Ничего не напоминает?
Захар и есть этот самый 5 °Cent, поэтому он не раз в интервью указывал, что родился с ним в один день. Это наш белый ниггер, который слушает в «литературных гостиницах» 5 °Cent’a и другой рэп, он сильнее и умнее всех, потому что он пришёл с низов и забрал и понял всё сам, а другим кто-то подсказал.
Идём дальше. В марте 1996-го перед боем с Фрэнком Бруно состоялась эмоциональная встреча Майка Тайсона с рэпером Тупаком, «братом по оружию», как называл его Майк. Через семь месяцев Тупака не станет. Его застрелят.
Тупак: «Мы с Майком одинаковые. Единственная разница – он большой, а я маленький. Но внутри у меня бьётся точно такое же сердце. Я могу нокаутировать любого».
Вот он, рэп и бокс! Захар там чувствует себя в своей тарелке.
Вспоминаю, как Захар нам рассказывает о своих победах, как хвалится в кругу друзей, кого-то когда-то это раздражало? – хотя, например, я не очень люблю, когда кто-то хвастается – да никогда! потому что Захар будто читает рэп-куплет о том, как он в очередном бою нокаутировал какого-то фрика, ему это было не сложно, потому что он «настоящий», а они кто… либералы?.. интеллектуалы?.. снобы?.. ему похер кто, он смотрел все бои Тайсона и знает, как это бывает.
Захар, конечно же, первый купил автобиографию Майка и с удовольствием прочитал её, и позже пересказывал мне отдельные её куски. Ему нравятся парни, которые поняли и победили эту жизнь путём проб и ошибок, а не лишней рефлексией и подаренным кошельком.
Замечу, что все эти личности пересекаются – актёр Микки, 5 °Cent (они, кстати, в одном фильме играли) и Тайсон. Все они любят Россию, все друг друга уважают, все из дворов вышли, всех покромсало, и именно они порвали весь этот светский и профессиональный мир, куда они каким-то чудом попали. А не попали бы – и чёрт с ним, нормальным парням всегда есть чем заняться.
Ёу!
Василий Авченко (писатель, г. Владивосток):
У меня, как жителя и фаната Дальнего Востока, есть привычка – возможно, бессмысленная – притягивать всех выдающихся людей к нашим тихоокеанским берегам, отыскивать в них дальневосточность. Ну, скажем, Будённый в Приморье служил ещё до того, как стал командармом, Нестеров во Владивостоке впервые поднялся в небо – пусть и на воздушном шаре, а не на аэроплане, будущий лётчик Маресьев в числе других энтузиастов строил Комсомольск-на-Амуре (поэт Заболоцкий занимался тем же самым, но в ином качестве), Гайдар строчил в «Тихоокеанскую звезду» очерки о ловле иваси и т. д.
Вот вам задача: связать рязанско-липецко-дзержинско-нижегородского Прилепина – и Дальний Восток, куда он впервые попал уже в зрелом возрасте и не без моего участия. Но всё у нас очень близко. Оказалось, что Захар и легендарный владивостокский мэр Черепков (был общественным защитником на процессе Лимонова в Саратове. – А.К.) родом из соседних деревень. Что один из любимых прилепинских поэтов Павел Васильев опубликовал первые стихи во Владивостоке (и о Владивостоке). Что Захар безумно любит вяленую тихоокеанскую корюшку, хотя вообще к еде скорее равнодушен (в «Обители» он не удержался – упомянул корюшку).
Однажды во Владивостоке мы пошли нашей мужской компанией в баню – и умудрились отыскать очень странную баню: в очкурах Голубиной пади, на склоне Орлиного гнезда, очень, скажем так, негламурную – устроенную в каком-то сарае на сопке с видом на город, причём за дровами приходилось выбегать на улицу. Захар так наподдавал, что в итоге в парилке остался один…
В другой раз он приехал во Владивосток зимой, мы опаздывали на его спектакль «Допрос», попали в мёртвую пробку, бросили мою машину и долго шли пешком – по сопкам, по морозцу, с нашим дующим всегда в лицо морским ветром, от которого плачут даже сибиряки.
