Мое право считать это отсутствием воли высшей государственной власти страны. В ту пору только Ельцин и мог принять такое решение, обязывающее руководителей Министерства внутренних дел, Министерства обороны и контрразведки действовать сообща. Ни одно из ведомств не в состоянии выполнить такую задачу самостоятельно. Это можно сделать только в результате совместной комплексной операции по единому плану и под единым командованием.
Можно не сомневаться, если бы президент обозначил срок ликвидации в три месяца, все вышепоименованные министры в срок доложили бы о выполнении приказа или принесли бы прошения об отставке. Сил и средств у них, если действовать согласованно, вполне достаточно и для более масштабных операций. Но самостоятельно — повторяю — никто из них не мог взять на себя роль координатора. Приказ должен был отдать Верховный Главнокомандующий.
Руководители силовых ведомств, каждый по своему направлению, стремились выполнить задачу. Но это не делалось в связке друг с другом, не делалось по единому плану.
Что касается гибели Джохара Дудаева 21 апреля 1996 года, то могу сказать совершенно определенно: МВД страны так и не получило исчерпывающих доказательств его смерти. В 1996 году по этому поводу я разговаривал с Усманом Имаевым, бывшим прокурором в администрации Дудаева, с которым за год до описываемых событий познакомился на переговорах в миссии ОБСЕ в Грозном. Имаев высказал сомнение в том, что Дудаев погиб. Привел небезынтересную на его взгляд деталь: обломки машины, которые ему представили как попавший под ракетный удар автомобиль Дудаева, показались ему наскоро собранными фрагментами совершенно разных машин: то откровенно ржавыми были детали, то цвет крыла не совпадал с цветом крышки багажника… Или что-то в этом роде. В общем, Имаев вел речь об имитации взрыва.
Официальная версия гибели Дудаева в нашем и чеченском изложении выглядит так: вечером 21 апреля 1996 года президент Ичкерии Джохар Дудаев вместе с доверенными лицами, среди которых был и Курбанов, о котором шла речь в предыдущей главе, находился в окрестностях чеченского села Гехи-Чу, чтобы сделать несколько звонков по телефону спутниковой связи. Примерно в 20.00, когда Дудаев разговаривал по телефону с находящимся в Москве политиком Константином Боровым, по машине Дудаева был нанесен ракетный удар высокоточным боеприпасом, который наводился по радиосигналу спутникового телефона. В результате взрыва Дудаев и Курбанов погибли. Похороны Дудаева наблюдали одновременно в четырех населенных пунктах. Впоследствии я спрашивал у Ахмеда Закаева, вице-премьера в правительстве Аслана Масхадова: чем это объяснить? Закаев мне подтвердил, что президент Ичкерии убит, а четыре официальных могилы Дудаева устроены для того, чтобы сбить с толку федералов и не позволить им произвести эксгумацию тела.
Конечно, сразу же после известия о гибели Дудаева я послал в Гехи-Чу своих оперативных сотрудников, которые скрытно сфотографировали место происшествия. Размеры воронки на месте взрыва были следующими: полтора метра в диаметре и пятьдесят сантиметров в глубину. Ракета, которой якобы был поражен Дудаев (а их, как говорят, было две), имеет 80 килограммов взрывчатого вещества и должна была оставить после разрыва куда более серьезную воронку. По расчетам, только ее глубина должна была составить примерно 5 метров. Но такой воронки там нет.
Что случилось в Гехи-Чу на самом деле — неизвестно. Версий много.
Одну из них мне представили сотрудники Северо-Кавказского Регионального управления по борьбе с организованной преступностью, которые неплохо ориентировались в этой среде и знали подоплеку практически каждого громкого события ичкерийской истории. Они утверждают, что гибель Дудаева носила случайный характер. Дело в том, что главарь одного из бандформирований, находившийся в Гехи-Чу, своевременно не рассчитался со своими бойцами. Обманывал, присваивал деньги, которые выделялись ему на организацию сопротивления. Речь шла о крупной сумме в один или два миллиона долларов.
