Я тут же осеклась. Какая Алиса? Какой Кэрролл? Он тоже еще не родился.

Названное имя, впрочем, все равно не произвело впечатления и, по всей видимости, осталось без внимания.

– Скажу одно, господа, я в отчаянии, держусь из последних сил, так как боюсь сойти с ума. Там, в моем времени, остались маленькая дочь и мама. Им сейчас так же плохо, они ищут меня и не могут найти.

В носу защипало. Голос сел. Но я продолжала.

«Играй на бис! Заставь поверить!»

– Поэтому, господа, как это ни странно звучит, мне надо вернуться на ТО место, где я впервые встретилась с вами. – Я умоляюще взглянула на непроницаемого сэра Фитцджеральда. – Возможно, временной проход еще открыт… Сэр Эдуард, помните место нашей встречи на лесной тропе у куста боярышника? Отведите меня туда, пожалуйста!

Я с надеждой посмотрела на Мосснера, но глаза Эдуарда по-прежнему ничего не выражали, он смотрел сквозь меня и, конечно, не верил ни одному слову.

Чего я ожидала? На что рассчитывала?

Уверенность, поддерживающая меня короткое время, мгновенно исчезла.

Потому что, проговорив у себя в голове последние несколько фраз, я поняла, что подобные заявления и просьбы звучат из уст постояльцев психушки.

Полоска света из-за гардин доползла до кресла, я невольно поджала ноги, спряталась в тень.

Но помощь пришла нежданно-негаданно.

Доктор Лукас как-то незаметно приблизился ко мне. Его маленькие бусинки-глазки сияли, словно раскаленные угольки. Он находился в крайней степени возбуждения, дышал прерывисто и тяжело. Осторожно взял меня за руку и произнес:

– Деточка, вы только не волнуйтесь. Нам, – он указал рукой на собравшихся, – безусловно, жаль, что с вами случилось… хм, столь удивительное событие. Но разве уж вы здесь с нами и, так сказать, являетесь божьим… посланцем, я осмелюсь просить рассказать, как будут жить люди в будущем. Какая у вас медицина?

Я не поверила ушам. Первой мыслью было, что доктор поддался на уловку, решил подыграть. Я вновь управляю сном! Как еще можно объяснить его внезапное понимание? Или он до сих пор не вовлечен и лишь делает вид, что говорит со мной как со здоровым и разумным человеком?

«Может, у меня все же есть шанс? Или это его привычный терапевтический способ успокоить буйнопомешанную?»

Выбора правильной тактики у меня, увы, не было.

Пытаясь говорить как можно увереннее, я продолжила:

– Уважаемый доктор Лукас, если это в моих силах, то я попробую удовлетворить ваше любопытство. Но, к сожалению, за неимением медицинского образования не смогу быть достаточно полезной, как вы того ожидаете. Прошу, задавайте мне вопросы. Что вас интересует в первую очередь?

Доктор растерялся и, вытащив из внутреннего кармана платок, дрожащей рукой протер вспотевшую кругленькую лысину:

– Я в сомнениях, я не знаю с чего начать… деточка.

Он прерывисто, со свистом втянул воздух.

«Деточка?»

– Допустим, так. Скажите, как долго будут жить люди через… хм… двести лет?

Его первый вопрос оказался неожиданно простым.

Я внимательно взглянула на доктора, пытаясь понять, интересуется он искренне или нацепил маску.

Его круглое румяное лицо светилось от неподдельного нетерпения.

Он не лукавил и не играл.

Пришлось отвечать.

– В среднем до семидесяти – семидесяти пяти лет женщины и до семидесяти мужчины, это касается России, в других же, более развитых странах, как Япония, Германия и особенно Швейцария, продолжительность жизни немного выше.

Доктор недоверчиво посмотрел на меня и продолжил расспросы:

– Ну хорошо. Позвольте спросить – нашли ли лекарство от чахотки?

– Вы имеете в виду, лечат ли сейчас – извините, в будущем – туберкулез? Да, доктор, эта болезнь излечима практически в любой стадии, да и многие другие смертельные сейчас для вас болезни у нас полностью побеждены. Полностью исчезла оспа, детям перестали делать от нее прививки. О, простите! Я имею в виду специальные уколы, когда впрыскивают безопасные штаммы вирусов и в организмах людей вырабатывается иммунитет.

