По большому счёту, в возникшем у лихого люда интересе к Залесскому и Иссурийскому баронствам был повинен сам Володя, ведь именно с его дозволения выезжающие на торг селяне сманивали переселенцев, нахваливая им именно эти два удела. Слух о Вовкиных несметных богатствах, ещё несколько месяцев назад пущенный эльфами не утих, и до сих пор не давал спокойно спать любителям лёгкой наживы. А хвастливые россказни селян о своей сытой жизни только подзуживали доморощенных экспроприаторов к активным действиям. Не последнюю роль сыграли застольные откровения ватажников Палого в кружалах о самолично ими виданной огромной куче серебра, увезённой нежелающим делиться бароном в своё неприступное логово. Неудивительно, что рыцарей больших дорог как магнитом потянуло к местному Форт-Ноксу. И даже рассказы о незавидной судьбе их предшественников, не так давно развешанных вдоль границ Западного баронства, не останавливали татей и душегубов. Безрезультатно покружив вокруг Западного баронства и обломав зубы о неприступный эльфийский лес, работники ножа и топора сглотнули слюну и переключились на два других Вовкиных удела, не столь защищённых от проникновения извне.
После предательства Палого и бегства его ватаги в дружине у Леяны оставалась ещё целая сотня воинов. Казалось бы, немалая сила, вполне достаточная, чтобы укротить любого супостата. Но разбойные набеги комариными укусами принялись терзать оба баронства со всех сторон, вынуждая распылять дружину мелкими группами по обширной территории двух баронств. Поставить по отряду в каждый населённый пункт на границе не представлялось возможным: слишком много было тех деревенек и хуторков, слишком малочисленными получались гарнизоны. Что толку от двух-трёх воинов, когда тати сбивались в шайки по десять-двадцать рыл? Вот и мотались из конца в конец просторных владений отряды дружинников, словно команды огнеборцев торопясь потушить очередной вспыхнувший на окраине пожар.
Как правило, завидев скачущих воинов, разбойники бросали грабёж и, не принимая открытого боя, откатывались за граничную черту. Но порой случались и жесткие стычки. А где звенела сталь, там лилась кровь, и не всегда она была бандитской. Росло число раненных ратников, и чем дальше, тем сильнее таяла баронская дружина - сказывалась неимоверная усталость воинов, вынужденных день за днём не покидать седла. И если заморенных бешеной скачкой коней можно было легко сменить, то служивым замены не было. Чтоб хоть как-то пополнить редеющую дружину Леяна даже отказалась от личной охраны, оставив при себе конвой лишь из пяти всадников, не раз проверенных в деле. Но это была капля в море, как и прибывший из Закатного баронства отряд, который сопровождал туда остатки Вовкиной "блохи". По хорошему Залесскому и Иссурийскому баронствам для обороны требовалось гораздо большее число воинов. А взять их было негде. Не посадишь же на лошадь и не пошлёшь в сечу молодого сельского парня, который толком не знает с какой стороны за саблю браться? Нет, послать-то можно... На убой...
Между тем, редкий день обходился без того, чтобы не влетел на двор главной усадьбы гонец на взмыленной лошади с вестью о новом нападении на какую-нибудь деревню. И тогда срывалась с места усталая дружина, спеша на выручку селянам, чтобы вернуться вечером с очередной победой. И с новыми потерями.
Леяна была на грани отчаяния. Ей было больно видеть, как убиваются в плаче селяне, в одночасье лишившиеся нажитого добра; как гибнет на брошенных полях неубранный урожай, суля в скором будущем голод; как стонут в забытьи раненные дружинники, честно исполнившие свой долг. Её сердце рвалось на части при виде хмурых воинов, в последнем прощании застывших над свежими холмиками земли могил боевых товарищей. А от мысли, что она подвела, не справилась, не оправдала надежд своего господина, доверившего ей самостоятельное, безнадзорное управление своими владениями, девушке в отчаянии порой хотелось наложить на себя руки. И только осознание того, что она не может бросить на произвол судьбы доверенных ей людей, заставляло её стискивать зубы и бороться дальше.
