Я повернулся и пошел к одному из гостей, к этому часу наполнивших увеселительное заведение для тевтонских рыцарей.

Надо сказать, что были мы все в масках и чтобы опрокинуть ведро-другое сидра, подающегося здесь, ее необходимо было приподнимать хоть на какое-то время.

Нельзя же влить его сквозь сито, расположенное в маске в виде зубов, склеенных какими-то пластинами.

Саму маску я вообще заказывал в Турине. Издали мне ее везли и вот, наконец, я ее получил.

Высокий  хвост разносился за моей   головой,  но сначала он вырастал вверх до немыслимой высоты и уж только потом опускался мне прямо за спину.

В этом было одновременно и преимущество, и опасность.

Враг мог захватить меня сзади за  тот самый хвост. Но это только так казалось, что он  крепок.

В самую критическую минуту хвост обрывался или точнее, вытаскивался, и я сходу обрушивал свою мощь на опешившего на время врага.

Многие поплатились так жизнью, и я всегда в душе благодарил мастера, сотворившего сей  бесценный шлем, за такую хитроумную выдумку.

Веер был ярко зеленым, а само основание ярким красным, который переходил в коричневый, затем в желтоватый и уже после в зеленый, все время слабо меняясь на стыках цветов.

Так было задумано еще потому, чтобы в разных схватках этому хвосту придавалось разное значение. Если я рубился стоя, то издали или даже совсем с близкого расстояния хвост казался частью другого.

К примеру, хвостом лошади или просто конским хвостом. Надо сказать, что в те времена самые настоящие конские хвосты также подкрашивали. Потому, в пылу боя не особо было понятно, кому тот хвост принадлежит.

Случалось разное в наши боевые походы. Однажды Рональд, перепутав те самые хвосты, так получил по голове, что за три дня отдал Богу душу. Вот так-то, братец, бывает на белом свете. Все случалось и такое тоже.

Сама маска моя была кована из заморской стали. Кажется дамасской или саксонской ее прозывали. Точно не могу сказать, уже позабылось то, ведь давно дело было.

Шлем в целом мне подходил. Закрывалось все вплоть до моих ушей, которые были не такие уж и маленькие, если брать в целом самого меня, то есть владельца.

Само тело прикрывали доспехи. Небольшого размера пластины покрывали руки и облегали их с разных сторон. Так же были прикрыты и ноги, весь зад и даже перед. Порой, трудновато приходилось в связи с этим. Иногда, даже ходили в себя.

Так это называлось тогда.

Не любил я, конечно, этого, но поделать ничего не мог. Что перед, что зад были нужны мне на самом деле. Так что уж лучше стерпеть когда, чем без какого  члена тела остаться.

Не один я так потчевал себя. Многие делали то же самое. А кто не хотел, то с жизнью давно расстался или стал калекой  навек.

Лучники доставали нас мигом, когда хотели раздеться по нужде или так, чтоб искупаться.

Жили мы особью, то есть по одному. Так же в бой шли, лишь рядом состоя,  когда надо.

Дело свое исправно чинили. Никому спуску не давали и боялись нас все, как огня, что в ту пору процветал везде.

Еще мало было построено домов из камня. Все больше из древесины какой или вообще из сухих веток потолще, если какой-то хозяин беден был.

Вот и жгли  их  до тла ни зa что, ни про что.

Но то время было такое, и я сам на себя всю вину за всех брать не могу. Не один был, да и не командовал вовсе, а подчинялся.

Сейчас служу я у герцога-короля одного. Нанял он меня так же, как и остальных. Еще не познакомились мы все до конца.

Вот и стою здесь и осматриваю зал и эти ряды, где сидр, снимая шлемы, пьют, а потом снова их на головы опускают. Кто знает, сколько здесь врагов моих бывших или может, наоборот, друзей. В особую дружбу мы не вступали.

Знали ведь сами, что сегодня ты на одной стороне воюешь, а завтра можешь оказаться на другой и сойтись лицом к лицу с тем, с кем еще вчера какой-нибудь гимн воспевал за тем же сидровым ведром.

Но все же, знакомства имелись. Да и по ходу долга работы мы обязаны были помнить многих.