Его соратники решили отомстить и загодя установили в машине полевого командира — это была «Нива» — взрывное устройство из обыкновенной толовой шашки с дистанционным взрывателем. Не решились взрывать машину во дворе дома и ждали удобного случая. Как только увидели, что «Нива» покинула Гехи-Чу и остановилась на пустыре, взрыватель был приведен в действие. То, что в ней оказался Дудаев с Курбановым — для подрывников оказалось неожиданностью. Они погибли по ошибке. И в самом деле Дудаев, никогда не ночевавший в одном и том же доме, мог приехать внезапно, а меры конспирации, которые в таком случае предпринимались неукоснительно, могли ввести в заблуждение и мстителей.
Пока я склоняюсь именно к этой версии, хотя, повторяю, их немало и каждая выглядит не менее правдоподобно. Так что нельзя быть убежденным в смерти Дудаева, пока не будет идентифицирован его труп. Иные и сегодня утверждают, что он жив, но я не располагаю информацией, которая бы указывала на его присутствие среди нас. Дальше я не заглядываю… Дальше область мифов и преданий, среди которых четыре могилы Дудаева и разрушенный город Грозный, некогда переименованный в его честь Джохаром — пока остаются памятниками его человеческой жестокости, авантюризма и политической недальновидности. Именно они стали причиной трагедии, которую пережили все народы, населяющие Чечню. Вот такими могилами и разрухой закончилось время правления Дудаева.
Нет ничего странного в том, что война, которой он жаждал, бесследно и бесславно уничтожила его самого.
* * *
Впервые оказавшись в Великобритании в 1993 году в числе участников международной конференции, я с удовольствием принял предложение ее устроителей посетить лондонский Музей истории войн. Всегда важно узнать иную точку зрения, детали и нюансы незнакомой жизни. История войн — тоже история мира, и в летописи человечества вот эти железные коробки первобытных танков, вот эти полотнища старых боевых знамен значат ничуть не меньше, чем памятники архитектуры и живописи, чем нотные партитуры и славные книги прошлого. Любая война — это очень серьезное испытание для страны, для народа, участвующего в ней. И как всякое экстраординарное событие, требующее от людей крайнего, подчас даже нечеловеческого напряжения ума и физических сил, именно война раскрывает лучшие и худшие черты национального характера.
Мой поход в Музей истории войн был важен еще и потому, что, открывая для себя западное общество после нескольких десятилетий отчуждения, я пытался понять, насколько верны с точки зрения неподкупной истории наши взаимные представления друг о друге. И с удивлением отметил, что весь вклад СССР в победу над гитлеровской Германией в годы Второй Мировой войны отмечен в этом музее всего лишь двумя экспонатами: погоном с плеча маршала Жукова и крошечной — буквально 12 на 18 сантиметров — фотографией Сталина. И больше ничего!.. При этом не меньшее впечатление произвела на меня экспозиция, имитирующая окопы времен Первой Мировой войны. Нет, достоверными в ней были не только мельчайшие детали этой окопной жизни среди разбитых блиндажей и колючих валов проволоки Бруно, но — странно сказать — даже воздух войны, нагнетаемый в музейный зал невидимыми устройствами, был наполнен безотчетной тревогой, запахами жженого пороха и разложением человеческих тел. Это был знакомый запах войны — отчетливый и всепроникающий.
Замысел этой художественной инсталляции следовало понимать и так: независимо от целей, ради которых предпринята любая война — пот, кровь и окопная грязь всегда будут оставаться ее неизменными спутниками. Сколько бы веков ни минуло и каким бы высокоточным ни называли мы свое нынешнее оружие, человеческая природа, как и прежде, соткана из грубых охотничьих инстинктов и наших первобытных представлений о слабости и силе соперника.
Война в Чечне, как и любая другая война, просто высветила все лучшее и худшее, что в нас было. И как это ни горько признавать, но самым серьезным человеческим пороком, способным разложить самую крепкую воинскую часть, по-прежнему остается пьянство. Неважно, что выпивку объясняли то желанием расслабиться, то желанием воодушевиться перед боем — эту нашу национальную черту приходится учитывать любому русскому командиру: и взводному, и полковому.