Я ему поверил и не ошибся. Вскоре мятежники растворились в городе, а наши оперативно-розыскные мероприятия, умело спланированные Колесниковым и Шогеновым, были результативны: удалось задержать особо непримиримых сепаратистов, изъять оружие. Мятеж был исчерпан, а в 12.00 мы собирались пойти в баню…

Однако баню пришлось отменить. Пришло неожиданное известие: в следственном изоляторе Нальчика начались массовые беспорядки. Подследственным и осужденным удалось захватить один из корпусов. Могли бы захватить и второй, но наряд успел закрыть двери. Остается гадать: то ли обитатели изолятора поздно спохватились, то ли это возвратная волна бесчинств. Такое уже бывало не раз.

Оценив обстановку на месте, делаю оптимистический прогноз: в корпус зайти сможем. Теперь надо убедить погромщиков, которые, сидя на крыше, чувствуют себя неуязвимыми, а потому кроют матом всех подряд. Сейчас у них угар от свободного воздуха и ощущения собственной безнаказанности. Свои силы они явно переоценивают. Они еще не понимают, что могут погибнуть, когда в захваченный корпус СИЗО пойдет спецназ из «Витязя» и из 2-го полка дивизии имени Дзержинского. Глядя на бойцов спецподразделений, в своем облачении напоминающих инопланетян, уголовники еще храбрились: «Ерунда, будем держаться!..» Кто поопытнее, из камер одергивали смельчаков: «Расходитесь по камерам, суки, а то достанется и нам!..»

Бойцы спецназа действовали очень аккуратно. Правда, пришлось рвануть несколько свето-шумовых снарядов и применить силу, но порядок был восстановлен всего за четверть часа. К счастью, штурм обошелся без жертв.

Вот теперь можно было вздохнуть действительно полной грудью. Искренне радовался, что эти несколько суток, прожитые мной в Нальчике, очень многое переменили и в жителях республики, и в нас, военных людях. Стало ясно: мы можем эффективно противостоять любым авантюристам, которые рассчитывали прийти к власти с помощью насилия и националистической пропаганды. Хватит отступать! Ведь у нас достаточно и сил, и воли, и ума, чтобы сохранить собственную страну. Не дать ее растащить и расколоть.

С этими мыслями возвращался в Москву. Впервые с настоящей победой. Впервые после череды отступлений из Карабаха и дудаевской Чечни. И в то же время с уверенностью, что строительство новых внутренних войск неоправданно затянулось.

В Москве одним из самых внимательных моих слушателей и горячих сторонников стал Анатолий Романов.

Будучи начальником Управления по охране важных государственных объектов и специальных грузов, Анатолий занимался чрезвычайно ответственной работой. В его ведении находились части и соединения, охраняющие ядерные реакторы, ядерные полигоны, крупные оборонные предприятия и многое другое. Но как военачальник, он отлично понимал, что в ближайшее время главной задачей войск останется противоборство с боевиками из незаконных вооруженных формирований. Что облик современных внутренних войск будут определять части и соединения оперативного и специального назначения. Что главные события будут разворачиваться именно на Северном Кавказе.

Теперь мы часто собирались по вечерам, обдумывая разные ситуации. Романова и меня беспокоили одни и те же проблемы, от решения которых зависела сама судьба войск: новая организационно-штатная структура, вопросы применения войск в изменившихся условиях, место внутренних войск в системе российской безопасности. Иногда Анатолий приходил в мой кабинет, иногда мы сидели у него. Думали. Считали. Строили смелые планы. Чего стоил хотя бы один из них: внутренние войска России обязательно должны передать конвойные функции органам юстиции. И не так, чтобы взять и отказаться, а сохранив при этом лучших офицеров, чья профессиональная подготовка позволяет им командовать ротами, батальонами и полками в частях оперативного назначения и в спецназе.

Будущее виделось так: боеспособные части оперативного назначения, задачей которых станет участие в преодолении вооруженных конфликтов; мощный и очень профессиональный спецназ ВВ; разведка ВВ, созданная в соответствии с лучшими образцами армейской разведки и оперативных служб органов внутренних дел; немногочисленная, но технически безупречная авиация ВВ; боевая учеба, рассчитанная на применение войск в горной и горно-лесистой местности, а также в условиях города; служба по контракту.

