— Тебе очень плохо? — спрашивает он.

— Вроде уже полегчало.

— Можно, я о тебе немного позабочусь? — говорит Дидди. — Принести тебе чего-нибудь?

— Льда, а то я буду завтра выглядеть как черт знает что. И «дорожку».

Он организует все необходимое. Выпив виски, который он тоже принес, она начинает чувствовать себя вполне сносно — для такой ситуации. Боль отступила, виски согрел ее изнутри и помог расслабиться, а кокаин прояснил сознание.

Дидди расстегивает пуговицы на ее рубашке и осторожно раздевает. Намочив махровое полотенце теплой водой, смывает кровь с ее лица и волос.

Прижимая к глазу кухонное полотенце с завернутым в нем льдом, Инна произносит что-то в духе Рокки Бальбоа:

— I can’t see nothing, you got to open my eye…[30]

Дидди садится на пол между ее коленями и запускает руки под юбку. Отстегивает от пояса чулки и стаскивает их, целуя колени. Его пальцы гладят бедра, забираясь все выше. Они дрожат от возбуждения. В трусиках у нее мокро от спермы другого мужчины. Это безумно сексуально.

Они обычно посмеиваются над ее бойфрендами — он и Маури. Ей попадаются какие-то невероятные типы. Откуда она их только берет? Этот вопрос они с Маури часто задают себе.

Посади Инну на голую скалу посреди океана, и тут же к ней подплывет какой-нибудь тип в платье и парике с самыми странными наклонностями, которым Инна будет полностью соответствовать.

Иногда она что-то рассказывает — просто ради того, чтобы позабавить их. Как в прошлом году, когда Инна послала эсэмэску из роскошного отеля в Буэнос-Айресе: «Целую неделю не выходила из гостиницы».

Когда она вернулась, Маури и Дидди поджидали, как два нетерпеливых лабрадора — в ожидании, что Инна бросит им кость: «Рассказывай, рассказывай!»

Тогда Инна от души расхохоталась. Ее друг увлекался кораблями.

— Он разъезжает по крупнейшим портовым городам мира, — рассказывает она. — Поселяется в роскошных отелях с видом на гавань и сидит там неделю, ведя учет кораблей. Можете закрыть рты, пока я говорю.

Маури и Дидди закрыли рты.

— Еще он снимает их на видео, — продолжает она. — В прошлом году, на свадьбе дочери, он показал фильм про разные суда, которые заходят и выходят из гавани в разных портах по всему миру. На двадцать минут. Гости просто извелись.

— А ты чем там занималась? — спросил Маури. — Пока он смотрел на свои корабли?

— Ну, прочла массу книг. Ему, конечно, более всего хотелось, чтобы я лежала рядом и слушала, когда он рассказывает. Так что можете спросить меня о танкерах. Я теперь знаю о них почти все.

Они посмеялись. Но Дидди подумал тогда с любовью, что это его сестра. Для нее все приемлемо. Она выбирает себе в друзья больших оригиналов. Любит их, находит их интересными, помогает в исполнении их мечтаний — в некоторых случаях таких вот невинных.

Впрочем, рядом с ней все кажется таким естественным.

«Мы всегда играли в невинные игры, — думает Дидди, пытаясь нащупать пальцами клитор Инны. — Все допустимо, если не вредишь тому, кто этого не хочет».

Ему так не хватает теперь того чувства, которое окружало его раньше, — что жизнь неуловима как летучий эфир, что каждый миг существует только здесь и сейчас, а потом уже не вернется. Чувства искреннего детского удивления перед всем.

С Ульрикой и малышом он утратил это чувство. Он до сих пор не понимает, как это могло произойти — что он вот так вот взял и женился.

Ему так хотелось, чтобы Инна вернула ему былое легкомыслие и беспечное существование. Как прекрасно просто плыть по течению! Потом тебя вынесет на берег. Ты пойдешь бродить по нему. Найдешь прекрасную раковину. Потеряешь ее. Прибой снова унесет тебя. Именно такой должна быть настоящая жизнь!

— Прекрати! — раздраженно говорит Инна и отталкивает его руку.

Но Дидди не желает ее слушать.

— Я люблю тебя, — шепчет он ее коленям, — ты неподражаемая женщина.

— Я не хочу, — говорит она. — Перестань.

