При ее прикосновении Энни дернулась и приглушенно крикнула, однако не сказала ни слова и даже не открыла глаз. Казалось, она не понимала, что происходит вокруг.

Лиз в полной растерянности сидела на кровати, обняв девочку. Она не знала, как помочь своему ребенку, и сердце ее разрывалось от горя и тревоги.

– Пожалуйста, детка... Пожалуйста, проснись... ну же... я так тебя люблю... Энни, пожалуйста...

Вбежавший в комнату Джон застал жену в слезах.

– Уолтер сказал, что сейчас приедет. Что случилось?

Он тоже выглядел обеспокоенным, хотя и не хотел выдавать жене свое волнение. А Томми выглядывал из-за плеча отца, испуганный и растерянный.

– Я не знаю... У нее очень высокая температура... я не могу разбудить ее... О господи... Джон... пожалуйста... сделай что-нибудь...

Всхлипывая, Лиз сжала пылающее тельце дочки в объятиях. На этот раз Энни даже не застонала. Совершенно безжизненная, она обмякла на руках своей матери, и все трое молча смотрели на нее.

– Все будет в порядке. У детей часто такое бывает. Только что им было плохо, а через два часа смотришь – и они уже играют, как ни в чем не бывало. Ты же сама знаешь... – Джон изо всех сил пытался скрыть охватившую его смертельную тревогу.

– Не говори мне, что я знаю! Что я знаю, так это то, что наша девочка очень больна! – резко вскинулась в ответ Лиз.

– Уолт сказал, что, если понадобится, он отвезет ее в больницу.

Все они понимали, что без таких серьезных мер не обойтись.

– Пойди оденься, – мягко сказал Джон. – Я присмотрю за ней.

– Я ее не оставлю, – твердо ответила Лиз.

Она снова уложила Энни на кровать и нежно погладила ее слипшиеся от пота волосы. Томми смотрел на свою сестренку полными ужаса глазами. Она была такой белой, что могло показаться, будто она умерла, и, только пристально присмотревшись, можно было заметить, что она слабо дышит. Невозможно было поверить в то, что она может проснуться, засмеяться и задать какой-нибудь каверзный вопрос, но ему хотелось верить, что это произойдет.

– Как она могла так быстро разболеться? Вчера вечером Энни была молодцом, – тихо сказал Томми.

– С ней вчера не все было в порядке, но я решила, что это несерьезно.

Лиз с неожиданным упреком посмотрела на Джона, как будто это он был виноват в том, что она не позвала врача накануне. Теперь она с отвращением вспоминала о том, что они занимались любовью как раз в тот момент, когда Энни в своей комнате металась в жару и нуждалась в их помощи.

– Надо было вызвать Уолта вчера.

– Ты же не знала, что она будет в таком состоянии, – успокаивающе сказал Джон, понимая, как жена казнит себя, но Лиз ничего не ответила.

Они услышали, как к дому подъехала машина, и вскоре доктор уже звонил в дверь. Джон кинулся открывать.

На улице было очень холодно, и уже начался обещанный буран. Валил густой снег, и мир снаружи выглядел таким же унылым, как комната Энни.

– Что случилось? Девочке стало хуже? – спросил доктор Джона, пока они поднимались по лестнице в детскую.

– Я не знаю. Лиз говорит, что температура у Энни резко подскочила, и мы не можем ее разбудить.

Оказавшись в комнате Энни, доктор торопливо кивнул Лиз и Томми и сразу занялся маленькой пациенткой. Он потрогал ее лоб, пощупал пульс и посмотрел зрачки. Послушав девочку стетоскопом и проверив некоторые из ее рефлексов, Уолтер с встревоженным видом повернулся к близким девочки, с тревогой наблюдающим за его манипуляциями.

– Я должен немедленно отвезти ее в больницу и сделать анализ спинномозговой жидкости. Я опасаюсь, что это менингит.

– О боже!

Лиз не знала точно, что это за болезнь, но предчувствовала, что такой диагноз ничего хорошего им не сулит. О серьезности положения свидетельствовал не только вид Энни, но и беспокойство врача.

– Она выздоровеет? – еле слышно шепнула Лиз, сжав руку Джона.

Стоявший в дверях Томми не сводил со взрослых испуганных глаз. Ожидая ответа доктора, Лиз чувствовала, как глухо бьется ее сердце. Уолтер так давно был их другом, но сейчас, когда от его ответа зависела судьба Энни, он казался ей врагом.