У него на Керженце я бывал в разные времена года. Керженец – всегда праздник, лучшее средство от печалей, уныния и прочей мути. Помню, как мы дружеской маленькой толпой ранней весной весело бегали по уже слабеющему льду Керженца – и я провалился (потом эту прорубь мы приспособили для купания, неплохо вышло). Как устраивали турниры по армрестлингу «до первой крови» – Захар в сердцах двинул рукой по столу, на котором стояла криво взрезанная ножом банка со шпротами, и остаток вечера ушёл на военно-полевую хирургию и санитарию. Как колесили по окрестностям его деревни – речка, старое кладбище, снежки, лес… Не нравится мне это слово – «позитив», но Керженец – позитив в химически чистом виде. Люди там как-то светятся, что ли (надо в следующий раз прихватить туда счётчик Гейгера). Керженец – не только точка на карте, это особое состояние – самого Захара, его родных, друзей. Надо устраивать свой личный Керженец всем, всегда и везде.
…Появляется молодой омоновец, к тому же – лимоновец, к тому же – провинциал, и всего за несколько лет становится ведущим писателем России – так не бывает? Захар доказал, что всё возможно. Что не обязательно жить в столицах, вращаться в модных кругах… Что обязательно? Ну, талант, но талант есть у многих; талант необходим, но недостаточен. Нужно ещё что-то – взгляд твой на жизнь и окружающих людей, последовательность совершаемых тобой поступков, масштаб твоей личности, определяемый во многом твоим собственным поведением, твоей этической разборчивостью… Плюс, конечно, кругозор, начитанность, образованность (её Захар, по-моему, даже немного прячет).
Прилепин как человек соразмерен Прилепину-писателю; это важно. Как живёт – так пишет, и наоборот. Вот и весь рецепт. Он не такой простой, как кажется. Думаю, именно в этом – секрет успеха Захара, в том числе и в коммерческом смысле. Этого не хотят или не могут понять те, кто выстраивает конспирологические теории, приплетает Суркова, «пиар», «проекты» и т. д.
Человек (тем более писатель) должен отвечать за базар. Прилепин отвечает за свои слова и в жизни своей, и в творчестве. Вот – главное. В этом я имел возможность не раз убедиться.
Ну а о литературе вы и сами всё знаете.
Захар, конечно, явление далеко не только литературное. Интересно посмотреть на него социологически. Омоновец и лимоновец – в одном лице: государственник, консерватор, почвенник – и в то же время «юный, злой, левый» революционер. Вот тот алхимический рецепт русского человека, который сегодня так важен и нужен.
…Можно составить отдельный список на несколько страниц из того, что мы пили. В диапазоне от китайской гаоляновки до гречишной настойки «Чёрный Микола».
Однажды провожали Захара из Владивостока. Ехали в аэропорт на машине моего друга, и вышло так, что по дороге я здорово набрался (это несложно, если начать накануне, а утром продолжить). Захар-то пил наравне со мной, но по нему не было заметно – вот ещё интересное его качество. В аэропорту «Кневичи» в очереди на регистрацию ко мне подошёл человек в форме и сказал: «В таком виде вас в самолёт не пустят». Захар спокойно повернулся к человеку в форме и, глядя на него трезвыми глазами, сказал: «А он не летит. Это я лечу». «А», – сказал человек в форме и отошёл.
После этого меня и выключило. Я остался на земле, Захар поднялся в воздух.
Андрей Рудалёв (литературный критик, г. Северодвинск):
Однажды с товарищем совершили вояж на его автомобиле по маршруту Северодвинск – Москва – Нижний. Тогда у Захара как раз родилась вторая дочка – Лиля. Два парня появились ранее. Два плюс два. Гармония.
Хотелось поздравить, обнять. Забрались в деревню на Керженце.
Обнялись. Баня, река, разговоры. Наутро в Нижний. Захару к супруге, нам – изучать центр города. Тогда, после недолгого общения, товарищ, далёкий от литературы, заметил, что Захар очень цельный человек и у него во всём порядок: в доме, в семье, в работе, в голове.
И это ведь на самом деле так. После многих лет разброда и шатания, блуждания в пустоте, постмодернистского кривляния и циничного глума, стала набирать силы противоположная энергия, всегда составляющая основу коренной русской культуры. Это энергия – симфония гармонии, запечатлённая в пушкинской строке «Мороз и солнце; день чудесный!», в которой соединение несоединимого производит чудо.
