Андрей кивнул.

— Пусть призадумаются — это полезно. — Он помолчал и спросил о том, что было для него гораздо важнее разборок в фирме. — У Веры был?

Саша нахмурился.

— Только что оттуда… Конец света! Егор этот стоит на подоконнике, прижимает к груди школьные фотографии. А Вера держит его за пятки и плачет. Внизу — толпа… Дурдом! Ну, я пошел, снял этого придурка с окна, аккуратно положил на пол, поговорил о жизни…

Андрей поднял голову и пристально посмотрел на Сашу. Тот сделал невинные глаза и развел руками:

— Ни-ни! Пальцем не тронул. Исключительно силой убеждения. Он сам ушел. А Веру Станиславовну я в институт отвез, на работу ей было пора…

Андрей вздохнул:

— Ну, ладно, с этим я сам разберусь. Давай сюда Танечку.

— Не могу, — ухмыльнулся Саша. — Дурно ей! Она и еще трое на улице у входа воздухом дышат, в себя приходят.

Андрей протянул Саше лист бумаги:

— Вот список. По одному — ко мне в кабинет. Компьютеры выключить, сейфы опечатать. И перекрой выход. Никого не впускать и не выпускать.

У Саши по-разбойничьи заиграли глаза.

— Вот это славно! Начинается потеха!

После работы Андрей поехал к матери. Он вошел в темную квартиру, вошел так тихо, что она не слышала его шагов. Анна Алексеевна сидела в комнате у окна, не зажигая света, и плакала. Андрей вдруг заметил, как она постарела за время его болезни, похудела, сгорбилась, волосы совсем поседели. Он включил свет. Мать повернула к нему залитое слезами лицо и сказала бодрым, веселым голосом, как всегда в эти дни говорила с ним:

— Наконец-то, Андрюша! А я жду, жду…

Он подошел, обнял ее острые плечи, заметил новые морщинки на дорогом, добром лице, и ему стало стыдно, что он не так жил, причинил ей слишком много горя и даже сегодня не позвонил сразу, не ей первой сообщил о своем выздоровлении. У него сжалось сердце, и он глухо сказал ей в седую макушку:

— Мама, прости меня.

Анна Алексеевна заглянула в его лицо и все поняла.

— Андрюшенька! — ахнула она. — Сынок! Услышал Бог мои молитвы! Как же ты, когда же это?

— Утром. — И он ободряюще улыбнулся ей. — Мама, я на работе был, такой разгон устроил! Половину уволил без выходного пособия.

Анна Алексеевна покачала головой.

— Жестоко это, Андрюшенька, у них же семьи, дети… Надо разобраться. Ну, может, выговор объявить на первый раз…

Андрей засмеялся, подхватил ее и закружил по комнате.

— Это тебе выговор, мамуля, за то, что дурака родила. Всю жизнь слепым был. Доверял кому попало, дружил не с теми, любил не ту… Кстати, мама, я женюсь. И есть хочу, прямо умираю.

— Все сразу! — всплеснула руками Анна Алексеевна. — И есть, и разгон устроил, и женюсь! Угомонись. Утро вечера мудренее.

А сама уже хлопотала, накрывая стол, доставая, из холодильника еду, возилась у плиты. И вдруг застыла, глядя на сына изумленными глазами, все еще не веря себе — выздоровел, прозрел, видят его радостные блестящие глаза!

Андрей следил за ней, улыбаясь, наконец не выдержал, спросил:

— А почему ты не спрашиваешь, на ком я женюсь?

— А чего спрашивать? Я и так знаю. На Верочке. Она хорошая девочка. — Анна Алексеевна вздохнула. — Егора жаль… Он слабый, пропадет без нее.

— Мама! — возмутился Андрей. — Кто тебе роднее, я или Егор?

Анна Алексеевна укоризненно покачала головой.

— Не говори глупостей, Андрюша. Конечно, ты. Егор ей не пара, я всегда это знала. Но все-таки жалко мальчика, вежливый такой, воспитанный, из хорошей семьи. Почти отличник, всего две четверки в аттестате. Суп будешь?

Из кастрюли поднимался аппетитный пар. Андрей потянул носом — пахло маминым борщом, а этот запах ни с чем в мире не сравнится, ни с какими устрицами и омарами. Андрей сглотнул слюну.

— Наливай! И борщ буду, и все буду, — сказал он, потирая руки и гадая, что там шкворчит на сковороде.

