— Здесь был твой друг, певец.... — проговорила она, не ответив на вопрос.

Имрэн недоверчиво качнул головой.

— Ареттар? — спросил он?

— Ареттар, — ответила женщина, — пришел, поговорил, ушел. Такой же, как и был когда-то.

Имрэн тряхнул рыжими патлами, прикусил губу. Женщина слегка коснулась его лица, погладила щеку кончиками пальцев. Юноша прикрыл глаза, чувствуя, как по коже каплями, маленькими искрами солнечных зайчиков расходится тепло ее прикосновений.

Почему-то, когда он закрывал глаза, более явно чувствовались и ее мысли, и ее прикосновения, и ее легкая грусть. Он, не открывая глаз, смотрел в ее лицо и видел легкую лукавинку в глазах, поразительных, глубоких синих глазах, ярких, и таких обычных, для Аюми.

И вновь тихо вздохнул, чувствуя, как из души истекает сожаление, так не свойственные ему сожаление и грусть. Просто, будучи рядом с ней он не мог не вспоминать, юность и дом, и тех, кто был всегда рядом. Не мог забыть, как она всегда смотрела на него, эту нежность в глазах и словно поющих жестах. Даже там она была чем-то особенным, необычным. Совершенно иным существом.

В ней всегда присутствовала эта, необычная, невероятная иность. Очарование, шарм, ощущение солнечного света, исходящего от кончиков пальцев, ощущение, что вся она сплетена из нитей солнечного света, и что жива этим огнем.

Он тихонечко вздохнул. Он знал, как нереальна, как призрачна эта беседа, этот разговор. Ее давно не существовало в этом мире. Но, вспоминая об этом, он словно натыкался на стену, понимая, что обычные человеческие критерии тут не подходят.

Она существовала, и это тоже было правдой, существовал отпечаток ее мыслей, рисунок эмоций, хранимый в недрах информатория. И эти мысли, и эти чувства были б ее мыслями, существуй она, живи, дыши. И эти жесты, могли бы быть ее жестами, а не тем, что он хотел бы почувствовать. И это лицо, спрятанное в тени капюшона, тоже могло бы быть чуть более реальным. Если б все сложилось иначе.

Он никогда не мог поверить в ее смерть, в то, что все, что осталось — только память и отпечаток, только след. Он никогда не мог с этим смириться, и понимал, что отец, как и он, сам, никогда не поверит в это до конца и никогда не смирится. Без нее, ее тихого присутствия где-то рядом, терялось что-то важное. И относится к ней как к фантому, рожденному информаторием, он не мог.

Для него, несмотря на знание и смятение, эта женщина, его мать, все равно оставалась живой. Живой, как те, кто окружали его. Она, пусть это даже было иллюзией, понимала его, она сочувствовала и эхо мыслей, пусть даже тех, которые он хотел услышать, возвращало ощущение тепла, понимания, отгоняло одиночество.

— Имри, — тихо проговорила женщина, коснувшись его плеча, — не надо думать об этом...

Он скупо кивнул, понимая как это глупо, надеяться, что мысль, любая мысль, пройдет не замеченной для нее, для информатория.... Странники так легко читали мысли, так легко впитывали знание, как сухая губка впитывает воду. А она, она всегда была особенной, даже в том мире, который был для нее родным, выделяясь даже в среде Аюми — этого странного, необычного народа.

Вздохнув, мальчишка, в который раз пожал плечами, посмотрел прямо в ее лицо.

— Что мне делать? — спросил вновь, ожидая хоть какого-то конкретного ответа.

— Успокойся, — проговорила женщина, словно чувствуя его волнение.

— Легко советовать. Ты б была спокойна? На моем месте?

— Не знаю, — ответила женщина. Посмотрела на небо, и встала с поваленного ствола. Опустившись прямо на землю, рядом с ним, заглянула в его глаза. — Наверное, нет.

— И что б ты делала?

— Наверное, то, что сочла б необходимым. Ты не знаешь, что более важно, от того и мечешься. Какой ты, по сути, еще мальчишка. Сколько времени прошло, а ты так и не меняешься.

Имрэн слегка передернул плечами.

— Ты же знаешь почему, — проговорил он, — я не желаю взрослеть.

Он упрямо поджал губы, словно давая понять, что не хочет обсуждать эту тему, и отметил, что по привычке приобретенной среди людей, ведет себя с ней, как с обычным человеком. Хотя, ей не нужно было показывать этого, она б почувствовала и так.

