Поначалу отставной капитан еще не изжил традиционных взглядов и утверждал, что "от сотворения мира 7000 с несколькими летами, а Борух сказывал, что 5496 лет, и каждый в своем рассуждении при летах остался". Но постепенно, сличая тексты переведенной с греческого языка Библии и Торы - "Библии Моисеева Закона" - и усматривая в них явные расхождения, Александр пришел к выводу, что "в еврейской [Библии] напечатано справедливее". Их разговоры тянулись нескончаемо долго. То была дискуссия двух книжников, в ходе которой Лейбов свободно излагал свои мысли. И Возницын в конце концов пленился логикой аргументации, ясностью рассуждений и, как ему показалось, правдой учения своего еврейского собеседника. Их взгляды сблизились, и они "более никакого спора не имели". Постепенно диалог невольно обратился в монолог - и Александр лишь внимал словам Боруха, все более проникаясь благоговением к иудейскому Закону. Дальше ≈ больше: он стал настоятельно просить еврея принять его в свою веру.
Что же подвигло на такой шаг православного человека? Любопытно услышать объяснения на сей счет, сделанные нашими русскими соотечественниками. Преподобный Иосиф Волоцкий в XV веке о причинах притягательности "жидовства" для паствы рассуждал так: "Так пришел на землю прескверный сатана - и нашел у многих землю сердечную, возделанной и умягченной житейскими удовольствиями, тщеславием, сребролюбием, сластолюбием, неправдой и посеял гнусные плевелы чрез порождения ехидны". Однако столь откровенно враждебная оценка иудаизма в "Истории государства Российского" Николая Карамзина сглажена. Здесь говорится, что евреи, "обитавшие в земле козарской или в Тавриде, присылали в Киев мудрых законников" и что Владимир, "великий князь, охотно их выслушал" (по крайней мере, учение мудрое и внимают ему с интересом!). Обращение к "чуждому" иудаизму историк Вадим Кожинов связывает с характерным для некоторых русских "экстремизмом". Другой исследователь, Лев Усыскин, видит причину перехода в "любознательности" обращенного. "Воспитанный в православии русский человек, - поясняет он, - в какой-то момент приходил к мысли прочесть Ветхий Завет самостоятельно. И вот такое внимательное чтение, к удивлению читателя, обнаруживало, что привычный ему религиозный обиход этому старому Закону, наоборот, противоречит, игнорирует его требования и вообще довольно плохо с ним стыкуется. Начиная с еврейской субботы, перенесенной христианством почему-то на воскресенье".
Русские историки-почвенники и некоторые писатели не устают повторять, что Лейбов чуть ли не заставил Возницына принять иудаизм, а тот, "не отличавшийся ни умом, ни образованием" (хотя на самом деле все было как раз наоборот), поддался его диктату. "Борох Лейбов сотоварищи обнаруживает деятельный прозелитизм, - пишет Лев Тихомиров, - совращает в "жидовский закон" отставного флота капитан-поручика, при помощи других жидов совращает в Смоленске простой народ". "Дерзкое проповедование жидовства" инкриминирует Боруху и историк Александр Григорьев. А бурная фантазия Александра Пятковского живописует "целое гнездо пауков, широко раскинувшее свою паутину": вместе с Лейбовым, оказывается, действовала "шайка приспешников", и эти изверги "затеяли пропаганду обрезания, которому, может быть, подверглись и другие лица". Ему вторит писатель Феликс Светов в романе "Отверзи ми двери" (1978): "Несчастный Возницын был соблазнен", а все потому, что евреям якобы "даже законом предписано совращать в свою веру". (Интересно, что все эти почтенные авторы православный прозелитизм считают делом законным и святым.)