Поскольку он не перестает, она произносит:

— Подумай об Ульрике и маленьком принце.

Дидди немедленно прекращает и отодвигается от нее, по-прежнему сидя на полу. Кладет руки на колени, словно они — две фарфоровые статуэтки на пьедесталах. Он ждет, что она скажет что-нибудь смягчающее и утешительное.

Но Инна ничего такого не говорит. Вместо этого она роется в сумочке, достает пачку сигарет и закуривает.

Дидди обижен. Чувствует себя отверженным и униженным. У него возникает желание сделать ей больно.

— Что с тобой случилось? — спрашивает он, показывая всем своим видом, что его удивляет ее ханжество.

Он всегда любил своих женщин и немногочисленных мужчин мягко и не больно, никогда не понимал, в чем удовольствие от насилия и жесткого секса. Но ему не доводилось отстаивать перед другими свою точку зрения. Если компания желала острых ощущений, он всегда находил повод улизнуть, пожелав им приятно повеселиться. Однажды он даже остался посмотреть. Просто из вежливости. Или потому, что ему было особенно лень уходить в ночь.

Но Инна! Уж она-то делала все или почти все. Достаточно взглянуть на нее сейчас. Так что же с ней случилось?

Дидди спрашивает ее об этом.

— Что это с тобой? — говорит он. — Неужели тебя теперь заводит только какое-нибудь извращение? Неужели тебя надо сначала побить, как последнюю амфетаминовую проститутку?

— Ну хватит, — говорит она усталым голосом.

Но Дидди в отчаянии. Он чувствует, что теряет ее — или, возможно, уже потерял. Она улетела от него в мир, населенный вонючими пожилыми мужчинами со странными пристрастиями, он видит перед собой огромные обшарпанные квартиры в дорогих кварталах европейских столиц. В больших ваннах повис запах гнили из канализации. Тяжелые пыльные занавеси на окнах спален всегда опущены, закрывая дневной свет.

— Что у тебя с этими омерзительными старыми мужиками? — произносит он, намеренно вкладывая в свой тон оттенок отвращения.

— Прекрати!

— Никогда не забуду — когда тебе было двенадцать лет…

— Прекрати! Прекрати немедленно!

Инна встает. Лекарства и наркотик убаюкали боль в ее теле. Она падает на колени рядом с Дидди, берет его за подбородок и с сочувствием смотрит в лицо. Гладит по волосам. Утешает, произнося самым мягким голосом ужасные слова:

— Ты утратил это. Оно ушло. Ты уже не мальчик. Как грустно! Жена, ребенок, дом, ужины с другими парами, приглашения на загородные дачи — все это так тебя украшает. Но твои волосы начинают редеть. Твоя длинная челка смотрится смешно. Скоро тебе придется зачесывать ее поверх лысины. Поэтому тебе теперь все время нужны деньги? Как ты сам не замечаешь? Раньше тебе все доставалось бесплатно. Тебя приглашали в компании, угощали кокаином. Теперь ты стал покупателем.

Она встает, снова затягивается.

— Откуда у тебя деньги? Сколько там у тебя зарплата — восемьдесят тысяч в месяц? Я знаю, что ты получал доходы за спиной у компании. Когда «Квебек Инвест» продавал свою долю, и котировки «Нортерн Эксплорер» упали. Я знаю, что это ты спровоцировал эту ситуацию. Мне позвонил журналист из «СДН» и задал кучу вопросов. Маури будет в бешенстве, если узнает. Просто в бешенстве!

Дидди чуть не плачет. Как такое вышло? Почему в их отношениях с Инной такая трещина?

Более всего ему хочется сейчас развернуться и уйти. И вместе с тем Дидди боится это сделать. Ему почему-то кажется, что если он уйдет сейчас, то уже не сможет больше вернуться.

Они всегда обходились без веры, он и Инна. Не то чтобы совсем ни во что не верили — просто не позволяли никому отягощать их. Люди приходят и уходят. Открываешь им душу, а потом отпускаешь, когда настает момент. А он всегда настает — рано или поздно. Но Дидди всегда казалось, что они с Инной — исключение из общего правила. Если мама, озабоченная деньгами и социальным положением, всегда была для него лишь видимостью, бумажной декорацией, то Инна оставалась самой что ни на есть настоящей.