— Хм. «Каллис Майнинг» — это международный холдинг. Конгломерат, но не концерн. Впрочем, завтра я расскажу тебе и о структуре компании, это на самом деле не так сложно, как кажется.

— Конечно, не сложно! Как только ты произносишь такие слова, как «концерн», «конгломерат» и «холдинг», у меня по всему телу выступают красные пятна. Безумно благодарна тебе за то, что ты готова это для меня сделать. Буду думать о тебе сегодня вечером, когда пристрою свою задницу на диване перед телевизором. Но, послушай, если серьезно — хочешь, я съезжу и куплю тебе пиццу? Ведь теперь тебе придется сидеть допоздна, да?

— Да нет, я поеду домой и тоже усядусь перед телевизором. Все это я сделаю между делом.

— Кто же ты? Стальная леди?

— Да. Отправляйся домой. Разве тебя не ждет там куча детей, которых ты должна поцеловать перед сном?

— Хм. Двое старших больше не целуют мамочку. А дочка целует только папу.

— А младший?

— Густав. Ему три года. Да, он готов целовать свою старенькую маму.

Ребекка улыбнулась. Улыбка была добрая и теплая, с едва заметной ноткой печали. Все ее лицо на мгновение смягчилось.

«Жаль ее, — подумала Анна-Мария чуть позже, сидя в своей машине по пути домой. — Ей многое пришлось пережить». Она почувствовала укол совести из-за того, что говорила о своих детях — у Ребекки детей не было. «Но что же мне делать? — мысленно оправдывалась женщина. — Они занимают огромное место в моей жизни. Если дети — запретная тема, то общаться вообще невозможно».

Роберт не только убрал со стола, но еще и протер его тряпкой. Анна-Мария разогрела в микроволновке рыбные палочки с картофельным пюре и налила себе бокал красного вина. Порадовалась тому, что пюре сделано из настоящего картофеля, и почувствовала себя самым счастливым человеком на свете.

«Да, — подумала Ребекка Мартинссон, вылезая из машины возле дома в Курравааре. — Я и есть железная леди. Я была одним из лучших юристов страны. Во всяком случае, должна была им стать. Хотя говорить об этом нельзя ни с кем. Даже с самой собой».

Материалы из Интернета о холдинге «Каллис Майнинг» Ребекка загрузила в свой ноутбук. Она чувствовала, что ей предстоит нечто интересное. Во всяком случае, это совсем другое дело, чем вечные дела о нарушении правил дорожного движения, мелкие кражи и семейные драки.

Лунный свет лежал как тонкий слой серебра поверх гладкого наста. А на серебро падали тени от деревьев. Река спала подо льдом.

Ребекка положила на лобовое стекло шерстяное одеяло, зажав его передними дверями, чтобы утром не пришлось соскребать наледь.

В окне серого домика, когда-то принадлежавшего ее бабушке, горел свет. Можно было почти поверить, что кто-то сидит там и ждет ее, но на самом деле это она сама оставила лампу включенной.

«Когда-то они жили здесь, — подумала Ребекка. — Папа и бабушка. В те годы у меня было все. Больше, чем у многих. А некоторым такого вообще никогда не выпадает».

Она так и осталась стоять, прислонившись к автомобилю. На женщину навалилась скорбь. Как темное существо, подкарауливавшее ее, поджидавшее тот момент, когда она выйдет из машины. Это происходило каждый раз. И каждый раз она оказывалась совершенно неподготовленной.

«Почему я не могу радоваться? — подумала она. — Радоваться тому, что они у меня когда-то были. Ничто не вечно. Господи, ведь это было так давно! Невозможно бесконечно оплакивать ушедших. Со мной и вправду что-то не так».

В ушах у нее звучали слова психотерапевта: «Вероятно, ты так и не оплакала по-настоящему эту потерю. И теперь настало время».

Ребекка радовалась, что отказалась от встреч с психотерапевтом. Но сипрамила ей все же не хватает — может быть, не стоило переставать его принимать? Пока она делала это, со всеми мыслями было как-то легче справляться. Самые тяжелые чувства никогда не всплывали на поверхность. Не было такого неприятного ощущения, что она как тоненькая скорлупа, готовая в любой момент хрустнуть.

