— Это почему? — неприятно удивился Андрей.

— Потому что только дурак надевает на пальчик любимой женщине целое состояние!

— Да брось ты! Какое там состояние…

— А змейка?

— Какая змейка? С рубиновыми глазами?

— С рубиновыми?! — возопил Гольдблюм и даже бросил руль, чтобы воздеть руки к небу (никогда раньше Андрею не приходилось видеть, чтобы Фима так неосторожно выражал свои чувства, будучи за рулем). — С рубиновыми?! Ты за кого меня держишь? Ты забыл, кто мой папа и кем был мой дед?!

— Нет, помню вроде, — задумался Андрей. — То ли гинекологи, то ли ювелиры…

— Алмазные глазки! Красные алмазы! Довольно крупные и редкой формы. Это я, простой врач, заметил! А братва не приметит? Тут они все проктологи! Давно тебе паяльник в задницу не совали?

Андрей задумался.

— Ты уверен?

— Он меня спрашивает! Уверен.

— Странно… Ладно, я разберусь, поехали.

Андрей окунулся в дела с головой, навел порядок в фирме, где все слегка разболтались за время его отсутствия. Чувствовал он себя прекрасно, от загадочной лихорадки и следа не осталось.

Одно его мучило — в суете и беготне ежедневных своих занятий он все забывал позвонить матери и утешал себя тем, что вот разгребет основные проблемы и поедет к ней в гости, с цветами, с подарками, на целый день, повезет в ресторан и, может быть, даже уговорит ее поменять свою квартирку в “хрущобе” на что-нибудь более приличное… И он заставит Алису поехать с ним! Хотя Андрей понимал, что это будет нелегко и дорого ему обойдется. Как минимум новая шуба…

Обе женщины с первого взгляда невзлюбили друг друга. Андрей никак не мог этого понять. Ведь любят же они меня обе, думал он, это как-то должно сближать их… Мать все-таки не права, Алиса такая милая и добрая девочка, вот согласилась же снять кольцо. Где-то прячет. Он засмеялся. Ну, хоть не носит, и то ладно. Да, надо разобраться с этими алмазами… И пора подумать о наследнике, время идет… И позвонить маме… И еще этот филиал в Саратове, нечисто у них там, нечисто, надо бы самому съездить… Да еще налоговики обложили — все им отдай! И он опять погрузился в привычную круговерть проблем, сложностей и неувязок своей стремительной непростой жизни.

Алису он почти не видел. Она бывала на всех премьерах и презентациях, на вернисажах и приемах. Да еще задумала сменить мебель в их загородном доме, а новая мебель потребовала новой отделки. К тому же Алиса загорелась идеей сделать в холле стеклянный пол, а под ним устроить аквариум; камин же она решила перенести в малую гостиную. Алиса проводила за городом целые дни, а часто и ночевать оставалась.

Наступила зима. В начале декабря Андрей вспомнил, что Алиса с милой детской непосредственностью отмечала все подряд: и католическое Рождество, и православное, и Новый год… Значит, подарков должно быть по крайней мере три. И еще елка… Ну, елку-то привезет Саша, а подарки придется выбирать самому, и уж, конечно, не в “Детском мире”, а в ювелирном магазине.

В тот день он проснулся раньше обычного, как и собирался, полежал в темноте, планируя день и вспоминая все, что надо сделать. Потом встал, пошел в ванную. В квартире было темно. Он щелкнул выключателем, другим… Пробки, что ли, вылетели? Вот нет Алисы дома, и порядка нет, вздохнул Андрей. Он чертыхнулся, умылся и побрился в темноте, на ощупь, потом побрел на кухню сварить кофе. Поставил кофейник на плиту, открыл газ, щелкнул зажигалкой… И не увидел пламени! Еще не понимая, что произошло, он протянул дрожащие пальцы вперед и обжегся. Отдернул руку и уставился в темноту. Он стоял долго, пока кофе, шипя и булькая, не начал разливаться по плите.

— Мама, — прошептал он. — Что же это?

Стукнула входная дверь, в квартиру ворвался свежий морозный воздух, послышался веселый Сашин голос:

— Шеф! Дико извиняюсь! Гололед, пробки! Еле добрался!

И тут Саша услышал на кухне грохот и звон разбитой посуды. Пахло газом. Саша, на бегу доставая пистолет, ворвался на кухню.