Со временем на Залесское и Иссурийское Вовкины владения начали точить зубы не только разбойные люди. Скупающие у "романтиков с большой дороги" награбленное, окрестные бароны оказались сами не прочь поживиться дармовщинкой, воспользовавшись слабостью соседа. Некоторое время от активных действий их удерживала осторожность, ведь в отличии от лесных шаек им было чего терять. Если обычные тати не имели "обратного адреса", то у каждого барона имелась своя всем известная главная усадьба, куда могла наведаться с ответным визитом Залесская дружина. Страшновато...
Но время шло, чувство опасности притуплялось, а зависть при виде возвращающихся из набега груженных добычей разбойников росла. Первым из владетелей не выдержал испытания жадностью барон Алчь, в своё время пытавшийся захватить "серебряный" обоз с останками Блохи. Теперь он решил, что мелочится ему не по чину, и если уж отнимать, так целые деревни, для чего отрядил четверть собственной дружины и управляющего поместьем, дабы тот незамедлительно принял под баронскую руку новые владения. А та четвёрка воинов, что прискакала на помощь Володе в той деревеньке, это была вся сила, которую могла собрать Леяна для отпора захватчикам. Всего четыре дружинника. И она сама.
Володя:
"До чего же люди бывают до чужого добра жадные!" Истину говорил почтальон Печкин, ис-ти-ну! Когда мне Лея рассказала о творящемся в баронствах беспределе, я за голову схватился от ужаса, даже запаниковал малость, не зная что делать, куда бежать и за что хвататься. Но потом взял себя в руки. Ведь если хочешь чего-нибудь добиться, то надо не рефлектировать, а действовать, и действовать обдуманно, с холодной головой. Впрочем, рассказывать тоже лучше по порядку, а не прыгать взад-вперёд.
Оставив прискакавших с Леяной дружинников разбираться с потрёпанным войском барона Алча, я со своей управляющей улетели в Залескую усадьбу. Но не сразу, далеко не сразу. Сначала девчонка с круглыми от удивления глазами долго выписывала циркуляции вокруг голубя. Не в силах поверить, что это сооружение из холста и палок действительно способно поднять в небо и перенести человека из одного села в другое, она засыпала меня ворохом вопросов, главным из которых был "а это взаправду?" Блин, я весь язык измочалил, пока убедил её забраться в кабину и сесть ко мне на колени! Не, вы не подумайте, ничего такого в моём предложении не было, просто иначе мы бы не поместились в тесноте одноместного кокпита. Ха, а вот Лея, похоже, именно так и подумала! Потому что, кинув на меня смущённый взгляд, она зарделась что маков цвет и... возражать против полёта стала менее активно. Окончательно уступить её заставил довод, что я не знаю дороги в Залесье, и в пути непременно заплутаю. Зато когда мы, наконец, взлетели, с каким восторгом Леяна смотрела на раскинувшуюся под нами землю! Ну, когда у неё первый страх прошел.
Да уж, что-что, а видами сёл и деревень мы в тот вечер насладились досыта. И всё потому, что штурман из Леяны оказался откровенно аховый, так что мы изрядно поплутали, пока уже в сумерках не наткнулись на Загорье.
Оправдывая своё название, село и впрямь будто спряталось от остального мира и наезженного тракта за пологой горой, прикрывшись с другой стороны леском, черным пятном выделяющимся на фоне более светлых полей. А чуть поодаль, выше по склону, обнаружилась баронская усадьба. Хотя, какая нафиг усадьба - настоящий замок с высокими, сложенными из камня стенами и рвом перед ними. В плане чёткий прямоугольник, с четырьмя низкими оборонительными башнями по углам, и высокой пятой, дозорной, венчающей собой просторное... наверное, всё же дом или жильё, ибо на донжон оно не тянуло. В нарушение всех правил фортификации, с одной стороны к замковой стене примыкал фруктовый сад. Впрочем, это упущение в обороне оказалось единственным, что же касалось караульной службы, то она была на высоте.