С точки зрения сегодняшнего дня наши, почти десятилетней давности планы уже не кажутся революционными. Сегодня они стали реальностью, и ими уже никого нельзя удивить. Остается только поверить на слово, что так оно и было, и нам самим иногда приходила отчаянная мысль — а не заносит ли нас в наших фантазиях?…

Но в конце концов мы были с Анатолием выпускниками Академии Генерального штаба, и у нас никто не мог отнять право на предвиденье грядущих событий.

Хотя далеко не всегда надо было заглядывать на десятилетия вперед. Ведь я только что вернулся с Северного Кавказа, где опять назревала война.

Теперь уже между осетинами и ингушами, для которых предметом спора стали земли Пригородного района Северной Осетии. На эту территорию претендовали ингуши, утратившие ее во время сталинской депортации. Летом 1992 года, находясь в командировке во Владикавказе, я не мог не заметить, что среди осетин появилось немало горячих голов, призывавших то формировать какую-то национальную гвардию, то ополчение. А то и вовсе рыть окопы в Пригородном районе.

Среди них попадались и такие, кто от слов переходил к делу. Например, небезызвестный спортсмен Бибо Дзуцев, называвший себя командиром отряда самообороны. Безусловно, этот человек имел непосредственное отношение к вертолету со стрелковым оружием, который мы задержали летом. Было известно, что некоторые осетины специально участвовали в грузино-абхазской войне на стороне абхазов, чтобы иметь возможность добывать и накапливать это оружие. Как, впрочем, и ингуши, имевшие возможность разжиться автоматами и гранатометами в родственной им Чечне. Однако опаснее всего были не эти отдельные факты, а воинственные настроения жителей Северной Осетии и Ингушетии, которые уповали на силовой способ разрешения территориального спора.

Но, как это не раз показывала жизнь, если все время думать о войне, не успеешь заметить, как тебя на ней и убьют.

Вот эта война в людских умах — этот воинственный психоз, умело подогреваемый официальными властями обеих республик, именно он в конце концов и породил жестокий, кровопролитный, братоубийственный конфликт, когда самой страшной виной человека стали считаться не реальные проступки, а национальность, которую, как известно, при рождении никто не выбирает и которая на том свете тоже не имеет никакого значения…

Как я считаю и сегодня, у этого конфликта было две предыстории. Одна — дальняя, а другая — совсем новая, определявшаяся положением республиканских элит уже в начале 90-х годов.

Оценивая эти события, нужно осознавать, что настоящей их причиной стало положение статьи № 6 закона о реабилитации репрессированных народов, появившегося, если мне не изменяет память, в мае 1991 года. В нем подтверждалось право репрессированных народов на возвращение территорий, которые они занимали до выселения.

В наших российских условиях это право, совершенно объяснимое с точки зрения социальной справедливости, к сожалению, обернулось взаимной враждой. История не знает ни одного примера ненасильственного передела земли на Кавказе.

В свое время на заседании Совета безопасности я высказал свою искреннюю позицию по земельному вопросу на Кавказе, когда речь зашла о разработке закона Российской Федерации «О земле». Президент России Борис Ельцин, умеющий в любом выступлении с ходу уловить рациональное зерно, тут же насторожился и задал уточняющий вопрос: «Расскажите подробнее, в чем могут выражаться негативные последствия?»

Я охотно пояснил: «Система передела земли, существовавшая при советской власти, была такова, что росчерка пера секретаря райкома хватало, чтобы перераспределить ее как угодно. Наделы и даже целые угодья перемещались из колхоза в колхоз. Могли меняться в ту или иную сторону административные границы республик. Но, если речь заходила о пустующих землях Нечерноземья, это мало кого трогало: бери, если справишься. И сегодня в некоторых российский областях надо еще поискать охотника жить и работать на земле. Кругом брошенные, никому не нужные села…