© Антон Викторович Кротов, 2016

© Антон Викторович Кротов, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Начинает светать. Проверим календарь: сегодня двадцать второе число, месяца асада, 1381 года. Афганистан, провинция Бадгис.

Ухабистая пыльная дорога, по котором мы едем, ведёт на северо-восток. Мы сидим на кузове грузовика, на большой куче мешков, подпрыгиваем и стараемся не выпасть на кочках; немного мёрзнем на предрассветном ветру. Скорее бы день!

Вот за поворотом из-за холма выглянула деревушка. Глиняные дома с полусферическим крышами, глиняные заборы. Кое-где поднимается дымок: женщины уже пекут утренние лепёшки. Некоторые крыши плоские; на них, накрывшись одеялами, наслаждается сном в утренней прохладе мужское население.

Грузовик останавливается около реки. Точнее, там должна была протекать река или хотя бы ручей. Спешим вниз, к воде, но нас ожидает разочарование: русло совершенно сухое и пыльное.

– Аб надори, – нет воды, засуха.

Ни колодцев, ни действующих колонок в округе не видно. Опять в кузов – и пылим до следующей деревни.

Здесь повезло. В долине виднелось что-то зелёное – это ручеёк, наполовину высохший, на вторую половину заросший водорослями. Глубина – воробей перейдёт вброд. Вода стоячая и, на первый взгляд, ни для каких нужд, кроме полива, уже непригодная.

Но другой воды нет, и мы, жители грузовика, налетаем на эту речку, как мухи на варенье. Полоскать зубы, мыть руки и ноги. Кое-кто тут же совершает истинджа: присев на корточки прямо посреди ручейка, полощет часть тела, невидимую под полами халата. После омовения совершаем утренний намаз, ёжась на утреннем ветру.

Стоянка закончена, пассажиры лезут на кузов, опять завернувшись во что попало от холода. Все ли на месте? никого не забыли?

– Бурубахайр! – возвещает помощник водителя, – счастливый путь!

И мы продолжаем свой путь – в сторону центра провинции, посёлка Калай-Нау. Мимо нас проплывают всё более просыпающиеся деревни. Мужчины седлают ослов, отправляясь в горы за хворостом; пастухи готовят к выгону стада овец. Одни совершают молитву; другие, более сонные люди только просыпаются, лениво потягиваются на крышах своих домов или во дворах, вылазят из-под одеял. Некоторые уже встали, видят грузовик, проезжающий мимо, и приветливо машут рукой.

Я тоже машу рукой, иногда доставая её из-под спальника.

Бурубахайр! Счастливый путь!

Над низкими, серо-рыжими горами поднимается красное, большое и пока ещё холодное солнце.

Калай-Нау. Довольно большой, тысяч на пять жителей, посёлок одноэтажных глиняных домов. На главную улицу смотрят в основном торговые части этих домов. Вот чайхана, вот продавец дров, а вот уже разложили в придорожной пыли длинные, как кабачки, зелёные арбузы. По улицам, никогда не знавшим асфальта, движутся телеги, повозки, пешеходы и редкие машины. Наш грузовик останавливается у большой городской чайханы.

В чайхане

Нас двое – я и Книжник (он же Сергей Браславский из Вологды). Мы едем автостопом из Герата в Мазари-Шариф, уже завершая наше путешествие по Афганистану. Шестнадцать часов тряслись на этом «Зиле», проехали 150 километров. Сейчас, вроде бы, пора вылезать и искать следующий транспорт.

– Приехали! Калай-Нау! – информируют нас пассажиры.

Мы стягиваем с кузова пыльные рюкзаки, обесформившиеся нашим долгим сидением на них. Пихаем туда спальники. Помощник водителя подходит к нам с корыстным интересом. Пишет на руке цифру с пятью нулями.

Ага. Мы тоже пишем цифру с пятью нулями, но другую. Билетёр протестует.

– Хватит с тебя, – пытаемся избавиться от толстой пачки денег.

– Давай две пачки, – требует билетёр.

