Глупо, конечно, но все-таки пойти одной, без сестер, на встречу к подозрительному типу – это было смело. И необдуманно.
Готовясь постучать в дверь, Пейдж полезла в сумку – проверить в десятый раз, на месте ли папка с бумагами и заговоренный листок, и чуть не расхохоталась. Да, хороша она будет, если этот тип окажется банальным закомплексованным ботаником, которого бросила девушка!
Так, все, отступать в любом случае некуда, долг ведьмы, Хранителя и соцработника необходимо выполнить. Неизвестно еще, в какой ипостаси ей надлежит предстать.
И, несмотря на то,что ее вдруг охватило нервное хихиканье, Пейдж постучала в дверь.
***
Шум извне долетел до его уха быстро, но осознание того, что на него нужно как-то отреагировать, запаздывало. Когда назойливый звук повторился снова, пришлось оторваться от своего занятия и состредоточиться на внешнем мире.
Дверь. Ну надо же.
Либо это полупьяный сосед, перепутавший номер, либо какая-нибудь обслуга...Хотя нет, разве здесь есть горничные? В такой-то дыре?!
Кевин хохотнул, подумав о третьем варианте. Нет, это полная ерунда, никто не может его здесь искать. Во-первых, для этого понадобилось бы несколько суток – прочесать весь город, даже с привлечением большого количества людей...Во-вторых, разве кому-то это нужно? Полгорода подняли на ноги для поиска студента-сироты. Смешно.
Третий стук. Ну что, открывать или затаиться?
Мозг быстро просчитывал возможности. Можно подождать пару минут, тогда человек за дверью поймет, что его игнорируют или что здесь пусто, и уйдет сам. Можно выйти и прогнать. Хотя это лишняя работа. Но разве стал бы посторонний так настойчиво стучать? Стал бы, если он пьян. А если нет? Или три стука – это не очень настойчиво? И где грань между настойчивостью и легкомысленной ошибкой?
После третьего стука воцарилась тишина. Но Кевин чувствовал: человек все еще стоит там, в коридоре. Он почти слышал его нетерпеливое дыхание. Нервы обоих были напряжены.
Он рывком подскочил к двери, устав от ожидания, и распахнул ее.
Сердце подскочило, а рот замер в усмешке неверия.
Ведьма. Брюнетка. Соцработник.
***
Признаться честно, за время, прошедшее от первого неуверенного стука до встречи с «субъектом» лицом к лицу, Пейдж успела испытать несколько неприятных мгновений. Она перенервничала, поэтому чуть не подпрыгнула, когда дверь так решительно и резко открылась.
Он.
Сперва пробежав по лицу, стремясь как можно более четко запечатлеть в памяти рисунок эмоций, она не смогла не обратить внимания на очень выразительный профиль...Тогда, в отделении, она видела парня лишь мельком, он запомнился ей как высокий и темноволосый. Сейчас она могла более подробно изучить его внешность. Да, высок, среднего телосложения, русые блестящие волосы, интересные, хотя и не совсем правильные черты лица. Это была не красота, но мимо такого человека трудно пройти в толпе и не заметить его. Балансируя на грани между привлекательностью и гротескностью, он был все же ближе к первому. И, хоть и понимая, что ведет себя банально, Пейдж так и впилась в его глаза. Зеленые. Будто чуть мутные и несомненно влекущие. Они были холодны и легкомысленны одновременно, тем не менее, все время казалось, будто они не смотрят на вас, а вечно убегают куда-то, словно их обладатель не совсем здесь. Длинные ресницы, густые брови. Высокие скулы, подбородок с небольшой ямочкой. Пейдж поискала нужное слово. Смазлив? Нет. Привлекателен, симпатичен? Не все согласились бы с этим. Пожалуй, загадочно-красивое слово «харизма» звучит чуть лучше. Да, харизма и странное обаяние. Даже немного пугающее. Человек, несоответствующий общепризнанным эталонам красоты...Но она и сама, наверное, им не соответствовала. А впрочем, какая разница?
Все эти мысли промчались, как табун диких лошадей у нее в голове – столь же хаотично, быстро и разрушительно, пока их не затмила одна: «Какого черта я тут стою и разеваю рот на мальчика двадцати лет?».
Пейдж с трудом улыбнулась. Все это время (прошло, очевидно, лишь несколько секунд, но ей показалось, что она стоит в проеме двери уже вечность) он лениво разглядывал ее, глаза оставались абсолютно непроницаемыми.
– Добрый вечер, Кевин.
Он коротко кивнул ей. Ни страха. Ни удивления. Каменное лицо.
«Либо он юное дарование Голливуда, либо я идиотка».
– Мы с Вами встречались, хотя Вы почему-то не захотели продолжить наше знакомство. Я Пейдж Меттьюс, напоминаю, если Вы вдруг запамятовали.
– Нет, я прекрасно помню, Пейдж. Или мисс Меттьюс?
К своему глубочайшему удивлению она поняла, что краснеет. Ну вот, замечательно. Голос был очень мягок и терпок, как глоток хорошего вина, он ласкал и обжигал одновременно. Да что с ней такое?
– Миссис Меттьюс, если Вам нетрудно, – произнесла она немного хрипло. – Вы позволите мне зайти? Здесь разговаривать будет неудобно.
Как ей показалось, он несколько замялся. Да, беседа пошла совершенно не в том ключе, в каком она ожидала...
***
Кевин с тайным торжеством оглядывал эту тетку из соцслужбы. Они все-таки нашли его. Очень странно.
Досада вдруг прошла, стало даже любопытно, как она поведет себя. Да, довольно симпатичная дамочка, ничего не скажешь. Чего ей от него надо?
Он отметил про себя точеную фигурку, которую не могла скрыть даже офисная одежда, большие глаза, локоны и красную помаду.
Выслушивать нотации ему сейчас хотелось меньше всего. Но вряд ли она явилась с какой-то другой целью, кроме как вернуть потерянного члена общества обратно в стадо. И конечно, так просто не отстанет. Черт!
Вопрос поставил его в тупик. И что прикажете отвечать? Сказать, что он не один? Вряд ли сработает, потому что эта дамочка тащилась сюда с другого конца города явно не для того, чтобы поздороваться. Хотя, если она ведьма, то вполне могла применить заклинание перемещения или что они там в таких случаях используют. Но есть ведь кодекс Викка...Ха! Как будто его кто-то соблюдает теперь... Какой смысл следовать законам, которые не работают? Положим, его действия требовали наказания вплоть до лишения дара, но ведь сила по-прежнему была с ним, еще более могущественная, чем раньше. Он снова окинул Пейдж критичным взглядом. Интересно, какими способностями она обладает? Непохожа на юную и неопытную ведьму, но в то же время с трудом верилось, что женщина из соцслужбы может быть выдающейся колдуньей. Ему, конечно, хотелось думать, что она забитая дура, боящаяся самой себя, считающая свой дар скверной и совершающая покояния каждую неделю, дабы очиститься. Он хмыкнул и вспомнил, что она только что назвала себя «миссис Меттьюс». Еще и замужем. Нет, не сходится. От этой женщины исходила энергия, граничащая с дерзостью, которую она (это было заметно) с трудом сдерживала рамками приличий.