— В порядке. — Но он вовсе не выглядел в порядке; потом он перевел взгляд на хорошо одетого мужчину. — Отец, это Тана Робертc, мой друг.

Уинслоу-старший почти ничего не сказал, только протянул руку. Он смотрел на нее как на что-то неуместное, чужеродное. Его интересовало в подробностях, как Гарри попал сюда. Накануне он прилетел в Лондон из Южной Африки, получил телеграммы, давно ожидавшие его, и тут же вылетел в Сан-Франциско, но до самого прибытия он толком не знал, что случилось. Он все еще не мог оправиться от потрясения. Гарри только что, перед тем как вошла Тана, сказал ему, что отныне на всю жизнь будет прикован к инвалидному креслу. Все это он изложил быстро, не пытаясь щадить чувства отца или как-то смягчить удар. Да он и не обязан быть добрым, так он считал. Это его ноги, и если они больше не станут ему служить, то это только его проблема, ничья больше, значит, и говорить об этом он может как ему заблагорассудится. Поэтому и не церемонился.

— Тэн, это мой отец, Гаррисон Уинслоу, — в его голосе зазвучали саркастические нотки, — Третий.

Ничто не изменилось между ними. Даже теперь. А отец его казался огорченным.

— Может, вы хотите остаться вдвоем? — Тана переводила взгляд с одного на другого, и было сразу видно, что Гарри не хочет, а его отец предпочел бы именно это. — Пойду выпью чашку чаю. — Она осторожно взглянула на Уинслоу-старшего. — Вам принести?

Он замялся, но потом кивнул:

— Да, премного благодарен.

Он улыбнулся, и невозможно было не заметить, как обезоруживающе прекрасен этот мужчина, даже здесь, в больнице, в палате собственного сына, придавленный грузом плохих вестей. Невероятная глубина синих глаз, сила точеной линии подбородка, нежные и в то же время уверенные руки… В этом человеке трудно было разглядеть того негодяя, каким его описывал Гарри, но приходилось верить другу. И все-таки внезапные сомнения закрались в ее душу, пока она не спеша ходила в кафе за чаем. Не прошло и получаса, как она вернулась, размышляя, не стоит ли ей уйти сейчас и навестить Гарри завтра или сегодня попозже. Да и учебу она забросила, надо наверстывать упущенное. Но, войдя обратно в палату, она заметила в глазах Гарри настойчивое выражение, словно он просил у нее спасения от своего отца; не ускользнуло это и от взгляда медсестры, и, не зная, в чем причина расстройства пациента, она вскоре попросила их обоих уйти. Тана наклонилась, чтобы поцеловать Гарри, и он шепнул:

— Возвращайся попозже… если сможешь…

— Ладно.

Она поцеловала его в щеку и сделала мысленную заметку сначала позвонить медсестре. Но сегодня все же Сочельник, и ему, вероятно, не хочется оставаться в одиночестве. Еще она подумала, уж не поспорил ли он с отцом, который, оглянувшись через плечо на сына и тяжело вздохнув, вышел из палаты вслед за Таной. Они шли по коридору, отец Гарри печально опустил голову, будто разглядывая свои ослепительно начищенные туфли, и Тана боялась вымолвить слово. К тому же она чувствовала себя совершенной неряхой в этих растоптанных тапках и джинсах, но, идя сюда, она не ожидала встречи ни с кем, меньше всего с легендарным Гаррисоном Уинслоу Третьим. Она вздрогнула, когда тот обратился к ней:

— Как он, по-вашему? Тана судорожно вздохнула:

— Пока не знаю… еще рано судить… думаю, он до сих пор в шоке.

Гаррисон Уинслоу кивнул. Он и сам был в шоке. Прежде чем подняться к сыну, он поговорил с врачом и узнал, что абсолютно ничего нельзя сделать. Нейрохирург пояснил, что спинной мозг Гарри настолько серьезно поврежден, что он никогда больше не сможет ходить. Они сделали все, что могли, в ближайшие полгода ему предстоит перенести еще несколько операций, и кое-что оказалось не так уж плохо. Гарри описали его положение в общих чертах, но не сообщили всего: пока было слишком рано что-либо утверждать. Лучше всего было то, что он сможет, немного потренировавшись, заниматься любовью, так как этот участок нервной системы все еще действовал — в определенных границах, конечно, — и хотя он не будет испытывать всей полноты ощущений или полностью контролировать себя, все же значительная часть чувствительности сохранилась. «Он даже сможет завести семью», — добавил врач потрясенному отцу. Понятно, что он никогда не будет ходить, танцевать, бегать или кататься на лыжах… Слезы выступили на глазах отца при мысли об этом, и тут он вспомнил о девушке, идущей рядом. Хорошенькая, он обратил на нее внимание сразу же, как увидел ее в конце коридора, и отметил прелесть ее лица, большие зеленые глаза, грациозность движений, а когда она вошла в палату Гарри, был просто изумлен.

