— С ребенком все в порядке, Хироко. Он поправился.

Ты нужна ему — и всем нам.

Он влюбился в эту едва знакомую женщину сначала только благодаря ее сходству с сестрой. Они оба были одинокими, растерянными и усталыми. Тадаси давно опротивело жить за колючей проволокой, ему была ненавистна собственная хромота, мешающая уйти в армию. Тошнило от нытья «нет-нет ребят» и других людей, жалующихся на них. Но больше всего его удручала жизнь в заключении в стране, которую он так любил. Хироко тоже не заслуживала такой участи, как и все остальные, томящиеся здесь.

Хироко стала для него лучиком надежды, она казалась чистой, смелой и самоотверженной. Тадаси боялся, что смерть отнимет у него эту женщину.

— Хироко! — шепотом позвал он, но больше этой ночью Хироко не произнесла ни слова, а утром ей стало еще хуже.

Так продолжалось без конца. Тадаси понял, что врачи правы: она умирала.

Вечером к ней пришли Рэйко и Так, приведя с собой буддистского священника. Он долго смотрел на больную, качая головой и повторяя, что ему очень жаль. Увидев его, Тадаси решил, что Хироко умерла, и чуть не расплакался, но Сандра вовремя сказала:

— Нет, она еще жива.

Остальные вскоре ушли, а Тадаси вернулся в тесную палату Хироко. Ему хотелось попрощаться с ней наедине, несмотря на то что они были едва знакомы. По крайней мере он спас ее ребенка — это значило немало. Тадаси жалел, что он не может спасти саму Хироко.

— Мне так жаль, что это случилось с тобой, — печально проговорил он, глядя на нее. Он стоял на коленях у постели. Глаза Хироко казались глубокими провалами на лице, она не издавала ни звука и не шевелилась. — Если бы ты только выжила… нам всем так не хватает радости. — Он улыбнулся. Они нуждались во многом, и Хироко им стало бы недоставать. Он сидел рядом, уже тоскуя о ней, когда Хироко вдруг осторожно открыла глаза и взглянула на него, не узнавая, а потом попросила позвать Питера. — Его здесь нет, Хироко… — Она снова опустила веки, и Тадаси попытался удержать ее. Что, если она открыла глаза в последний раз? Если она уже не вернется? — Хироко, — повелительно произнес он, — не уходи… Останься здесь.

Она удивленно взглянула на него:

— Где Питер? — Ее голос слегка окреп.

— Не знаю. Но мы здесь. Мы хотим, чтобы ты осталась с нами.

Хироко кивнула и закрыла глаза, но тут же снова смущенно уставилась на Тадаси, словно вдруг вспомнив, кто он такой. Казалось, он оторвал ее от какого-то важного дела.

— Где Тойо? — негромко спросила она немного погодя.

— Здесь. Хочешь его увидеть?

Хироко кивнула, и Тадаси бросился за ребенком. Одна из сестер удивленно задала ему вопрос, и Тадаси объяснил, что происходит. Сестра была ошеломлена, но поняла, что ничего не случится: и мать, и ребенок болели менингитом.

Когда Тадаси вернулся, Хироко уже дремала, но он разбудил ее. Тойо что-то лепетал у него на руках. Хироко открыла глаза, она снова казалась растерянной и смущенной.

Тадаси осторожно положил ребенка рядом с ней. Тойо сразу же узнал мать и заулыбался, а Тадаси сидел рядом, придерживая его. Хироко наконец пришла в себя, почувствовав близость ребенка.

— Тойо… — выговорила она, и ее глаза наполнились слезами, когда она перевела взгляд на Тадаси. — С ним все в порядке? — беспокойно прошептала она, и Тадаси кивнул.

— Он поправился, а теперь твоя очередь. Ты нужна нам всем.

Хироко улыбнулась, словно он сказал что-то нелепое, перебрала один за другим пальчики Тойо, повернулась и поцеловала его.

— Мой родной, — сказала она ребенку, а Тадаси пожалел, что сам не удостоился таких слов. Но больше всего он мечтал, чтобы Хироко осталась жива. Просить ее о большем он не мог, зато не уставал молиться.

