? — продолжал король.
— Да, я читал её очень внимательно, и мне кажется, что такой основной закон составил бы честь любому государству. Уже то, что ваше величество может «принимать и отменять указы касательно торговли, налогов, ремёсел, промышленности и полиции, лишь бы они не противоречили конституции и законам, принятым стортингом», — вызывает зависть к вашим подданным. Хотя, судя по заверениям нашего государя, и в России скоро многое переменится…
— Да, генерал, вы понимаете, чего желает наш народ! Так будет ли это справедливо, если, вопреки его чаяниям, Норвегия обратится в шведскую провинцию?
Разговор был долгим… Король Кристиан-Фредерик сказал Михаилу, что наименьшим злом в создавшейся ситуации может стать уния, при которой Норвегия, объединяясь со Швецией, сохранит свои законы и государственные учреждения. В противном случае норвежцы будут видеть в шведах захватчиков и угнетателей. Король не только высказал эту идею, но и попросил генерал-майора Орлова составить проект этой унии — разумеется, от имени великой России.
— Бернадот не сможет оставить без внимания прожект, представленный победителями Наполеона, — сказал Кристиан-Фредерик. — Ведь все предлагаемые нами документы он отвергает, не читая!
И снова — дороги, бумаги, переговоры… Но если раньше это были переговоры с поверженным врагом и Михаил, офицер Русской императорской армии, ощущал за своей спиной монолитные ряды могучего российского войска, которые, если разговор не будет получаться, неизбежно придут в движение, то теперь он был один и мог противопоставить своим оппонентам лишь собственные здравый смысл и логику суждений. Ведь он прекрасно понимал, что Александр I хотел от своего представителя несколько иных решений и действий — но очень надеялся, что впоследствии ему удастся склонить на свою сторону и русского царя, весьма либерально настроенного и много по этому поводу обещавшего.
Потому, лично встретившись со шведским наследным принцем, Орлов со всем пылом своего красноречия убеждал Карла-Юхана не восстанавливать против себя и против Швеции народ Норвегии, сохранить её конституцию и вновь возвратить в этот уголок Европы мир и спокойствие.
Однако далеко не всё получалось так гладко, как хотелось, и генералу приходилось сообщать в Петербург, российскому императору:
«Так как наследный принц шведский “возставал” против гарантий, то, следовательно, он желает дать норвежцам лишь призрачные права, без всякого ручательства, чтобы иметь возможность отобрать их по своему произволу»{210}.
Но если император был далеко, то союзные уполномоченные — рядом. В результате долгого общения своей железной логикой Михаил сумел склонить их на свою сторону. Когда в поддержку проекта унии, предложенного представителем России, выступили представители Англии и Пруссии, Бернадот не смог не считаться с мнением союзников, да и точку зрения подавляющего большинства норвежцев всё-таки приходилось учитывать. Шведские войска были выведены с норвежской территории.
«Конфликт закончился 14 августа 1814 года соглашением в Моссе: Кристиан-Фредерик окончательно отказался от норвежской короны, а Швеция обязалась послать комиссаров для выработки условий личной унии между обоими королевствами на основе конституции 17 мая. Это соглашение было принято норвежским стортингом, и 4 ноября 1814 года уния стала совершившимся фактом; Карл XIII, король Швеции, сделался королём Норвегии и в новом своём звании провозгласил ту же конституцию 17 мая, слегка видоизменив её.
Договор об унии устанавливал, что оба королевства, совершенно равноправные, будут связаны только чисто личной унией, причём у них будут общими только король и министерство иностранных дел… Каждая из обеих стран сохраняет в неприкосновенности свой политический строй, а именно: Швеция — конституцию 1809 года, Норвегия — конституцию 1814 года…»{211}
Нет, совершенно не о таком «присоединении» мечтал наследный принц Карл-Юхан! Понимал он и то, что шведы, сторонники возвращения Финляндии, испытывают крайнее разочарование в его политике, ибо не только не исполнилось их желание, но не получилось и обещанной «компенсации» в виде присоединения Норвегии… Думается, не был в восторге и русский царь, для которого подписание унии явилось неожиданностью. Всё-таки он обещал маршалу Бернадоту совсем иное решение проблемы и никак не думал, что Орлов нарушит его инструкции и выступит за сохранение в Норвегии демократического образа правления.
Очевидно, именно тогда и началось охлаждение государя к Михаилу Орлову, довольно-таки скоро проявившееся…
Зато король Дании Фредерик VI наградил Орлова рыцарским орденом Даннеброг 1-й степени. Ему были вручены украшенный бриллиантами крест гранд-командора и орденская лента, белая с красными полосами по краям. Это был знак признательности датчан и норвежцев — награда за честность, твёрдость, справедливость и политическое мужество молодого русского генерала.
Кстати, ни одной российской орденской ленты — то есть никакого ордена 1-й степени (или — Святого Владимира 2-й степени, к которому так же были положены «кавалерия», как именовалась лента, и орденская звезда) Орлов не получил. Кроме орденов Святого Георгия и Святого Владимира четвёртых степеней, он был награждён ещё орденом Святого Владимира 3-й степени, а также — орденами Святой Анны 4-й степени и украшенным алмазами орденом Святой Анны 2-й степени. Для генерала совсем немного и отнюдь не высоко — к примеру, Аннинскую «кавалерию» имели почти все генерал-майоры…
* * *
«Когда Михаил Орлов, посланный в Копенгаген с дипломатическим поручением, возвратился в Россию с орденом Даненброга[129], кто-то спросил его в Московском Английском клубе: “Что же, ты очень радуешься салфетке своей?” — “Да, — отвечал Орлов, — она мне может пригодиться, чтобы утереть нос первому, кто осмелится позабыться передо мною”»{212}, — записал князь Пётр Вяземский.
* * *
«Я возвратился из чужих краёв 1814 года, уверенный, что Туген-Бунд[130] было одно из деятельнейших средств, употреблённых для спасения Пруссии и Германии, и вознамерился сделать тайное общество, составленное из самых честных людей, для сопротивления лихоимству и другим беспорядкам, кои слишком часто обличаются во внутреннем управлении России. Я взошёл в переписку с графом Дмитриевым-Мамоновым по сему предмету и, установив несколько мыслей между нами, мы готовили общий план, который хотели предложить на утверждение Его Императорского Величества, надеясь, что Государь, так же, как Его Величество Король Прусский для Туген-Бунда, возьмёт нас под своё покровительство. Сия странная мысль, внушённая, однако же, чистым желанием добра, не долго нас занимала, ибо другие обстоятельства возникли»{213}.
