- Фа фто ф фнами так, Лёфа? - промямлил я, едва ворочая распухшим языком.
- За что? Сдаётся мне, барин, за то серебро, коим ты колесницу покрыл. Туточки, в баронствах, и за меньшее живота лишают. Так что ночку-то мы переспим, а вот как утро придёт, так и подвесят нас на сажень к небу ближе...
- Фафай фбефым?
- Сбежим? Оно бы неплохо, токмо из меня беглец нынче сам знаешь каков. А ты беги, барин, дождись полночи и беги непременно! Вдвоём-то нам не сподручно, ибо враз догонят, а один ты, могёт статься, и уйдёшь. Да и мне здеся в однова ловчее будет. Вот придут меня на казнь вести, станут с лежанки поднимать, так я одного-другого с собой глядишь, и прихвачу. - Лёшка вынул из рукава кованый гвоздь сантиметров пятнадцать длиной. Где только успел подобрать, ума не приложу!
Остаток вечера я провёл у щели меж грубых досок, из которых была сколочена дверь сарая, внимательно наблюдая за происходящим на воле. Судя по всему, Лёхино предположение о серебре, как об истинной причине вынесенного нам приговора, оправдывалось полностью. Я даже поразился оперативности местных властей: ведь не прошло и получаса, как на двор стали прибывать всадники, везущие в переброшенных через седло мешках искорёженные куски нещадно ободранной с Блохи обшивки. Чуть позже, уже в вечерних сумерках два селянина под конвоем стражников пригнали телегу, груженную теми частями колесницы, от которых белый металл так просто не отделялся. А когда я увидел, как с телеги на землю с криком и матом сбрасывают тяжеленные накопители, признаюсь, с трудом подавил желание залечь и окопаться.
Вот же блин, страна непуганых идиотов! Соседство играющей боевой гранатой обезьяны и то на порядок спокойнее. Чёрт, а если бы один из гранитных блоков раскололся? И пофиг, что он практически пустой. Это на удержание в воздухе полуторатонной колесницы в тех накопителях маны не хватало, а на то, чтобы смести хату и всё надворные постройки, её остатка хватило бы за глаза! Но на счастье горе-грузчиков ничего не взорвалось. Наверное, правду говорят, что бог дураков любит.
А вот полудурков, судя по всему, нет. Вместо того чтобы исправно бдить на посту под нашей дверью, один такой полудурок дождался середины ночи и решил втихую от дружков урвать для себя толку ценного металла. На бедность, не иначе. Или на старость. Взял он топор и давай по накопителю тюкать, чтобы отрубить кусок серебряной оболочки. Раз тюкнул, два, а после третьего трещинка-то и побежала...
Незадолго до этого я, в полном соответствии с классикой жанра, рыл под стеной подкоп, а Лёха стоял на стрёме. Он-то и обратил внимание, с какой алчностью охранник поглядывает на кучу халявного добра, и сказал об этом мне. Предугадать дальнейшее развитие событий труда не составило. Так что стоило стражнику отложить копьё и начать примеряться к топору, как мы тут же забились в самый дальний угол сарая. И не зря. Звездануло так, что избёнку с ночевавшими в ней вояками раскатало по брёвнышку, а наш сарай, стоящий чуть поодаль, лишился крыши и одной из стен.
Вот она, свобода! Но прежде чем делать ноги, я решил пробежаться до кучи запчастей, в надежде найти что-либо годное на роль оружия. Ага, как же, нашел, аж два раза. Ту кучу взрывом сдуло вместе со стражником-полудурком. Единственное, что мне попалось на глаза, так это повисший на колодезном вороте обод от одного из колёс почившей Блохи да кусок листового серебра с рваными краями. Ладно, думаю, сгодится и это, ведь на безрыбье сам раком встанешь. Листовуха на роль режуще-царапающего пойдёт, а ободом при случае отмахаться можно, штучка увесистая, да и держать её удобно. Хвать я это добро и не задерживаясь за Лёшкой вдогонку. Только что там догонять было? Пока я по двору круги нарезал, мой одноногий едва-едва до ворот конюшни допрыгать успел. Смотрю, а на горизонте уже первые любопытные нарисовались, привлеченные полночным громом. Как назло в небе луна что твой прожектор сияет, и наши белые рубахи в её свете будто два маяка, в глаза так и бросаются. Ухватил я Лёшку да в конюшню затащил, пока нас не заметили. Думал, отсидимся, покуда ажиотаж не схлынет, а заодно что-нибудь на роль костыля ему подберём. Ну, для придания хоть какой-то мобильности.