Когда одна из сестер пришла забрать ребенка, Хироко тихо беседовала с Тадаси. Он просидел возле нее всю ночь и утро, и хотя она была еще слишком плоха, жар понемногу, утихал. Ночь казалась обоим бесконечной, они успели поговорить о многом — о ее родителях и брате, о Японии, родственниках, Калифорнии, колледже святого Эндрю, но ни разу не упоминали о Питере. Когда Тадаси наконец ушел, он чувствовал, что смерть отступила.

— Если вы не побережетесь, то вскоре приобретете репутацию святого целителя, Тадаси Ватанабе, — насмешливо заметила Сандра, провожая его до дверей лазарета. Рэйко решила позднее днем зайти к нему и поблагодарить.

В их семье случилось три чуда. Трое ее членов пережили смертельное заболевание, от которого в лагере погибло множество людей. Но неделю спустя, когда Хироко сидела на кровати, держа на коленях ребенка, она поняла, что ждать еще одного чуда было бы слишком. Такео пришел проведать ее после разговора с Рэйко, затянувшегося на всю-ночь.

То, о чем он хотел рассказать, случилось два месяца назад, какой смысл было откладывать признание? Почему-то Такео считал себя не вправе утаивать страшную новость от Хироко. Обстоятельства, в которых он узнал новость, были слишком необычными, но у Такео не возникало сомнений.

Он получил письмо от испанского дипломата, с которым встречался несколько лет назад в Стэнфорде, — испанец был направлен на стажировку от Мадридского университета. Этот человек был знаком с отцом Хироко — они встречались в Киото. Масао каким-то образом сумел передать ему весть о том, что Юдзи погиб в мае в Новой Гвинее, и дон Альфонзо сообщил об этом Хироко и ее родственникам.

Услышав эту весть, она была потрясена. Одна из сестер унесла ребенка, а Хироко долго проплакала в объятиях дяди.

Они с Юдзи были так близки, Хироко с детства привыкла относиться к нему, словно к своему ребенку. Сейчас она чувствовала себя так, будто потеряла Тойо. Такео напомнил Хироко, что у нее остался сын.

Но Хироко была безутешна. Всю ночь она провела без сна, и, увидев ее, Тадаси вспомнил, как горевал сам после смерти сестры. Утешения здесь были бессмысленны.

— Не могу представить себе, что, даже оказавшись дома, я больше его не увижу, — пробормотала Хироко и снова расплакалась. Тойо мирно спал рядом с ней.

— То же самое было со мной после смерти Мэри, — у сестры Тадаси было и японское имя, но ее привыкли звать Мэри. — Сразу после ее смерти ее муж пошел в армию — по-моему, он обезумел от горя, потеряв и жену, и ребенка. Они поженились незадолго до эвакуации.

Сколько они все пережили! Питер и Кен воевали, защищали свою страну. При всех бедах, трудностях и болезнях выжить в лагере было тяжело, не говоря уже о войне. Задумавшись об этом, Хироко испугалась.

— Но самое страшное, — высказал Тадаси мысль, которая вертелась в головах у всех пленников, — у нас нет выбора.

Услышав его, — Хироко поняла, что об этом она даже не задумывалась.

Теперь, после смерти брата, о родителях некому позаботиться. Они потеряли сына, и Хироко не могла не вспомнить о своем долге дочери. В первый раз она всерьез задумалась о возвращении в Японию, ради родителей. Она решилась поговорить об этом с Тадаси, но тот был потрясен.

Он никогда не согласился бы вернуться в разгар войны в страну, которую к тому же давно перестал считать родиной.

— Но я провела там всю жизнь, — возразила Хироко. — Я многим обязана родителям. Я не могу оставить их одних, — добавила она, тревожась за них.

— А как же твои родственники?

— Здесь я ничем не могу им помочь. В сущности, я не могу помочь никому.

— Не уверен, что гибель во время бомбежки в Японии будет действительно помощью твоим родителям или малышу, — заметил Тадаси, желая переубедить ее.

— Я подумаю над этим, — пообещала Хироко, и Тадаси вернулся к работе, молясь, чтобы Хироко отказалась от своего решения. Все они молились, но слишком многое, чего они надеялись избежать, все-таки произошло. Им было уже трудно вспомнить, какова жизнь, если ее не переполняют горе, обида и страх.