Как правило, каждый довольствовался только одним рыцарским облачением. Дорого было его покупать. Если часто менять, то на остальное ничего не останется.

Вот и разглядывали мы друг друга по своим "нарядам", да еще смутно чувствуя внутри, враг перед тобой или друг.

Вот и сейчас, осмотрев зал тяжелым взглядом, я увидел того, кого уже лет пять искал. И он узнал меня. Но искать причину для драки, а это у нас часто водилось, не стал.

Потому, просто посопел, а я прошел дальше к своему столу, который занимал вот уже девять дней.

За это время понаехало сюда много нашего брата. Видно большая затея намечалась. Но нас это мало волновало. Платили пока хорошо, да и Бог им в помощь. Так мы  себе отмечали дело это, совсем не нуждаясь в каких-то объяснениях от самого нанимателя.

Сей герцог-король был горд, высок и статен собой. Носил небольшую бороду и перстень с изображением герба на левом мизинце.

– Видно, из высоких кровей, – про  себя    тогда отметил я, да и другие то  же заметили. Но никто словом не обмолвился и, договор, составив, все разошлись по стойбищам.

На одного тевтона   с его лошадью одно  место и полагалось. Тесновато было, конечно, но что поделать. На такую уйму людей и животных много места не наберешься, будь ты хоть сам король сакский.

Совсем забыл сказать, что на тот период была у меня всего одна лошадь, а так их полагалось  две, на смену. Все-таки тяжеловато им было под нами.

Вторая – моя старушка, погибла совсем недавно в бою. Какой-то дикий зверь напал на нее, да так и загрыз.

Я, конечно, отогнал его, но было уже поздно. Так моя старушка скончалась, и мне приходилось сейчас думать о другой.

Но где ее достать? Народу-то тьма подсобралась и каждому  надо. Может, кто предложит. Пойду, посоветуюсь с хозяином.

Я так и сделал. Обойдя свой стол, подошел к стойке и поманил пальцем того, кого хотел. Тот сразу подбежал, что-то лепеча про себя.

Тевтонов они боялись больше смерти. Потому, любое приказание исполняли  мгновенно.

– Эй, ты, – обратился я к тому, стоявшему передо мной в такой позе, что  захотелось сразу голову снести своим топором.

– Я, я, – что-то залепетал он снова и еще ниже склонил свою голову.

Я слегка стукнул его по затылку, а затем взял за шиворот и немного приподнял. Рубаха затрещала, но выдержала.

Хозяин испуганно задергался и его взгляд остановился перед моим.

– Лошадь имеется в продаже?– задал я ему самый   простой   вопрос.

– Я, я, – закивал тот головой,  и я его сразу отпустил.

– Куда идти? – строго спросил я и посмотрел на него сквозь свои узкие щели  маски.

– Битте, битте, – залепетал снова хозяин и, протянув руку, почти побежал вперед меня.

Я пошел следом за ним в какую-то узкую дверь, за которой, как мне показалось, слышались похожие голоса на этот его лепет.

Пройдя внутрь, мы оказались сразу на кухне,  где работало много народу, готовя нам всем еду.

Я  огляделся. Лошади нигде не было видно. Тогда, я сурово взглянул на   хозяина и почти  поднял руку для удара.

– Найн, найн, битте, – снова  затараторил  хозяин, уворачиваясь от моей руки  и продолжая свой путь дальше.

Я его понял и потому двинул следом, осматривая собравшихся работяг с гнусно кривыми рожами  и  жалкими туловищами.

Почти такими же были и женщины, торопливо отворачивающиеся в сторону при виде такого гостя. Все боялись тевтонов, а уж эти и подавно. Им действительно было чего бояться.

Попадая в руки, они подолгу блудили рядом с ними, пока не надоедят, и тевтон сам не отпустит. Таков был закон.

Правда, его никто не писал тогда, но он свято чтился всеми, ибо ценой неисполнения была кровь.

Я подметил одну и двинул  было пальцем в ее сторону, но вдруг вспомнив, что здесь не за тем, снова махнул рукой и зашагал далее, больше не поворачиваясь в ее сторону.

Вздох облегчения послышался с той стороны, но я сделал вид, что не заметил того, хотя мог бы и наказать, как это делали всегда другие.