На самом же деле, взгляд иудеев на миссионерство наиболее рельефно выражен в лапидарной формуле Шломо Лурия: "Пусть племя Израиля продолжает жить и занимать свое собственное место среди других народов в дни нашего изгнания, и пусть чужие, те, кто не из нашего народа, не присоединяются к нам". Начиная же с XVII века, когда отрицательное отношение еврейства к христианству ослабело (что не оставляло места для стремления приводить неевреев "под крылья Шхины"), отказ иудаизма от прозелитской деятельности получил идейно-философскую базу. Если же единичные случаи обращения происходили, то, как отмечает "Еврейская энциклопедия", "неофиту указывали на все невыгодные стороны его перехода в иудейство и на бремя еврейского законодательства. Новообращенному задавали вопрос: что привело его к тому, что он предпринял этот шаг? Разве он не знаком с тем грустным положением, в котором находится ныне Израиль? Новообращенный отвечал: "Я знаю, но не достоин разделить их славного удела". Ему указывали затем на все ограничения в пище и питье. Если неофит оставался тверд, его подвергали обрезанию в присутствии трех ученых, а затем его вели к омовению, после чего он считался евреем".
В условиях XVIII века, когда за переход в иудейскую веру лишали жизни, новообращенному надлежало быть непоколебимым в своих убеждениях. Из той эпохи ведомы всего еще два случая такого перехода, причем с самым плачевным исходом. В 1716 году в городе со старейшей еврейской общиной, Дубно, были казнены две прошедшие гиюр (именно так называют принятие иудаизма) христианки. Мещанки Марина Сыровайцова и Марина Войцехова показали на следствии, что "задумали перейти в иудейство по собственной воле" и "готовы погибнуть еврейками за живого Бога, потому что христианская вера ложна". Выяснилось при этом, что о преимуществах иудаизма Сыровайцовой насказал ее отец, бывший священником. Женщин многажды пытали. Сыровайцова была приговорена к терзанию тела клещами, а затем к сожжению заживо на костре. Войцеховой, которая после сотни ударов плетьми покаялась в отступничестве от православия, отрубили голову, а ее труп сожгли.
В исторической памяти сохранилась и легенда о Гер-Цедеке, знатном польском дворянине, графе Валентине Потоцком. Он перешел из католичества в еврейство и был по приговору церковного суда сожжен за это в Вильно 24 мая 1749 года. Однако мы - увы! - лишены возможности проследить, как вызревало в Потоцком желание обратиться к иудаизму, какие душевные борения довелось ему преодолеть. Известно лишь, что, будучи в Париже, куда он направился для совершенствования в науках, Потоцкий забрел как-то в лавку букиниста. Здесь его внимание привлек склонившийся над фолиантом старик-еврей. Узнав, что речь в книге идет об иудейской вере, пытливый граф решил с ней ознакомиться, и старик согласился давать ему тайные уроки. Далее есть сведения только о результате этих уроков: разочаровавшись в истинности христианства (хотя граф пользовался благоволением самого римского папы), Потоцкий уехал в Амстердам, где принял иудаизм и был наречен Авраам бен Авраам.
Если говорить о Руси, то примеры иудейского миссионерства фиксируются лишь на раннем этапе ее истории. Об одном из них, так называемом "прении вер" с участием хазарских раввинов при дворе князя Владимира-Крестителя, мы уже упоминали. Историк Василий Татищев указывает также, что при веротерпимом князе Святополке "жиды имели великую свободу и власть, чрез то они же многих прельстили в свой закон", однако подтверждений этому нет. А Киево-Печерский патерик (XI век) повествует о мученике Евстратии, который был взят в плен при разорении Киева половцами и продан в рабство иудею из крымского города Корсуня. По преданию, этот самый иудей-святотатец потребовал от него и от 50 других русских пленных отречься от Христа и совершить гиюр, но не добился ничего, и тогда уморил всех голодом, а Евстратия, привыкшего к постам и потому выжившего, распял во время празднования еврейской пасхи. Однако православные богословы Александр Мень и Яков Кротов сомневаются в достоверности данных о Евстратии и называют их "баснями", "издевательством над здравым смыслом, Истиной, Христом". И безусловно прав историк Николай Градовский, автор монографии "Отношение к евреям в древней и современной Руси" (Т. 1, 1891), резюмировавший, что "евреи вообще не уличались в склонности к пропаганде и прозелитизму". Очень точно сказал об этом и Лев Толстой: "В деле веротерпимости еврейская религия далека не только от того, чтобы вербовать приверженцев, а напротив - Талмуд предписывает, что если нееврей хочет перейти в еврейскую веру, то должно разъяснить ему, как тяжело быть евреем, и что праведники других религий тоже унаследуют царство небесное"[1].