— Вы с Гарри близкие друзья, не так ли? — Странно, но Гарри никогда не говорил ему об этой девушке, впрочем, он никогда ни о чем ему не рассказывал.

— Да. Мы дружим уже четыре года.

Пока они стояли в приемной больницы, он решил не ходить вокруг да около. Ему нужно было знать, какие трудности предстоят, и сейчас, возможно, был подходящий момент для этого. Что связывает Гарри с этой девушкой: мимолетное увлечение, скрытая любовь, а может быть, она его тайная жена? Да и финансовые дела сына тоже надо обдумать, пока мальчик не настолько искушен в жизни, чтобы постоять за себя.

— Вы влюблены в него? — Синие глаза не отрываясь смотрели на девушку, и она едва не потеряла дар речи.

— Я… нет… я… это… — она не могла понять, почему он об этом спросил, — я его очень люблю… но мы… между нами нет физической любви, если вы это имеете в виду.

Она покраснела до корней волос, объясняя все это, и он извиняюще улыбнулся.

— Простите меня за такой вопрос, но, если вы хорошо знаете Гарри, вам должно быть известно, как он себя чувствует. Я не знал ничего о его жизни и предполагал, что в один прекрасный день приеду и увижу его с женой и тремя детьми.

Тана рассмеялась. Это было маловероятно, но возможно. Скорее, конечно, с тремя любовницами. И вдруг она осознала, что ей все труднее неприязненно относиться к этому человеку, как бы этого ни хотел Гарри, даже больше — она вообще сомневалась в том, что испытывает неприязнь к нему.

Гаррисон был сильный человек и не боялся спросить о том, что хотел знать. Он оглядел ее, бросил взгляд на часы и на автомобиль, ожидающий его на обочине.

— Не хотите выпить со мной где-нибудь чашку кофе? Может быть, у меня в гостинице? Я остановился в Стэнфорд-Корт, но я попрошу шофера отвезти вас потом куда нужно. Ну как, вас это устраивает?

На самом деле ее это не устраивало и выглядело слегка предательским, но она не знала, что ответить. Бедняга тоже немало перенес да и приперся в такую даль.

— Я… мне, правда, надо вернуться… мне еще столько надо перечитать… — она вспыхнула, а он выглядел таким огорченным, что ей вдруг стало его жалко. Такой элегантный и дерзкий, и в то же время было в нем что-то уязвимое. — Извините, я не хотела нагрубить. Просто…

— Знаю. — Он смотрел на нее с такой печальной улыбкой, что ее сердце растаяло. — Он рассказал вам, какой я негодяй. Но, может быть, в Рождество… Знаете, нам обоим было бы неплохо сейчас поговорить. Я ужасно потрясен, да и вы, наверное, тоже.

Тана грустно кивнула и пошла за ним к машине. Шофер открыл дверцу, она села на серое бархатное сиденье, а Гаррисон Уинслоу — рядом с ней. Всю дорогу он был задумчив. Город проносился мимо окон автомобиля, и через несколько минут они подъезжали к Ноб-Хилл с восточной стороны и, резко повернув, оказались у Стэнфорд-Корт.

— Эти годы для нас с Гарри были очень тяжелыми. Почему-то мы никак не могли разобраться в своих отношениях… — Казалось, он говорит сам с собой. Тана наблюдала за его лицом. Он не выглядел таким уж бессердечным, как его описывал Гарри. Честно говоря, он совсем не казался бессердечным, скорее печальным и одиноким. Гаррисон повернулся и пристально посмотрел на Тану. — Вы такая красивая… не только внешне, мне кажется. Гарри очень повезло, что у него такой друг.

А самое странное в ней было то, о чем Гарри, конечно, и не догадывался: она удивительно похожа на его мать в этом возрасте. Гаррисон смотрел, как легко она вышла из машины: почти сверхъестественное сходство, — и последовал за ней. Они вошли в ресторан «Попурри» и заняли одну из кабинок. Казалось, что он постоянно наблюдает за ней, стараясь понять, кто она и что значит для его сына. Ему было трудно поверить, что они «просто друзья», как заявила она, однако она упорно придерживалась этого, а причин лгать ему у нее не было.