Эффективная боевая и восстановительная работа в Чечне — это плод усилий многих людей.

Будучи командующим Объединенной группировкой федеральных войск, я, разумеется, работал рука об руку со многими офицерами, обеспечивавшими успешное ведение операций на территории Чеченской Республики. С артиллеристами и летчиками, военными инженерами и врачами, с пехотинцами и контрразведчиками, со специалистами в области гражданской обороны и просто с гражданскими специалистами.

Шла война. Поэтому оценивать людей приходилось только по их деловым качествам.

Я, вообще-то, достаточно жесткий, требовательный человек. Если я работаю с кем-то в одной связке, если кому-либо что-то поручаю, то считаю себя вправе надеяться, что мой соратник меня не подведет. Даже если ему для этого придется мобилизовать все имеющиеся силы и все свои умения.

С благодарностью вспоминаю имена деятельных, добросовестных и самоотверженных офицеров, которых, как и меня самого, Чечня проверяла на прочность. Это генералы Протоген Андриевский, Аркадий Баскаев, Николай Бордюжа, Владимир Васильев, Юрий Воробьев, Валерий Востротин, Виктор Гафаров, Павел Голубец, Владимир Гордиенко, Николай Димидюк, Владимир Дмитрин, Владимир Дурбажев, Сергей Игнатов, Станислав Кавун, Николай Ковалев, Валентин Корабельников, Алексей Клементьев, Сергей Кудинов, Владимир Кузнецов, Михаил Львов, Владимир Мальцев, Борис Максин, Игорь Межаков, Владимир Морозов, Александр Муратов, Николай Новак, Александр Овчинников, Анатолий Пониделко, Николай Попов, Юрий Прощелыкин, Петр Ровенский, Валентин Соболев, Валерий Стрекалов, Владимир Сухорученко, Сергей Тертышников, Геннадий Тихонов, Александр Чекалин, Леонид Червоткин, Сергей Шойгу, Владимир Шумов, Сергей Юрченко, Виктор Якунов. Это полковники Сергей Джабадзе, Валерий Журавель, Борис Карпов, Юрий Кислый, Александр Клинов, Владимир Левицкий, Сергей Лябик, Олег Собокарь, Владимир Цыганков, Александр Чикунов. Это гражданские специалисты — заместитель министра связи Эдуард Островский (генерал-лейтенант в отставке) и заместитель министра строительства Альберт Маршев.

По мере того, как мы продвигались вперед, наши энергичные действия стали встречать и сопротивление иного рода.

В последние дни мая мы начали операции уже в горной части Чечни, в ее дремучей «зеленке», сразу в трех направлениях — на Ведено, на Шатой, на Ножай-Юрт…

Перед началом одного из рабочих совещаний, которые, как было заведено, дважды в день проводились на нашей базе в Ханкале, офицер группы радиоперехвата МВД доложил мне содержание только что состоявшихся в эфире переговоров. Некто, именуемый Кавказом-02, руководил действиями полевого командира Ястреба.

Вот дословный текст этого радиоперехвата, сделанного с 12.52 до 13.00 30 мая 1995 года:

«Кавказ-02 — Ястребу: Русские прошли через речку… заняли высотки по обоим берегам. Пехота там закрепляется. Примерно 25 единиц брони движутся вперед внаглую… Где наши БМП?

Ястреб: Я их послал навстречу русским танкам. Людей здесь мало. Просто маленькие группы из 2–3 человек, но это мизер.

Кавказ-02: Закройте им хвост, чтобы отрезать их тылы — тогда они задохнутся. А я к 24.00 устрою им концерт. Переговоры на этот счет я веду.

Ястреб: Значит, мы должны продержаться до 24.00?

Кавказ-02: Да. Держитесь любой ценой. Не дайте им прорваться дальше.

Ястреб: Хорошо».

Сообщение было и впрямь нешуточное: позывной «Кавказ-02» принадлежал Аслану Масхадову, а текст радиоперехвата напрямую касался одной из боевых операций, которая в эти минуты велась на одном из горных направлений.