На наше счастье конюшня стояла в глубине двора, позади принявших на себя всю мощь взрыва дома и баньки, а потому отделалась лишь лёгким повреждением кровли. Внутри одну половину конюшни занимали стойла с перепуганными грохотом лошадьми, а другую дощатая выгородка с собственной крышей, на которой рачительные хозяева хранили сено с соломой. Эдакий второй этаж. И лесенка рядом прислонена, как по заказу. Вскарабкались мы наверх, лестницу за собой втянули и затаились до поры, жадно ловя доносящиеся снаружи звуки. Когда слышу - отчаянные крики и плачь сменились внятными командами, а потом и многоголосый матерок послышался, сопровождающий коллективный труд по разбору завалов. Чувствовалось, что среди селян появился кто-то облечённый властью, который быстро смог навести порядок в бестолковой суете и бедламе. По приказу неизвестного начальника распахнулись ворота давшей нам приют конюшни, заставив нас с Лёшкой глубже зарыться в сено. В пляшущем свете факелов трое хлопчиков сноровисто оседлали всех коней и без промедления вывели их на двор.
- На конь! - донеслась команда. - Найдите этих злыдней, они не могли далеко уйти!
Вот блин, думаю, тоже мне, открыл Америку! Конечно не могли, куда нам с такой-то Лёшкиной ногой?
- Лёфа! - шепчу ему на ухо. - А у фефя лодыфка фильно фолит?
- Да не так, чтобы шибко. - отвечает он мне. - Покуда всем весом на неё не ступаю, так оно и ничего, дажить не ноет.
- Фадно, лефи тут, а я фо фонюфне фофвыфнусь, фоифю, фем тут мофно фаффыться. Ф уфелыф фуках и филы нефуфная фамена кофью. Фефно?
По сравнению с нашим предыдущим пристанищем, конюшня оказалась настоящим кладезем добряков, практически пещерой Али-бабы. Конечно же, вилы нашлись, и не одни. Первые деревянные, по существу ошкуренная и заточенная рогатина, были превращены в третью точку опоры для Алексея, а вторые, трезубое творение местного кузнеца, без всяких переделок могли послужить серьёзным оружием. Плюс ржавая коса. И плевать что она без косовища - достаточно обмотать ей пяту куском кожи, чтобы пальцы не порезать, вот тебе и сабля. Жуть какая неудобная, но Лёшка и ей был рад безмерно. В общем, мы вооружились, и даже замаскировались. Помимо развешанной по стенам упряжи, в конюшне отыскались несколько попон из толстого чёрного сукна. Выбрав две, я косой прорезал в них отверстие для головы, одел на себя получившееся пончо и подпоясался нагло приватизированными вожжами. Тёмная ткань надёжно скрыла белизну рубахи, сделав меня похожим на сгусток ночной тени. Лёшка незамедлительно последовал моему примеру. В принципе, уже можно было уходить, но в деревеньке продолжалась нездоровая суета, беготня, словом, народ тусовался во всю. Только дискотеки не хватало для полного счастья. Посовещавшись, мы решили подождать рассвета в надежде, что к утру в селении станет малость поспокойнее.
"Значит, всем весом..." - продолжал я думать над Лёшкиными словами, в очередной раз обшаривая опустевшее помещение. И тут меня как накрыло - обод! Обод колеса, в которое вделана дюжина амулетов левитации! Да, пускай они без накопителей, да, пусть маломощные, но, объединённые по нескольку штук, они могли бы существенно снять нагрузку с Лёхиных ног и дать ему возможность вообще обойтись без костыля. Заманчиво, чёрт возьми, ведь в таком случае скорость нашего бегства может увеличиться раза в два, если не в три! Многообещающая перспектива, вполне достойная того, чтобы потратить на неё оставшееся до рассвета время.
Расщепить обод оказалось не таким простым делом, гвоздей плотник наколотил исключительно щедро, но я с ним справился. Как говорится, ломать - не строить. Полчаса усердного пыхтения, и на моей руке лежат медные бляшки амулетов. Теперь вопрос: где взять накопители? Я заново перевернул всю конюшню, но ничего подходящего не нашел. Ни кирпича, ни булыжника. Чёрт, досадно-то как. Я расстроено опустился на стоящую в углу колоду, бездумно покусывая выуженную из шевелюры соломинку...