«У них уже есть шприц? Они знают, что такое штаммы? Или доктора пока лечат клизмами и кровопусканием?»

Лукас, казалось, вообще перестал что-либо понимать. Он смотрел на меня, словно завороженный кролик на удава.

«Дела неважные… Тем не менее… надо продолжать».

– Но самое значимое для медицины событие произошло в начале двадцатого века, когда было случайно найдено чудесное лекарство – пенициллин, антибиотик, полученный из плесени и способный уничтожать стафилококки и многие известные микробы. После чего практически все бактериальные инфекции людям были уже не страшны.

– Мисс, простите, что перебиваю, вы сказали, из плесени? – переспросил меня доктор.

– Да, сэр, из обычной плесени, из спор плесневых грибков, но их название мне неизвестно, извините.

– Ну конечно… вполне допускаю… но каким образом? Настой? Вытяжка? Экстракция? Прошу покорнейше прощения, умоляю, продолжайте, – с волнением прошептал Лукас.

Я с невольной благодарностью взглянула на него и заговорила вновь:

– Сейчас ТАМ излечимы практически все болезни, безвременно уносившие жизни. Успешно лечат даже опухолевые заболевания, но пока на ранних стадиях. Врачи научились пересаживать органы от здоровых, но внезапно погибших людей к травмированным. Умеют производить операции через маленькие отверстия в коже, как было с моим коленом. Я повредила его, катаясь на горных лыжах в Альпах.

– Простите? На чем? – подал признаки жизни Эдуард Мосснер.

– Это специальные…

«Возможно, они еще не знают такого понятия – лыжи!»

– Это… Как бы объяснить? Представьте себе пластины из сплава пластика и металла…

Я опять замкнулась.

«Слова “пластик” здесь точно не существует. Очнись! Нет, у тебя не хватит словарного запаса объяснить технологию производства».

– Эти длинные пластины из железа и специального материала, его… изобретут позже. Они цепляются на ноги. Крепятся к ботинкам. И люди с их помощью спускаются с горных вершин.

Делать нечего, я встала с кресла и показала воображаемые крепления на собственных ногах. Согнув колени, попыталась продемонстрировать стиль скольжения.

Удивлению Эдуарда не было предела.

– Простите, а для чего они спускаются с гор, разве трудно найти объездной и более безопасный путь?

Меня развеселил наивный, но абсолютно логичный вопрос Мосснера. Снится он мне или нет, но предположить, что его потомки будут страдать от недостатка адреналина в крови, что уровень развития техники лишит людей естественной борьбы за выживание, он вряд ли мог. И тем более не додумался бы, что они намеренно начнут искать экстремальные способы пополнения эндорфинов. Я попыталась как можно проще пояснить Эдуарду, почему мои современники лезут в горы не боясь переломать себе ноги:

– Понимаю ваше недоумение, но горные лыжи были придуманы для получения удовольствия. Люди наслаждаются сверкающим снегом, белоснежными горными вершинами, плавным скольжением по склону. В наше время существуют огромная спортивная индустрия и инфраструктура, созданная для любителей острых ощущений. В горах построены мощные подъемники, доставляющие людей наверх; специальными машинами расчищаются и готовятся трассы для безопасного спуска. Я могу рассказывать о горах бесконечно, потому как сама являюсь… активным участником этого захватывающего действа. И однажды, во время одного из катаний, была неосторожна и повредила колено.

Я вновь взглянула на доктора. Теперь он походил на удивленного ребенка. Пушистые бровки-домики подскочили над металлическими дужками, а глаза-бусины сверкали от возбуждения.

«Интересно, я до сих пор произвожу впечатление умалишенной или факты, которые я привожу, дают мне шанс показаться разумным человеком?»

– Но продолжу, дорогой доктор, и скажу, что самые последние достижения медицинской науки даже мне кажутся абсолютной фантастикой… или, простите, утопией, говоря вашим языком. Судите сами…