— Почему? — спросила женщина, зябко поведя плечами, словно не желая понять его нежелания. Последнее время она все чаще возвращалась к этой теме, напоминая ему.

— Боюсь, — признался он, сорвав травинку крутил ее в пальцах, словно эти простые действия могли отвлечь или успокоить разум, — боюсь того, что может случится потом.

Женщина слегка пожала плечами, посмотрела на него с сожалением. Она сама никогда не сожалела, что наделена качествами, что были необычны для людей, но ... ведь она, практически, не жила среди людей. Был Дом, были подобные ей, Аюми, Странники, существа, среди которых нечего было опасаться своих даров.

Он же жил среди людей. Обычных людей обычных рас, прекрасно понимая, что присутствие среди них Аюми может оказаться подобно взрыву бомбы в людной толпе. Боялся не за себя, а за тех, кто его окружал, но иначе он просто не мог.

Она коснулась его волос своими маленькими ладонями, даря внимание и нежность, словно рассыпая веер солнечных брызг своими прикосновениями, даря тепло, что еще жило в кончиках пальцев.

— Имри, — прошептала она, — я понимаю.

— Ты говоришь, здесь был Ареттар, — проговорил он, меняя тему, и почувствовал, как ладони чуть дрогнули, — давно? Что ему было надо?

— Он пришел к Элейджу, спрашивал о тебе, и еще, хотел узнать координаты флота.

— Зачем это ему? — изумился Имрэн. Женщина слабо улыбнулась.

— Он не сказал. — ответила тихо. — И есть еще кое-что...

— Что тебе не понравилось?

— Не понравилось бы твоему отцу, узнай он об этом. Он был на корабле Эрмэ.

Имрэн присвистнул, вздрогнул и, подняв голову, встретил взгляд ее сияющих глаз.

— Без шуток?

— Какие шутки, Имри?

— А ты, что скажешь ты?

— Что он не изменился. Он все такой же, каким был. Даже Эрмэ его не изменила. Твой друг остался, каким и был. Разве что в этот раз с ним не было аволы, и песен он не пел.

— Ты знаешь, зачем я ему нужен? — спросил Имрэн и почувствовал отрицание.

— Я не говорила с ним, — почувствовал он ответ и вздохнул.

— И где его искать? — вновь спросил Имри

— Он ушел на Ирдал...

— Но теперь он может быть где угодно.

Женщина, соглашаясь, наклонила голову. "Где угодно, — повторили ее губы, — в этом мире, а мир велик ". Имрэн поднялся на ноги, посмотрел на нее, чувствуя сожаление и, понимая, что теперь не сможет спать спокойно, не побывав вновь на Ирдале, не узнав. Отчего-то это известие растревожило его больше, чем он сам хотел бы, чем желал.

Ареттар, он помнил его так отчетливо, как не помнил многих других, певец был его другом, насмешливо — огненный, он был серьезен и отличал шутку от правды так, как немногие в этом мире. Может, помогало чутье дикаря, более тонкое, чем у всех остальных, а, может, то было не чутье дикаря, а чутье поэта.

Аретт всегда был задумчиво — насмешлив, спокоен, собран, и всегда настороже, всегда внимателен. И казалось, что он видит чуть больше, чем окружающие, что ему доступно чуть более, хотя б на чуть....

А дано ему было и в самом деле чуть более. Имрэн поражался интуиции, столь верно ведущей его, словно нюх — охотничью собаку. Иногда казалось, что он не логичен, и решения его — горячечный бред, и так казалось многим. Иногда и самому Ареттару, но, как правило, он оказывался прав.

Иногда, мысли певца невозможно было прочесть, так быстро, как солнечный свет, неслись они, и уследить за ними, было невозможно, и так же невозможно приостановить их бег. А еще.... Иногда, он словно натыкался на стену, пытаясь понять, о чем же думает этот человек, когда, уходя ото всех, он смотрел на отражения звезд в темных водах тихих озер и прудов. Словно в такие минуты он не жил, не дышал, не думал, не чувствовал...

Вздохнув, Имрэн поднялся на ноги, чувствуя что покоя не будет пока он не найдет его. На Ирдале или Раст-Танхам, на Эрмэ или в любом из Закрытых секторов, безразлично, где и как, но чувство, что он должен найти Ареттара не проходило. А еще в сознании всплыла фраза, словно сказанная самим певцом: «Не ищите меня».