— Скажу.

Вдруг среди грузовиков-самосвалов показался отец. Он был в сапогах и в рабочей тужурке.

Витя радостно бросился навстречу.

— Папа! Папа!

Анатолий Матвеевич на бегу подхватил Витю.

— Ну и пират! Как же тебе удалось сюда пробраться?

— А вот и удалось, — засмеялся счастливый Витя. — Захотел и пробрался. — И тут Витя сказал самое для него главное: — Папа, можно мне стройку осмотреть? — и поспешно добавил: — Только изнутри.

— Ах, вот оно что, — улыбнулся отец и покачал головой.

— Анатолий Матвеевич, — позвали в это время откуда-то сверху из окна. — Калориферы снимаем, так куда их?

— Иду! Иду! А ты, Витя, вот что: посиди здесь, у проходной, обожди меня.

— Папа, я с тобой! — взмолился Витя. — Ну, папа, возьми меня.

— Нельзя, Витя. Там ходить опасно. Свалишься.

— Я не свалюсь. Я осторожно, — продолжал упрашивать Витя. — Я с тобой буду. А маме ничего не скажем.

Подошла сторожиха. Она сказала:

— Позвольте ему, Анатолий Матвеевич. Мальчику любопытно. Пусть. А я самокат его постерегу.

Отец уступил просьбам сына.

И вот Витя на грузовом лифте поднялся с папой на двенадцатый этаж.

К балкам по всему зданию были прикреплены толстые трубы, стояли большие насосы. Было прохладно и ветрено.

Отец взял Витю за руку, и через узкий бревенчатый коридор они попали под фанерный навес.

Витя разглядел этот навес еще с земли. Здесь шла кладка стен. Девушки в передниках снимали с конвейера кирпичи, подносили рабочим цемент, который накачивали снизу по особым трубам.

— Папа, — сказал Витя. — Как тут интересно! Можно, я посмотрю?

— Можно, — и отец окликнул одного из каменщиков: — Николай!

Каменщик поднял голову.

— Николай, это мой сынишка Витя. Пусть он побудет с вами, пока я к калориферам схожу.

— Конечно, Анатолий Матвеевич. Давайте его сюда.

— Стройкой он у меня интересуется.

— Мы его к себе в бригаду зачислим, — сказали девушки.

Вите никогда прежде не доводилось с такой большой высоты разглядывать город.

И вот Витя высоко стоит над столицей Москвой.

Выше многих домов и труб. Точно морской прибой, набегают и набегают волны чистого, прохладного воздуха.

Повсюду крыши домов — белые, красные, зеленые, и столько много этих крыш — ни за что не пересчитать.

Торчат заводские и фабричные трубы, легкая и стройная, вытянулась радиомачта, будто сплетенный из проволоки сачок.

А вон сверкает Москва-река. Через нее единым взмахом шагнул Крымский мост. По реке, точно перышко, плывет белый катерок. Зелеными гусеницами расползлись бульвары.

— Ну как, — спросил Николай, — голова не кружится?

— Нет, — ответил Витя, — не кружится. Только в ушах чуточку шумит.

— Это от непривычки к высоте. Ничего, скоро пройдет. Да, брат Витя, не простой у нас будет дом.

— А какой же?

— Настоящий дом-город. Тут тебе и магазины, и почта, и столовая с электрокухней. Или станешь ты на эскалатор — и уже где-нибудь на крыше по саду гуляешь среди цветов и деревьев.

— А кино будет?

— Будет и кино. А управлять домом днем и ночью будут инженеры.

— Инженеры?

— Да. Вдруг где лифт поломается или пылесос испортится? Что тогда делать? Или опять-таки, к примеру, садишь ты и кино смотришь, а в зале душно сделалось. Инженер у себя на пульте нажмет кнопку, заработают вентиляторы и в зал к тебе холодный воздух пригонят.

Николай говорил, а сам работал. Пока особой лопаточкой он соскабливал лишний цемент, который выдавливался под тяжестью кирпича, к другой его руке словно прилипал уже следующий кирпич.

Витю точно заворожили сноровистые руки каменщика. Он глядел на них и не мог наглядеться. Руки двигались удивительно плавно и быстро. Раз-два — и кирпич на месте, раз-два — и кирпич на месте. И так без конца, без конца... Только успевай их подавать на конвейере.

