За разговором мы дошли до ее покоев. Там Мария расхохоталась. Я не ожидала, что она умеет так смеяться.

– Ханна, дорогая, я пытаюсь понять, что тебя не устраивает, и никак не могу. Надеюсь, ты говоришь сейчас сама от себя, не подчиняясь чьим-либо наущениям?

Я тоже улыбнулась.

– Поймите, ваше величества. По прихоти герцога меня забрали от отца, а потом сделали шутихой покойного короля. Потом я оказалась у вас, и вы по доброте своей не выгнали меня, хотя вряд ли вам требовалось мое общество. Я просто хотела сказать, что вы можете меня отпустить со двора. Вы же не просили о шутихе.

Улыбка исчезла с лица королевы.

– Теперь понимаю. Ханна, ты хочешь вернуться домой?

– Не совсем так, ваше величество, – уклончиво ответила я. – Я очень люблю своего отца, но дома я – его помощница. И писарь, и печатник, и все, что он скажет. Жизнь при дворе, конечно же, веселее и интереснее.

Я не добавила главного: «Если здесь я могу чувствовать себя в безопасности», но этот вопрос всегда оставался для меня главным.

– Ты, кажется, помолвлена?

– Да, – коротко ответила я, не желая вдаваться в подробности. – Но мы поженимся только через несколько лет.

Она улыбнулась детской логике моего ответа.

– Ханна, тебе хотелось бы остаться со мной?

– Хотелось бы, – искренне ответила я, становясь на колени.

Я верила Марии. Пожалуй, рядом с ней я чувствовала бы себя в безопасности.

– Но я не могу обещать, что мой дар будет проявляться тогда, когда вам понадобится.

– А я это знаю, – ласково сказала Мария. – Это дар Святого Духа. Святой Дух говорит, когда считает нужным, а не когда его спрашивают. Я и не собиралась делать тебя кем-то вроде своего астролога. Мне хочется, чтобы ты была мне… моей маленькой подругой. Ты согласна?

– Да, ваше величество. Я буду только рада этому, – ответила я и ощутила у себя на голове ее руку.

Я оставалась на коленях, а королева стояла возле меня и молча держала руку на моей макушке.

– Редко можно найти того, кому я могла бы доверять, – тихо сказала она. – В свое время тебя отправили ко мне мои враги. Они платили тебе за это. Но они просчитались. Твой дар исходит от Бога. Герцог думал, что это он отправил тебя ко мне. На самом деле тебя отправил ко мне Бог. Тогда ты не знала меня и, скорее всего, верила тому, что обо мне говорили в окружении герцога. Потом ты узнала меня. В тревожные времена ты легко могла бы от меня сбежать, но осталась. Значит, ты любишь меня. Это так, Ханна?

– Да, ваше величество, – призналась я. – Думаю, невозможно служить вам и не полюбить вас.

Она улыбнулась с оттенком грусти.

– Возможно.

Я поняла: она вспомнила о тех женщинах, кого брали в королевские няньки и платили за то, чтобы они любили принцессу Елизавету и унижали ее старшую сестру. Королева убрала руку с моей головы и отошла. Я повернула голову. Мария остановилась у окна, выходящего в сад.

– Кстати, сейчас ты можешь пойти вместе со мной и составить мне компанию. У меня будет разговор с сестрой.

Я молча кивнула. Мы вышли из покоев королевы на галерею, чьи окна смотрели в сторону реки. На другом берегу желтели поля, с которых уже сняли урожай. Когда жали пшеницу, шел дождь. Если крестьяне не сумеют высушить колосья, зерна сгниют, и людей будет ждать голодная зима. А после голода непременно придет какая-нибудь болезнь. Чтобы в дождливой Англии быть хорошей королевой, нужно повелевать если не небесами, то погодой. Но даже королева Мария, проводящая часы в молитвах, была не властна над дождем.

На другом конце галереи послышался шелест шелковых одежд. К нам приближалась принцесса Елизавета. Подойдя, она озорно мне улыбнулась и подмигнула, словно мы были с нею союзницами. Я сразу почувствовала себя школьницей, которую вместе с Елизаветой вызвали к строгому учителю, и тоже улыбнулась. Елизавета удивительно легко располагала к себе людей. Порой ей было достаточно одного поворота головы и мимолетной улыбки.