С этой бумагой я и отправился на совещание, чтобы провести среди его участников мозговую атаку и предпринять контрмеры: понятно — сколько там боевиков, понятны их ближайшие шаги. Но вот что за «концерт в 24 часа», что за «переговоры» имеет в виду Масхадов, когда требует от Ястреба держаться именно до полуночи? Так что своих генералов задержал еще немного. Давайте, говорю, попробуем расшифровать — какой-такой концерт нас ожидает? Но сколько ни ломали голову, ничего толкового придумать не смогли — мысль кружила все больше вокруг технических новшеств и самоделок, на которые чеченцы были, в общем-то, мастера. Может, какие хитрые трубы для ракетных снарядов? Может, что-то еще? Так и разошлись, готовые, впрочем, к любым неожиданностям.

Но в 18.00 того же дня из центра боевого управления по закрытой связи позвонил командующий группировкой Вооруженных Сил генерал Геннадий Трошев: «Товарищ командующий, мне только что позвонил начальник Генерального штаба и приказал прекратить применение авиации». Я не понял: «Как это прекратить?» Как раз на том участке, о котором шла речь в радиоперехвате, наши войска вклинились в горное ущелье от 5 до 15 километров. Это значительное расстояние, когда наша артиллерия действует уже на пределе своих возможностей, а ее огонь уже не так эффективен. В этой ситуации авиация — единственное средство поддержки пехоты. Без нее всех просто пожгут в ущелье! Без нее войска будут уничтожены!

Начальник Генерального штаба генерал Михаил Колесников, до которого дозваниваюсь в первую очередь, только множит мое недоумение: «Ну что я могу поделать?! Это распоряжение самого президента!»

Связываюсь с генералом Гафаровым, находящимся в Москве, в главке внутренних войск: «Виктор Сергеевич, ты что-нибудь подобное получал?» «Да, — говорит, — только что пришла телеграмма, лежит у меня на столе. Диктую: «Грачеву. Куликову. С 00 часов 1 июня прекратить применение авиации. Причину не объяснять. Ельцин». Вот и понятно — что за «концерт»… Понятно, что за «переговоры»… Теперь уже, времени не жалея, в телефонном розыске поднимаюсь все выше и выше, правда, с одинаковым результатом. Министра обороны Грачева нет. Премьер-министр Черномырдин в Сочи. Президент в Завидово. Даже мой собственный министр — и тот в Китае!.. Никого нет абсолютно!

Тут уже и генерал Николай Антошкин, командующий фронтовой авиацией, подходит: «А.С., извините, я ваш приказ выполнить не могу: у меня есть распоряжение начальника Генштаба прекратить применение авиации». Это он аккуратно ставит меня в известность и сам пожимает плечами… Но служба есть служба, и все, что он может для меня сделать — это только ободрить взглядом. Это понимаю и я. Тут же в присутствии Антошкина шариковой ручкой составляю телеграмму:

«Верховному Главнокомандующему, президенту РФ Ельцину Б.Н.

Уважаемый Борис Николаевич! Выполнение вашего распоряжения № К-318 от 30 мая 1995 года (В этом распоряжении запрещалось применять авиацию. — Авт.) ставит под угрозу безопасность федеральных войск, вклинившихся в горы до 15 км. Без авиационной поддержки они не смогут выполнить спланированные операции и понесут большие потери, так как артиллерия по дальности не может оказать поддержку. В 12.52 30 мая нами получен радиоперехват, где Масхадов требует от своих полевых командиров продержаться до 24.00 30 мая «любой ценой», обещает отрезать тылы федеральных войск, «устроить им концерт». Переговоры на это счет он провел. Для исключения потерь среди личного состава прошу вас разрешить применение авиации после 24.00 30 мая моим решением исходя из складывающейся обстановки.

Командующий объединенными силами

генерал-полковник Куликов

30 мая 1995 г.».

За полчаса до полуночи все же отыскался в Сочи Черномырдин: я ему подробно изложил ситуацию, добавив, что и до Ельцина пытался дозвониться, но безрезультатно. Виктор Степанович, молодец, мгновенно все понял и без всяких сомнений взял ответственность на себя: «Вот так: я сейчас сам найду, кого надо… А ты считай, что никакой телеграммы не получал. Воюй спокойно и смотри, чтобы войска не понесли потери».

Сразу же после разговора с премьер-министром пригласил к себе Антошкина и с легким сердцем ему передал: «Я только что получил личное распоряжение Черномырдина продолжать применение авиации». Он мне поверил на слово. Отдал нужные команды и ничто, слава Богу, не сорвалось: войска пошли в горы и пошли стремительно…