Схватив свой бокал  «Мери», я  тут же пустилась в ход, задавая направление последующего развития событий.

***

- Прости, крестная, но я думаю, все здесь... слегка сбрендили. Вот и все.

Загадочно улыбнулась я: как бы я хотела, моя дорогая, что бы ты была права. Однако, даже если всю магию сего мира собрать воедино, обратно ничего не перепишешь и не изменишь. Вампиры и полукровки существуют, как бы нам это не хотелось. Как бы мы не противились.

Игриво вздернула я бровкой и вкрадчиво прошептала:

- А разве не этого ты хотела? Чего-то невероятного. Стоящего. Независимого. СВОБОДНОГО, - решаюсь на иронию.

- Все это… здесь не причем. Они – пьют кровь… и думают, думают, - взволнованно затараторила моя малышка, боясь даже произнести страшные вещи вслух.

Ей нужны доказательства? Прошу.

Сосредоточенный взгляд на ее бокал с "Мэри" - и тотчас спирт в оном вспыхнул ярким пламенем, напугав мою Жо до чертиков, не дав договорить. Еще немного выждать - и отпустить огонь восвояси: покорно угас.

Тяжело сглотнула девчушка. Удивленный, немой взгляд на меня, боясь даже моргнуть.

Ухмыляюсь, дерзко, лживо ухмыляюсь в ответ, а самой лишь хочется - лить слезы. Отчаянно лить слезы, коря за это безумство. Моя милая Жозефина, моя маленькая Матуа, прости меня за все... Еще один миг – и ее бокал от напора холодного взгляда сдвинулся с места, уверенно приблизившись к моему. Еще секунда – и в дребезги разлетелся подсвечник на столе.

Усовещено поджала я губы. Но лишь на короткий момент дать проступить на лицо истинным эмоциям - и вновь приняться играть бездушную роль.

- Таких штучек я могу показать тебе уйму. Хотя, это не совсем доказывает, что я – ВАМПИР, но то, что… не человек, уж точно. Не находишь?

- Т-ты – в-в-вампир? - пулей вырвалось из нее, а лицо излишне вытянулось. Настом страх, скатившийся по ее спине, обдав и мою душу. Поежились.

- Да, моя девочка. Я вот уже скоро как пятьсот лет, как Вампир.

- А? – только и вырвалось из нее, нелепо приоткрылся рот. Глаза неестественно округлились.

- Правда, из них, - пытаюсь сдержать ее нарастающую истерику своим отвлеченным рассказом; глубокий вдох, и повела, - пробыла сто лет под землей. Заживо закопанная. Братец постарался. Видишь ли, обратил меня мой муж… в вампира. Вернулся из долгого военного похода… мертвым, и меня забрал в свою вечность. Забрал. А мой старший братец все это пронюхал. Обвел вокруг пальца, втерся в доверие… И Ферни, будучи доброй души человек, существом, уступил. Обратил и его. Эх, знали бы мы тогда, какая цена за то доверие и дружбу! Меня в плен земле, на далеком, заброшенном острове Искья, а мужа – на куски и в пламя.

- Соболезную, - едва слышно буркнула моя малышка, отчего я тут же залилась краской от смущения. Неужто наступил тот день, когда я могу ей все о себе рассказать? Ничего не тая... и не додумывая?

- А кто еще из наших… тогда? - наконец-то решается вступить в бой моя Бестия.

Миг - и выстрел:

- Все.

(побледнела девчушка; но не сдается)

- Мама?

- Сразу после твоего рождения… обратили.

- Папа?

Загадочная улыбка.

- Луи, Луи… Эх, мой верный друг Матуа. Уже триста лет, как земля носит этого прекрасного вампира. Если бы не его поддержка, ух, сколько бы я дров наломала…

Тяжело сглотнула. Не верит, отчаянно сопротивляется моим словам, но все еще ведет игру.

- Мигель?

- Ох, Мигелюшка. Лет двадцать ему было, когда Луи  обратил его.

- Шон?

Нервно хмыкнула. Уколола в сердце. Мой мальчик. Мой любимый белобрысый чертенок. Тяжелый вздох, прогоняя наваждение тяжелых воспоминаний и чувств.

- Шон… Ему было двадцать, когда стал ... А знаешь, знаешь, почему мы поженились только через пятнадцать лет после знакомства?