– Как здоровье вашего величества? – церемонно спросила Елизавета, превращая и этот вопрос в шутку.

Королева лишь кивнула ей и довольно холодно произнесла:

– Ты просила меня о встрече.

Миловидное лицо принцессы сразу стало серьезным и даже мрачным. Елизавета встала на колени. Ее рыжие волосы разметались по плечам. Она опустила голову.

– Сестра, боюсь, что ты недовольна мною.

Королева молчала. Я чувствовала, как она борется с желанием подойти и поднять свою сводную сестру. Но она подавила это желание, держась на расстоянии.

– И что? – холодно спросила она.

– Я знаю, что более всего могла навлечь твое недовольство своей… религиозной принадлежностью, – не поднимая головы, сказала принцесса Елизавета.

– Ты не ходишь к мессе, – сурово заметила ей Мария.

– Да, – кивнула рыжая голова. – И это оскорбляет тебя?

– Еще бы! – воскликнула королева. – Могу ли я любить сестру, которая проявляет небрежение к церкви?

Елизавета вскрикнула:

– Я боялась, что это случится. Но, сестра моя, ты меня не понимаешь. Я хочу ходить к мессе. Но я боюсь. Мне страшно обнаружить свое невежество. Тебе это покажется глупостью… но сама посуди… я не знаю, как вести себя во время мессы.

Елизавета подняла голову. На ее щеках блестели слезы.

– Никто не учил меня тому, что я должна делать в церкви. Ты же помнишь: я воспитывалась в Хатфилде. Я жила с Кэтрин Парр, а она – ярая протестантка. Ну где, у кого мне было научиться всему тому, что ты узнала от своей матери еще в раннем детстве? Умоляю, сестра, будь снисходительной к моему невежеству. Даже когда мы с тобой жили вместе, ты не учила меня своей вере.

– Мне самой запрещали проявлять мою веру! – воскликнула королева.

– Тогда ты понимаешь, каково было мне, – доверительным тоном произнесла Елизавета. – Прошу тебя, сестра, не ополчайся на меня за недочеты моего воспитания.

– Ты можешь сделать выбор, – твердо ответила ей Мария. – Ты живешь при свободном дворе. Выбор зависит только от тебя.

Елизавета колебалась.

– Я нуждаюсь в наставлении, – сказала она. – Может, ты порекомендуешь мне что-нибудь для чтения? Или позволишь поговорить с твоим духовником? Я очень многого не знаю. Помоги мне, сестра. Наставь на путь истинный.

Ей было невозможно не поверить. Щеки Елизаветы раскраснелись и блестели от слез. Королева тихо подошла к ней и столь же тихо опустила руку на склоненную голову. Елизавета вздрогнула.

– Прошу тебя, сестра, не сердись на меня, – услышала я ее шепот. – Теперь я одна на всем свете. У меня никого нет, кроме тебя.

Мария коснулась ее плеч и подняла на ноги. Елизавета была на полголовы выше, но сейчас она держала голову склоненной, чтобы не встречаться с глазами старшей сестры.

– Ах, Елизавета, – прошептала королева. – Если бы ты исповедовалась в своих грехах и обратилась к истинной церкви, я была бы очень счастлива. Если я никогда не выйду замуж и если ты займешь престол после меня и тоже будешь королевой-девственницей, представляешь, какое государство мы могли бы построить вместе с тобой? Я верну Англию к истинной вере, а ты придешь мне на смену и сохранишь ее под властью Бога.

– Аминь, да, аминь, – прошептала Елизавета.

В ее голосе было столько радостной искренности, что я по-новому ощутила знакомое с детства слово. Сколько раз я стояла на мессе и шептала «Аминь», но каким бы прекрасным ни было это слово, только сейчас я прочувствовала его величие и силу.

Для королевы Марии наступили нелегкие дни. Она готовилась к своей коронации в Тауэре, где, согласно традиции, короновались английские короли. Но сейчас Тауэр был полон заключенных туда предателей, которые всего несколько месяцев назад делали все, чтобы не допустить ее на трон.

Советники королевы, в особенности испанский посол, рекомендовали ей разом казнить всех, кто был замешан в мятеже. Если их оставить в живых, они не успокоятся и снова начнут плести заговоры. А мертвых их быстро забудут.