— Я не должен был этого говорить. Он не из-за вас погиб.
Я вас обвинял тогда просто потому, что до черта надоело винить во всем «чарли». Они убили уже так много отличных парней. И Вот снова. Билл и сам был виноват. — Тони покачал головой. — Не надо было лезть в тот туннель, и он прекрасно знал об этом.
Но он ведь из тех, кто всегда берет всю ответственность на себя.
Всегда первым шел он, а не кто-то другой, но до того дня ему везло. А вчера и вы туда же. У нас чуть не на дворе засели вьетконговцы, а вы прямо к ним в лапы! Ну если бы кто-то другой, то еще ладно. Когда я в какой-то миг подумал, что вас могут захватить, то чуть с ума не сошел.
— Спасибо, — тихо сказала Пакстон и улыбнулась. — Спасибо за заботу.
Очень легко ни о ком не заботиться и никого не любить.
Когда перед твоими глазами прошло столько смертей, гибель еще одного человека уже не потрясает. Иначе погибнешь сам.
— Когда мы возвращались обратно, я тоже испугалась, — ответила Пакстон. — Но там, под деревьями, у меня не было времени пугаться. Рядом были раненые. Страх пришел, когда все закончилось.
— Они были очень близко, — заметил Тони. Он обсуждал это с лейтенантом. Вся эта история могла закончиться очень плохо. — Все могло повернуться иначе. — Ему становилось не по себе, когда он об этом думал.
— Да, мне повезло. Я как раз собираюсь сегодня об этом писать.
— А-а, — разочарованно протянул Тони. — Я-то приехал забрать у Мак-Ви кое-какие бумаги и подумал, что, может быть… что… ну… мы сможем где-нибудь выпить кофе.
С минуту Пакстон колебалась, стараясь понять, что он от нее хочет, но затем решила, что статья может и подождать. Оба они были слишком потрясены вчерашним, так что будет совсем неплохо, если они выпьют вместе по чашечке кофе и помирятся.
Несмотря на его суровый вид, Пакстон чувствовала, что Тони, в сущности, безобиден.
— Хорошо. Статьей я займусь попозже.
Они вместе вышли из гостиницы и направились к открытому кафе на Тудо. Им достались места с краю, слишком близко от уличного хаоса и выхлопов машин, но оба приняли это как должное.
— Ральф говорит, что стоит нам сойтись, как мы начинаем друг на друга орать, — усмехнулась Пакстон, мелкими глотками отпивая тхом-ксай.
Тони в ответ рассмеялся.
— А что, так оно и есть! — В его лице появилось что-то робкое. — В этом я виноват, наверное.
— Очень может быть. — Она засмеялась, и ей сразу же сделалось с ним легко и свободно.
— Ничего не поделаешь. Итальянский темперамент.
— Это точно, — продолжала она, смеясь. — Ральф это объясняет тем, что мы оба чокнутые.
— Тоже может быть. — Он ухмыльнулся. Пакстон заметила, что у него очень приятная улыбка, стоит ему немного расслабиться. — Таким здесь становишься.
— Это диагноз или только предупреждение?
— И то, и другое.
Теперь ей стало с ним совсем легко, несмотря на все страдания, через которые они прошли, несмотря на боль, которую он ей причинил.
— Вы женаты? — спросила она просто так, для поддержания разговора. В его возрасте это было бы естественно. При ярком солнечном свете она смогла точно угадать его возраст.
Тони был старше Пакстон ровно на семь лет. Ему сравнялось тридцать.
— Нет, — он покачал головой. — Был женат. Но развелся еще до Вьетнама. На самом деле… — Он помолчал, но затем решил быть откровенным до конца. Пакстон внушала доверие. — Я потому сюда и завербовался. Нам обоим было по восемнадцать, когда мы поженились. Полюбили друг друга еще в старших классах школы. И почти сразу же у нас родилась дочь. Год спустя. Нет, вы не думайте, мы женились не поэтому, — осторожно пояснил он. — А она умерла от лейкемии. Мы были убиты. Как это могло случиться! Ей исполнилось всего два годика, такая малышка — и умерла! Почему Бог послал нам такое несчастье? Тем не менее вот так. — Тони опустил голову. Это воспоминание все еще причиняло боль. Пакстон с сочувствием смотрела на него. — А потом родился сынок. — Его лицо просияло. — Замечательный мальчишка! Джои, Джо. Мы назвали его в честь моего отца. И знаете, он похож на деда как две капли воды. — Сейчас этот ребенок за тысячи миль, но отец говорит о нем с такой любовью. Пакстон была тронута. — Парень что надо! Однако, — продолжал Тони, и его лицо омрачилось, — когда Джою исполнилось два, Барбара, моя жена, потребовала развода. Вот так. Мы семь лет были женаты, пять до этого встречались, потеряли дочку, сыну два года, и вдруг все кончилось.
Так она захотела. — Он взглянул на Пакстон. — Я чуть с ума не сошел. Не знал, кого убить — ее или себя.
— Но что случилось? Почему? Или ей просто надоело?
— Нет, — он с горечью посмотрел на Пакстон. — Хотя, наверное, правильно ответить — да, я ей надоел. В общем, она влюбилась в моего брата. Он старше меня на два года и всегда был в нашей семье любимчиком. Талантливый Томми, чудеснейший Томми. Он так прекрасно учится, он способный. Но это я просидел задницу в конторе у отца и спас-таки его бизнес. А Томми стал бухгалтером, уехал в город и там поступил в юридический колледж. Теперь он юрист. Как бы там ни было, она бросила меня и вышла замуж за него. А я решил послать их всех к черту. И Джой был к нему привязан, он ведь не понимает, что дядя стал ему новым папой, а мать — паршивая изменница.
Родители попросили меня не особенно лезть в бутылку, чтобы не рушить семью. — Тони сделал характерный итальянский жест, выражавший беспомощность. — И тогда я завербовался сюда.
С тех пор не был дома. Вот и все.
С минуту он следил за потоком машин, а Пакстон думала над тем, что узнала. Она была ошеломлена его рассказом.
— И вы Джоя больше не видели?
Тони взглянул на нее и отрицательно покачал головой:
— Нет. А что мне ему сказать? Что я ненавижу его маму?
— А вы ненавидите ее? — прямо спросила Пакстон.
— Раньше ненавидел. А теперь даже не знаю. Бывало, по ночам лежишь и думаешь. Она же меня с дерьмом смешала, так бы и убил ее. А вместо этого вставал утром и шел убивать «чарли». По правде говоря… Я даже не очень-то злюсь на нее теперь. Может быть, она права. Она счастлива, у них трое детей. Томми ее любит, Джой его обожает, на карточках он выглядит нормально. Так почему я должен считать, что они поступили не правильно? И еще, знаете, между нами говоря, я иногда не могу вспомнить, как он выглядит.