- Нет.

Загадочная улыбка. Загадочная, но целиком сквозящая печалью и болью.

- Потому что я сама лично его приговорила… к пятнадцати годам погребения под землей. … vivi sepultura. Справедливость? Разве это было справедливо? Знаешь, - замерла на мгновение, перебирая мысли, подбирая слова, - я, когда его первый раз увидела, то сразу захотелось голову свернуть ему. Весь такой скользкий, алчный, вертлявый, самовлюбленный, горделивый жук. Но потом, потом, как узнала ближе, … то, как он душой и телом постоял за друга, друзей, - "за меня", хотелось добавить, но сдержалась. - Это просто нечто. Казалось, как такой хитрый, эгоистичный, всегда добивающийся своего, экземпляр, мог вот так легко предложить свою жизнь во имя... друга. – Пристыжено хихикнула. – В общем, еще на суде… у меня крышу повернуло не в ту сторону. Кораблик мой… поплыл вспять, борясь с течением. Пятнадцать лет ходила я день у день… к нему на могилку, тихо моля… простить меня. Я знала, знала, что он меня не слышит, и даже не знает, что я рядом. Но ходила… Больная? Больная. Сумасшедшая, влюбленная дура. Боже, Асканио уже не раз срывался… раскопать Шона и четвертовать, за это МОЕ помутнение. Представляешь? Лишь Матуа, твой отец, меня поддерживал все это время. Не давал отчаиваться. А потом, потом, как только я поняла (а мне приснился вещий сон), что Шон сегодня… (тогда, два (три) года назад) очнется и выберется из могилы, спадут оковы vivi sepultura, я… я СБЕЖАЛА. Собрала вещи и... уехала в Рим. Сбежала. Было невыносимо страшно осознавать, что все эти… пятнадцать лет я ЛЮБИЛА того, кому… даже, может, и не нравлюсь. Представляешь? Я жила надеждой, у которой даже СЕМЯ не было.

Тяжелый вдох.

- Знаешь, чего в те дни мне больше всего не хватало?

- Чего?

- Бренности… Обычной человечной смертности. Когда отчаяние окончательно захлестнуло разум, я попыталась покончить  с собой, – нервный смешок. – Чего я только не вытворяла, что не попробовала. Но жизнь теплилась во мне, разгораясь еще ярче, с болезненной силой. Даже кол в грудь…. меня не мог убить, не мог лишить сознания. Я была заключена оковы Вечности и Безумия. В бессмертном флаконе. В тот момент мне было хуже, чем когда… сто лет тлела под землей,…  сто лет. Ожидание, ожидание приговора - … это невероятно больно. Больно…

Замерла. Затихла.

- А дальше?

(слезы бежали шальными струйками по щекам Жозе, отчего и я сдалась - стыдливо спрятала глаза, укрывая соленые потоки)

- А дальше. Дальше… В один прекрасный день (не знаю, не знаю сколько прошло тогда времени, сколько он думал, рассуждал, ждал, прежде чем приехать; не знаю – для меня то была ужасная вечность)  постучал в мою дверь. Не могла поверить глазам…  А знаешь, знаешь, что он мне тогда сказал вместо простого, человеческого «привет»?

(та молча, отрицая, закачала головой в ответ)

- «И почему ты еще не одета? Через полчаса… у нас венчание. А мы еще кольца себе не выбрали». … Представляешь? Сорванец… маленький.

Смущенно захихикала я и, сгорая от неловкости, спрятала лицо в ладонях.

Глава 90. Новоприобретение

***

- Но почему я раньше… никогда не замечала? Почему… не рассказали? - с нарастающим возмущением переспросила Жозефина.

- Твои родители решили дать тебе максимально  долго побыть человеком… Простым, бренным. Дали вырасти тебе на почве ценностей тех, которыми когда-то мы сами жили. Человек. Быть человеком – отличная школа, дабы став чудовищем, вовсе не превратиться в животное.

- Почему сами не рассказали? И почему только теперь я узнаю?

- Сами… пытались, еще как пытались, но ты же сейчас никого, кроме себя, не слушаешь… А напрямую… побоялись, резко и неожиданно, не хотели еще сильнее тебя не оттолкнуть от себя.