Верный Саша сделал все, что полагается делать в таких случаях: выключил газ, убрал осколки, позвонил Алисе и Гольдблюму, перенес все назначенные на этот день встречи и совещания.

Через час Андрей сидел в кабинете лучшего офтальмолога России. В коридоре рыдала Алиса, почему-то вся в черном. И когда успела переодеться? Саша утешал ее, как мог.

Гольдблюм, уединившись в туалете, обзванивал по сотовому телефону всех своих многочисленных родственников как в России, так и за рубежом. В общих чертах ему удалось организовать международный консилиум, только никто не хотел ехать в Россию, надо было еще выбрать нейтральную страну.

Вспотевший Гольдблюм подбежал к кабинету, Алиса схватила его за пиджак и простонала:

— Что же я теперь буду делать?!

Гольдблюм оторвал ее руку от себя и прошипел:

— Не вой! И без тебя тошно.

А в кабинете коренастый, простоватый на вид мужик с серебряным ежиком коротких волос терпеливо объяснял:

— Патологии нет, во всяком случае очевидной патологии. Мне кажется, вы не наш пациент. Конечно, нужны анализы, серьезное обследование… Ложитесь в клинику, можете прямо сегодня это сделать, мы вас посмотрим.

— Что у меня? — глухо спросил Андрей.

— Трудно сказать, — честно признался знаменитый ученый. — Чтобы вам было понятно: никаких следов травмы, ожога, воспаления, врожденных дефектов. Зрачок даже реагирует на свет… Возможно, какие-то мозговые нарушения… Сейчас я ничего конкретного не могу сказать.

Андрей встал и крикнул:

— Саша!

Вошел телохранитель и неприязненно посмотрел на врача:

— Хоть что-то бы сделали. Хоть капли пропишите… За такой гонорар!

С этого дня жизнь Андрея превратилась в кошмарный сон. Его осмотрели десятки врачей-специалистов, он прошел все обследования, сдал все анализы, ответил на миллионы идиотских, как ему казалось, вопросов. Алиса то рыдала, то истерически смеялась.

Он уже был не в состоянии контролировать ситуацию в фирме. Все разваливалось.

Только мать оставалась деловитой, собранной, спокойной. Она появлялась, как всегда, незаметно, готовила его любимые блюда, читала ему любимые книги и даже рассказывала смешные истории из жизни своих учеников. И в Швейцарию на консилиум он полетел с матерью, а не с женой, несмотря на грандиозные скандалы Алисы.

Это была его последняя надежда.

Неделю он провел в стерильной клинике, слыша тихую непонятную речь, щелчки, звонки и шорох сложнейшей аппаратуры, ощущая прикосновения умелых, ловких рук, не причинявших боли, но и не облегчавших его страдания. С ним делали все то же самое, что и в Москве, только с большим комфортом и с большей важностью. Ну, и стоило это, конечно, гораздо дороже…

А через неделю он сидел в номере гостиницы и слушал, привычно потирая виски, речь матери, которая с воодушевлением описывала вид за окном.

— Мама! — прервал ее Андрей. — Ты знаешь, что сказали врачи?

Она замолчала.

— Они говорят, что я здоров! Вся их техника доказывает, что я здоров! Нет ни малейших признаков травмы, никаких нарушений… Похоже, я просто сам не хочу видеть!

— Сынок… — Она погладила его по плечу. — Сглазили тебя.

— Мама! — невесело засмеялся Андрей. — Впервые от тебя такие вещи слышу. Ты же у нас педагог. Что бы сказал директор школы?

Мать вздохнула и взяла его за руку.

— В церковь надо сходить, Андрюша. Помолиться. Брось пыжиться, хвастаться, людям глаза колоть своими деньгами! Вот и нажил врагов… Ненависть и зависть еще и не то могут сделать.

— А что может быть хуже, мама? — вскрикнул Андрей. — Я молодой, здоровый мужик, и меня за руку водят в туалет!

— Успокойся! — Не удержавшись, мать всхлипнула. — Раз в жизни послушай меня. Вернемся домой, сходим в церковь, а потом и подумаем, как жить дальше. Хуже ведь не будет…

— Да, — согласился Андрей. — Хуже уже не будет.