– Я не знаю, – честно ответил он. – Девочка серьезно больна. Я немедленно отвезу ее в больницу. Кто-нибудь из вас поедет со мной?

– Мы поедем оба, – твердо сказал Джон. – Через минуту мы будем готовы. Томми, побудь пока с доктором и Энни.

– Я... папа... – Казалось, слова застревали у мальчика в горле, а слезы катились по лицу так быстро, что он не успевал вытирать их, – я тоже хочу поехать, и... я должен там быть.

Джон хотел было возразить, но потом кивнул. Он понял, как тяжело будет сыну оставаться в неведении в опустевшем доме. Он знал, что Энни значила для старшего брата, как и для всех них. Они не могли позволить себе потерять ее.

– Иди одевайся. – Он повернулся к доктору: – Мы будем готовы через минуту.

Войдя в спальню, Джон застал Лиз уже почти готовой. Наспех одевшись в первые попавшиеся под руку вещи и торопливо причесав волосы, Лиз схватила сумку и пальто и поспешно вернулась в комнату Энни.

– Как она? – с трепетом спросила она с порога, словно надеясь, что за время ее отсутствия произошло чудо.

– Никаких изменений, – тихо сказал врач.

Он постоянно проверял ее дыхание, пульс и прочие важные параметры. Кровяное давление девочки снижалось, пульс был слабым, и она все глубже погружалась в кому. Уолтер понимал, что в больницу нужно попасть как можно скорее, но он знал также и то, что даже в больнице врачи мало что смогут сделать с менингитом.

Через секунду в дверях появился Джон, а в следующее мгновение – Томми в хоккейной форме: это было первое, что попалось ему на глаза в его шкафу.

– Поехали, – сказал Джон, беря дочку на руки.

Лиз завернула ее в два теплых одеяла. Энни пылала от жара, личико осунулось и было невероятно бледным. Лоб был сухой, губы посинели. Подойдя к машине доктора, Джон с Энни на руках сел на заднее сиденье. Лиз устроилась рядом с ним, а Томми расположился спереди. В этот момент Энни слабо пошевелилась и снова затихла, и на всем пути в больницу она больше не подавала признаков жизни.

В машине царило напряженное молчание. Лиз неотрывно смотрела на свою дочь, ощущая собственное бессилие. Она несколько раз коснулась лба дочери, и исходивший от него жар привел ее в ужас.

Джон донес дочь до приемного покоя «Скорой помощи», где уже ждали предупрежденные Уолтером по телефону медсестры. Когда у девочки брали пункцию спинного мозга, Лиз стояла рядом с операционным столом, словно ее присутствие могло облегчить страдания дочери. Врачи просили ее удалиться, но она отказалась наотрез.

– Я останусь здесь, с ней, – с яростью в голосе сказала она.

Медсестры переглянулись, и доктор кивнул.

Ожидание казалось им бесконечным. К трем часам дня они получили подтверждение предварительного диагноза. У Энни был менингит.

За это время температура поднялась еще выше. Теперь у нее было сорок один и шесть, и все попытки хоть как-то сбить температуру ни к чему не приводили.

Энни лежала в детской палате, на высокой кровати, окруженной многочисленными приборами, а родители и брат молча стояли рядом, не сводя с нее глаз. Изредка она тихо постанывала, но не просыпалась и не шевелилась. Врач тщательно осмотрел ее. Состояние Энни его беспокоило, и он не стал обнадеживать встревоженных родителей. Он понимал, что, если в ближайшее время температура не спадет и девочка не придет в сознание, помочь ей будет практически невозможно. Вернуть ее к жизни или вылечить было не в его силах. Все было в руках судьбы.

Пять с половиной лет назад девочка стала для родителей подарком судьбы, неся им любовь и радость, а теперь этот дар ускользал от них, и никто не мог этому воспрепятствовать. Оставалось только молиться, надеяться на чудо и просить ее не покидать их. Но она, казалось, ничего не слышала.

Стоя рядом с кроватью, Лиз всматривалась в неузнаваемо изменившееся лицо своей дочурки и сжимала ее пылающую маленькую ручку. Она безотлучно находилась при девочке. Джон и Томми поочередно держали малышку за другую руку, а потом выходили в коридор, не в силах смотреть на ее мучения. Никогда раньше ни отец, ни сын не чувствовали себя настолько беспомощными. Мужчины, казалось, смирились с ее судьбой, но Лиз, которая категорически отказывалась отойти от кроватки дочери, была исполнена упрямой и мрачной решимости.