Анна Алексеевна поставила перед ним до краев налитую тарелку. Андрей бухнул в огненно-красное море борща островок сметаны, подумал, добавил еще, посыпал зеленью, взял ложку, откусил от аппетитной ржаной горбушки…

И тут в дверь позвонили.

— Это Верочка! Чуяло мое сердце! — Анна Алексеевна бросилась открывать.

На пороге стояла Алиса.

— Мама! — воскликнула она рыдающим голосом. — Андрюша выздоровел!

И бросилась на шею остолбеневшей Анне Алексеевне.

Андрей вышел следом за матерью, увидел трогательное единение двух женщин, о котором он когда-то напрасно мечтал, досадливо поморщился и спросил холодно:

— Зачем ты пришла? Могла бы адвоката прислать. Я уже подписал все бумаги.

Алиса оставила в покое Анну Алексеевну и кинулась на шею Андрею. Она не просто обняла его, а вцепилась, обвила, облепила своим телом. Андрей с трудом оторвал ее от себя и оттолкнул.

Алиса привела в порядок прическу и наивно пролепетала:

— Давай помиримся. Сколько можно дуться! Ведь мы идеальная пара, нам всегда было хорошо вместе. — Она выразительно качнула бедрами. — Тебя все ищут, хотят видеть, поздравить! У меня прямо телефон оборвали! Поехали в клуб, все наши уже там. Отпразднуем все сразу — и твое выздоровление, и наше примирение… Я тебя всегда любила, Андрюша, — она тяжело задышала, — и всегда буду любить, а если тебе что про меня наговорили, ты не верь, просто все завидуют нашему счастью. Нам только ребенка не хватает — и будет идеальная семья. Я хочу мальчика, а ты? — игриво спросила она, заглядывая ему в лицо, словно желая проверить, действительно ли он видит, и глаза ее были холодно-наблюдательны, а пухлый ротик призывно улыбался, и голос с волнующей хрипотцой обволакивал, усыплял, баюкал… — Конечно, мальчика — большого, сильного, как ты…

— А пошла ты со своими мальчиками! — не выдержал Андрей. — Я лично хочу только одного — чтобы ты ушла отсюда как можно скорее. Шевелись, пока я добрый!

— И не забудь мою шкатулку, — словно не слыша его, щебетала Алиса. — Смотри! — Она распахнула жакет и показала отсутствие украшений. — На мне ничего нет, я прямо как голая.

Это была чистая правда — под жакетом она, действительно, была почти голая.

Андрей скользнул равнодушным взглядом по ее зазывно выставленным прелестям.

— Шкатулки здесь нет, но завтра я тебе все верну.

— Я тебе верю, — кокетливо улыбнулась Алиса. — Так где мы встретимся?

— У Гольдблюма.

Лицо Алисы помрачнело, отяжелело, рот искривился. На мгновение оно стало таким, подумалось Андрею, каким будет лет через десять-пятнадцать, когда никакая косметика уже не поможет. Если бы она сейчас взглянула в зеркало… Но Алиса быстро справилась с собой, принужденно улыбнулась.

— Ну, мы еще встретимся, поговорим. Все-таки я твоя жена, не забывай об этом.

И она вышла, оставив запах тяжелых экзотических духов. Анна Алексеевна вздохнула:

— Так легко ты от этой пиявки не отделаешься. Она пойдет на все.

— Я тоже пойду на все!

Анна Алексеевна взглянула в его лицо и не узнала сына. Это был другой человек.

Андрей прошел в комнату матери, снял пиджак, ослабил галстук. Возбужденно заходил из угла в угол. Встреча с Алисой вывела его из равновесия. Он потер шрам на виске, и вдруг его взгляд упал на ряд альбомов, стоявших на нижней полке книжного шкафа.

Когда Анна Алексеевна через полчаса вошла в комнату, Андрей сидел на полу, обложившись открытыми альбомами со школьными фотографиями.

Анна Алексеевна тихо позвала:

— Андрюша, я борщ подогрела. Пойдем, милый, ты ведь так и не поел…

Он словно не слышал. Андрей нашел и вытащил все фотографии Веры, начиная с первого класса, разложил их по порядку и рассматривал: как Вера росла и менялась, становясь все более похожей на себя нынешнюю. Странное умиление охватывало его, когда он угадывал любимые черты в толстощекой первокласснице с тугими косичками, в угловатом подростке с короткой стрижкой, в очаровательной юной девушке с сияющими глазами. И на каждом снимке, как тень, рядом с Верой — Егор. Андрей помрачнел, оглянулся, встретил все понимающий, сочувствующий взгляд матери.