– Или забирай одну пачку, или вообще не дадим!

Билетёр неохотно соглашается на одну пачку денег, и, не пересчитывая, прячет её в свой обширный карман. У нас деньги не влезают в карман – приходится их хранить в специальном отсеке рюкзака.

Мы идём пешком на выезд из Калай-Нау. Удивлённые местные жители указывают нам искомое шоссе. Посёлок неожиданно заканчивается; последним домом его является выездноый пост афганского ГАИ. Верёвка, протянутая поперёк дороги, преграждает путь скопившимся четырём «Камазам». Грузовики полны барахлом и людьми – это мухаджиры, переселенцы, а точнее говоря – беженцы, возвращающиеся из Ирана, где они прожили несколько лет, – к себе на родину, в одну из северных провинций Афганистана. Три грузовика полны вещами до самых бортов; наверху сидят по двадцать пять-тридцать запылённых мужчин. Один грузовик почти без вещей, зато перегружен женщинами и детьми, их там пятьдесят или шестьдесят человек. Грузовики ждут, скопившись на посту; мухаджиры, водители и гаишники с интересом разглядывают нас подходящих.

– Здравствуйте! Вы едете в Меймену?

– Меймена, Меймена, – кивают сверху мухаджиры.

Афганский автостоп

О радость! На ближайшие пару дней мы обеспечены транспортом. Конечно, все лучшие места в передней части кузова уже заняты; в задней части кузова трясёт и пылит, все сидящие там афганцы и их мешки покрыты толстым слоем пыли. Один дед даже сидит в повязке-респираторе. Ладно, устроимся как можем. Бурубахайр!

Водители и дорожные полицейские, наконец, утрясли вопросы с проездом, верёвка опустилась, и вот опять перед нами – степные, горные и пустынные пейзажи северо-западного Афганистана. Калай-Нау остаётся позади.

До самого горизонта – бесконечные степи, выжженные солнцем холмы и пологие горы. В ровных местах дорога разделяется на несколько ветвей, чтобы вновь собраться в одну в ущельях или долинах. Вот мы едем прямо по реке, разбрызгивая драгоценную воду во все стороны – река настолько мелкая, что после проезда каравана машин русло её почти пустеет, показывается дно, и требуется несколько долгих мгновений, прежде чем влага вновь распределится ровным слоем. Вот пастухи, гоняющие вверх-вниз по холмам стоголовые стада. Вот круглые и плоские, как огромные таблетки, копны пшеницы, вокруг которых ходит по кругу пара волов или осликов, таща за собой тележку-волокушу с камнями: обмолачивают зерно. Вот крестьянин ворошит лопатой смесь соломы и зерна, ожидая, что ветер отнесёт в сторону более лёгкие предметы. Вот другой крестьянин собрал большую кучу ещё зелёных степных колючек и сложил их в овраге – на высыхание, как будущее топливо. А вот на перевале, между двух жёлто-коричнево-глинистых гор, выкопал себе пещерку старик-нищий. Увидев издали приближающийся транспорт, он вылезает из пещерки, где прячется от солнца, поправляет чалму и ожидающе стоит, поглаживая бороду.

«Камаз» проезжает, обдавая старика пылью, в которой, однако, содержится и нечто благое: купюры по 1000 афгани. Водитель и благочестивые пассажиры бросают их, они кружатся и падают в запорошенную мелкой пылью дорогу. Старик, догладив бороду, старается запомнить, куда залетели деньги, и начинает сбор урожая.

Вот торговая деревня. Три десятка осёдланных ослов стоят на ослостоянке, ожидая своих хозяев, ушедших на базар. Вдоль единственной улицы-шоссе выставлено на продажу всё: арбузы, дрова, палки и железки, помидоры диаметром два сантиметра, яблоки, газировка иранского и афганского разлива, инструменты, резиновые вёдра для воды, сколоченные гвоздями из обрезков автомобильных шин… Вот печи для изготовления лепёшек, пышущие жаром и огнём, а вот предприятие общественного питания – чайхана.