Ребекка стащила одну перчатку и пощупала у себя под глазами. Нет, она не плачет. Только дыхание сбилось. Словно она пробежалась в быстром темпе. Нахваталась холодного сырого воздуха.

«Успокойся, — призвала она себя. — Возьми себя в руки. Не беги к Сиввингу и Белле, они все равно не смогут ничем тебе помочь».

Женщина хотела войти в дом, но не могла стронуться с места, и в какой-то момент забыла: заперла ли дверцу машины, где лежит ее сумочка, и к чему подходит ключ, который она держит в руке.

«Это пройдет, — сказала она себе. — Только не надо ложиться в снег. Это всегда проходит».

«Хотя на этот раз все будет не так, — сказал какой-то голос в глубине ее сознания. — На этот раз накатит тьма».

Ключ в руке — это ключ от машины. Она заперла дверцы. Оказалось, Ребекка успела достать сумку с ноутбуком и портфель от «Mulberry» — он лежал у ног. Вздохнув, она направилась к дому.

Поднимаясь по лестнице на крыльцо, она захватила с перил горсть снега и прижала к лицу. Ключ от дома в сумке. Вставить его в замок. Повернуть. Достать ключ. Открыть дверь.

И вот она в доме.

Полчаса спустя Ребекка почувствовала себя гораздо лучше. Разожгла огонь в печи, услышала, как разгорелись дрова, в трубе загудело, затрещали поленья.

Чашка чая с молоком. Ноутбук на коленях.

Она попыталась вызвать у себя те мысли, которые роились в голове перед приступом. Сейчас все казалось таким легким. Черные чувства не появлялись, как бы она ни старалась. А она старалась. Разыграла свою козырную карту. В сознании встал образ мамы.

Но ничего особенного не произошло. Ребекка увидела ее перед собой. Светло-серые глаза, приятно пахнущая косметика, красивая прическа, ровные белые зубы.

«А когда она купила себе овечью шубу… — подумала Ребекка и криво улыбнулась воспоминаниям. — Все жители деревни скрежетали зубами по этому поводу и недоумевали, почему она считает себя особенной. Шуба! Видали?

Что она нашла в папе, если разобраться? Возможно, ей показалось, что она мечтает о тихой гавани. Но для этого она была не создана. Она из тех, кто поднимает рваные паруса и уходит в море в самый шторм. Тихая жизнь не для нее».

Ребекка пыталась вспомнить, как все происходило, когда мама ушла из семьи: «Папа вернулся к бабушке в Курраваару. Он жил на первом этаже, а я с бабушкой на втором, бегала туда-сюда. И Юсси. Такой был умный пес. Едва я вселилась в дом, он воспользовался шансом значительно улучшить свое положение. Укладывался в ногах моей кровати. Обычно бабушка не позволяла собакам спать на диванах. Но что ей оставалось? Девочка так спокойно спала рядом с псом, лежала и разговаривала с ним, пока бабушка была занята вечерней дойкой.

Мама стелила постели на железной дороге и постепенно доросла до вагона-ресторана. Она поменяла нашу трехкомнатную квартиру в городе на двухкомнатную. Должно быть, я иногда жила там с ней еще до смерти отца, но я совершенно ничего не помню. А те воспоминания, которые сохранились? — подумала Ребекка. — Разве они помогают? В голове запечатлено всего несколько фрагментов. Между теми сценами, которые мы помним, лежат еще сотни, тысячи эпизодов, которые память не сохранила. Можно ли тогда сказать, что мы помним правду?»

Бабушка в маминой квартире. На ней ее выходное пальто, но мама все равно стыдится ее, говорит Ребекке, что бабушке пора купить новое. Однако на этот раз не ей, а маме должно быть стыдно за себя. Бабушка оглядывает квартиру. Мамина постель не заправлена. На постели Ребекки вообще нет постельного белья. Мама все время усталая. Она позвонила на работу и сказала, что заболела. Раньше случалось, что бабушка приезжала и делала уборку в квартире. Мыла посуду, стирала и готовила еду. Но не в этот раз.

— Девочку я заберу с собой, — говорит бабушка. Голос дружелюбный, но не терпящий возражений.

Мама не протестует, но когда Ребекка пытается обнять ее, отгоняет.

— Поторопись, — произносит она, не глядя на дочку. — Бабушка не может долго ждать.