Витя обратил внимание на то, что все кирпичи густо покрыты сквозными дырками.

Он спросил об этом Николая.

— Чтоб легче были, — объяснил каменщик.

— А много, наверное, кирпичей для большого дома нужно?

— Много. Даже очень много. Девять миллионов. И каждый кирпич в руках подержать надо.

— А скажите, — продолжал допытываться Витя, — зачем эти фанерные будки?

— Это не будки, а шатры-тепляки. От зимы еще остались. Зимой работать холодно: мороз, вьюги.

— А зимой разве тоже строили?

— Конечно, строили. И нам тепло было, и цемент не замерзал. Когда ты с отцом поднимался, заметил — трубы кругом?

— Да. И насосы видел. Здоровенные такие.

— Вот. Насосы эти называются калориферы. Они по трубам гнали к нам в шатры теплый воздух, а холодный откачивали.

Николай продвигался вдоль кладки, за ним продвигался и Витя.

Снизу по-прежнему доносился скрежет бетономешалки и поющий звон электрических пил. Где-то гулко и размашисто бил молот.

— Клава! — раздался сверху с лесов женский голос. — Клава! Скажи Николаю: нам доски нужны!

— Ладно, скажем, — ответили девушки. — Коля, слышишь?

— Слышу. Позвоните диспетчеру от моего имени, и пусть поднимут.

— А что, — удивился Витя, — дом еще не готов, а у вас уже телефон есть?

— Да, есть специальный телефон. Мы по нему разговариваем с диспетчером на подъемном кране.

Витя давно уже томился от нетерпения и вот, наконец, решился и попросил:

— Разрешите мне уложить один кирпич. — И, боясь, что Николай ему откажет, он покраснел и совсем тихо добавил: — Я только попробую. Разрешите.

— Попробую, говоришь, — ответил с улыбкой Николай. — Охота, значит, взяла. Это хорошо. — И, обращаясь к девушкам, он громко сказал: — Девчата, а девчата! Как? Примем его в бригаду?

— Отчего не принять, — раздались голоса.

— Ну, столковались! Держи, — и Николай протянул Вите свои рукавицы. — Ася, дай пустой ящик. А то мастер ростом коротковат.

Девушка принесла ящик. Николай показал Вите, куда он должен вмазать свой кирпич.

Витя встал на ящик и надел холщовые рукавицы. Ему приятно было ощущать их на руках — большие, потертые в швах, пахнущие цементом.

Витя выбрал кирпич порумянее, чтобы без щербинок и трещин, облепил его цементом и, пристукнув по нему рукояткой лопаточки, как это делал Николай, аккуратно установил в ряд кладки.

ДАЛЬНИЙ ПЕРЕГОН

Над лесом нависла грозовая туча. Она гнала перед собой холодный вихрь, от которого по лесу шел тягучий медный гул. Птицы в борьбе с ветром неподвижно повисали в вышине, часто махали крыльями, напряженно вытягивали шеи, но ветер сносил их в сторону. Из густых ельников выметало сухую хвою, обрывки паутины. Лягушки в душных торфяных болотцах попрятались кто куда. На выкосах развеяло плохо уложенные стога сена и скрутило из него огромные шары, которые, сталкиваясь друг с другом, перекатывались по лугу.

Туча быстро приближалась.

В железнодорожной сторожке Сережа с сестрой Танюшкой были одни. Их мать, путевой обходчик, ушла проверять линию перед курьерским поездом.

Поезд должен был остановиться на дальнем перегоне и взять срочную почту, которую доставляют сюда с большого и ответственного строительства.

Почту обычно привозит на своем «пикапе» Максим Антонович, старый приятель Сережиного отца.

С самого детства живет Сережа возле железной дороги. Он уже неплохо разбирается в ее спецслужбе.

Ему, например, известно, что поезда-экспрессы и курьерские имеют номера от второго до четвертого, скорые — от пятого до тридцать восьмого, обыкновенные товарные — от пятисотого до шестисотого, а товарные сквозные, которые, мчатся, как экспрессы, без всяких отцепок и прицепок на станциях, потому что везут грузы особой срочности: хлеб, уголь, нефть, руду, — у них номера от шестисотого до тысячного.

Сережа часто провожал эти летящие мимо их поста магистральные, курьерские или скорые составы.