Я подошел. Ткань была очень плотная. Я стоял и смотрел на этот кроссовок, то, как он иногда едва заметно шевелился, выдавая своего живого владельца.
Отдернуть штору? Или просто уйти?
Но мне хотелось узнать, кто там лежит. Поэтому я решительно, размашистым жестом убрал занавес.
Мои глаза еще не отправили в мозг сигнал, кто это там лежит, а я уже знал.
Там была Америка.
Ее иссиня-черные волосы сбились комом на голове; руки и ноги она раскинула по краям ванны так, словно ее просто толкнули туда. Глаза были закрыты, дышала она глубоко и спокойно- так дышат мирно спящие люди. Рядом лежали две пустые бутылки виски и мне оставалось лишь позавидовать ее иммунитету.
Я стоял и как дурак смотрел на нее. Красивые ноги безвольно торчали из облегающих шорт, майка перетянулась и с моего угла был виден кусочек черного лифчика. Ее спокойное лицо принадлежало словно обычной спящей девушке- выдавал яркий макияж и сильный запах спиртного, смешанный с прямо скажем далеко не самыми изысканными духами.
И тут вдруг ее реснички колыхнулись. Со спящей Америкой я мог вести переговоры в уме, но вот с бодрствующей... Я просто не знал, что говорить. Тем более, она была такой пьяной, да и я тоже нетвердо стоял на ногах.
Но она не проснулась. Просто кроссовок дернулся чуть заметнее.
Я трижды задергивал ширму- трижды шел к двери с твердым намерением снова забыть. Но какая-то явно глупая часть меня приказывала остановиться и вновь встать над Америкой, как жрицы над мертвым фараоном или как люди в мавзолее над телом Ленина. И я вставал. Отдергивал руку от двери и подходил к ширмочке. Мне казалось, мы были здесь одни- я, эта ширма, и Америка. И не только здесь, в целом мире остались только мы.
Музыка стала лишь громче, крики- отчетливее, голоса начали хрипеть. Но все равно в моих ушах звучал лишь пронзительный писк- такой писк мы слышим когда ночью, одни дома вслушиваемся в тишину.
И этот писк могло остановить лишь пробуждение Америки.
И оно случилось- пробуждение.
Я успел отскочить в сторону. Америка с глухим стоном выпрямилась (насколько я мог судить по узкой полочке мне доступного обзора). Кроссовок наконец-то скрылся за ширмой. Она села, обхватив колени руками.
Наступила тишина и я уже подумал, что она спит (я был как бы за ее спиной и не мог видеть ее лица). И вдруг я услышал. Услышал судорожные всхлипы, словно она сама удивлялась, почему плачет. Они были такими разрозненными и тонкими, но вскоре переросли в настоящую истерику с полным комплектом подобающих звуков- воем, вскрикиваниями и скрежетом зубов.
- Мааааама,- проревела Америка, и я услышал, как она шлепнула ладонью по ванне.- Маааама, маааамааа, кто-н-ик-нибудь придиииите сюдаааааа.
И тогда я просто вышел в поле ее зрения. Ее зрачки расширились, она закусила губу. Тушь размытым облаком лежала на нижних веках, глаза были красными и из них непрерывно текли слезы, делая черное облако еще более размытым.
- Америка?
- Джеймс?
Словно мы не видели друг друга лет десять.
Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. Потом улыбнулась, не переставая плакать.
- Давай так,- она оглушительно шмыгнула носом, при этом не теряя привлекательности.- ты просто посидишь со мной в ванне, не спрашивая, почему я плачу. А я не буду спрашивать тебя, как ты так интересно быстро оказался в нужном месте.
Я улыбнулся. Она подтянула колени к подбородку. Я сел на другой край и свесил руку именно в том месте, где совсем недавно вздрагивал кроссовок Америки. Она смотрела себе в колени, вытянув губу уточкой- она не видела меня, не помнила обо мне в тот момент. А я и не стремился был заметным. Просто сидел и смотрел на голубоватый кафель.
- Знаешь что?- мозг, похоже, объявил мне бойкот, и пришлось "думать" сердцем.- А давай сейчас включим душ и просто постоим под ним? Ты смоешь тушь, а я- остатки нетрезвости.
- А потом спустимся вниз и опять напьемся?
- Да. Чтобы в голове все перевернулось.
Улыбка Америки уже давно сняла с меня остатки алкоголя, но я все равно стоял под ледяным душем. Мы оба были в одежде, оба очень быстро промокли. Мы стояли, соприкасаясь руками от плеча до ладоней. Там, к сожалению, наши пальцы не переплетались.
Я стоял под душем, боковым зрением следя за Америкой. Она позволила остаткам макияжа окончательно испортить себе личико и теперь лишь выжидательно глядела прямо перед собой, словно нам должны были открыть дверь и никак не открывали.
- Америка?
- Да?
- Пойдем?
- Зачем? Нам и так хорошо.
На самом деле я уже жутко замерз- душ был похож на снег, и я бы не удивился, если бы вода вдруг застыла в воздухе в виде льдышек.
- Ну ладно.
Америка вздохнула и повернулась ко мне:
- Ты знаешь, Джеймс, это так странно- быть не таким, как все в твоей семье.
Мое сердце дико забилось. Наверное, со стороны я мог показаться каким-то очень странным парнем, но в том момент меня ничего не интересовало. Я глядел на нее в упор. Я жаждал продолжения.
Но она не продолжала. Она тоже смотрела на меня. А я на нее. И все.
- Хотя...
Я так и не узнал, что "хотя". Она молча вылезла из ванной, я- следом.
- Ты видел чуваков на джипе? Улетные ребята.
- Да, видел. По-моему, они были пьяные еще до вечеринки.
- Это друзья Локи,- Америка стояла, облокотившись о раковину- Ту самую, в которой я умывался.
- Ммм,- а что мне сказать? Что я считаю и Локи и его дебильных друзей левыми парнями?
- Пошли,- Америка схватила меня за руку чуть дальше запястья. Ее длинные тонкие пальцы были холодными, просто ледяными. Длинные ногти, покрытые ярко-красным лаком, царапнули мою кожу.
- Куда?- "ку", я думаю, она еще услышала. А вот "да" потонуло в грохоте вечеринки.
И мы начали пить. Виски, шампанское, водка, джин, тоник, пиво, вино, мохито и другие всевозможные коктейли- чистое безумство, но нам нравилось. Мы пили и танцевали- я не смогу забыть дикий взгляд каре-зеленых глаз Америки, ее летящие по кругу черные волосы, ее грубоватый низкий смех. Мы падали с танцпола на диванчики, по пути хватая выпивку.
Потом мы побежали к бассейну. Мы не переставали кричать, визжать, улюлюкать, материться- все это было просто так, чтобы не заскучать. На улице было уже довольно прохладно, но после ужасно холодного душа мы этого почти не чувствовали. Люди вокруг казались нам не больше чем декорациями и значили столько же, сколько пластиковые стаканчики с бухлом у нас в руках.