Он улыбнулся, открыто, словно мальчишка, тихо дёрнул рукой, словно пытаясь поднять её и прикоснуться к расшитым шелкам одежды Да-Дегана, но рука бессильно упала, словно собственная тяжесть стала для неё неподъёмной, а затем потух взгляд.
Вероэс подошёл и положил ладонь на плечо вельможи, сжал его несильно.
— Всё, — проговорил он.
Да-Деган нехотя оторвал взгляд от воина, словно не веря, пытаясь нащупать кончиками чутких пальцев пульс, коснулся висков и запястий, будто кончики пальцев могли сказать больше, чем монитор медицинского компьютера.
— Всё, — проговорил Вероэс упрямо.
Да-Деган прикрыл глаза и, поджав губы, словно не веря, не желая верить в происходящее, качнул головой. Отвернувшись, отошёл к окну.
— Вот так, — проговорил, чувствуя, что комок подкатывает к самому горлу и становится трудно дышать. А ещё, чувствуя пустоту, словно кто-то украл изнутри нечто важное и необходимое. Пустота, которая оказалась столь неожиданной. Он не думал, что успел привязаться к воину, не думал и не гадал. И, столько раз мечтая расспросить того о Шеби, откладывал это на потом, словно боясь открыть свою самую уязвимую точку. — Вот и всё, — проговорил он одними губами, — ты такого ещё не видел, Вероэс? Такое могло быть придумано только на Эрмэ. Одно слово властителя, и тот, кто не угоден — мёртв. Так просто и нет нужды носить оружие.
— Дагги, прекрати...
— Нет, не перебивай. Знаешь, зачем эрмийцам воины?
— Нет, но к чему...
— Только что бы подчинять миры. И что б держать в страхе чужие народы. До тех пор, пока они не уяснят правила Империи, не подчинятся и не привыкнут к тому, что они — рабы. А на самой Эрмэ — воины не больше, чем условность, символ, знак. У детей Эрмэ не иммунитета к приказу Властителя. Нет оттого, что любое сопротивление наказуемо. Но в большей степени оттого, что вокруг все, без исключений — рабы. И так длится — вечность.
Вельможа тихонечко покачал головой, бросил взгляд на безжизненное тело воина, посмотрел, сожалея, чувствуя грусть и тихое раскаяние. Лицо Таганаги сохранило улыбку, открытую мальчишескую улыбку, так напомнившую Да-Дегану улыбку Ордо. Прислонившись спиною к стене, он невольно сложил пальцы левой руки в особый, почти что забытый охранный жест, словно могущий отогнать прочь все беды и несчастья, жест, казавшийся когда-то наполненным силой и смыслом. Теперь так не казалось, но привычка осталась, словно у рук была своя память, а у разума своя.
Он вздохнул, чувствуя, как в кончиках пальцев поселяется дрожь, бросил взгляд на Вероэса, слегка пожал плечами и молча вышел. Столкнувшись с Ордо, заметил, что тот более не один. Рядом с ним у окна стоял Корхида, щурился слегка, словно от солнца.
— А, — заметил генерал ядовито, — этот павлин тоже тут?
Да-Деган чуть пожал плечами на ходу, за секунду рассмотрев генерала, от макушки до пяток. И хоть в сердце поселилась пустота, холодная, как вода горных озёр, ударить помешала не она, а ощущение того, что здесь, сейчас, на глазах у Ордо, и, может быть, Вероэса, не время и не место этому. Он прошёл мимо только чуть, слегка наклонив голову, словно задумавшись.
Выйдя на террасу, посмотрел вдаль, туда где, словно жемчужины на ладони океана лежали острова Архипелага. Море излучало лазурь, небо стремительно выцветало, словно солнечный жар отнимал у него краски. Город внизу казался творением карликов — маленькие дома, миниатюрные улочки и море зелени...
Корхида подошел и встал за спиной.
— Стало быть, ты, — проговорил генерал насмешливо, — ты приставил Ордо телохранителя. Нет? Если не ты, то с чего ты тогда примчался? Ну, что ты молчишь? Скажи что-нибудь в своё оправдание. Объяснись, ты, советник Оллами.... Ну, одно слово, вежливое слово. Думаешь, форт был худшим в твоей жизни происшествием? Ведь может оказаться, что и нет. Где ты раздобыл этого Таганагу? Скажи, поделись секретом.
Да-Деган слегка вздохнул, обернулся. Энкеле стоял рядом, щурился, смотрел, словно примерялся к удару, невысокий, гибкий, быстрый и похожий на змею. Серые глаза упёрлись в лицо генерала, словно изучая на нём каждую чёрточку. Он смотрел внимательно, не позволяя Корхиде спрятать взгляд. То была старая игра, у игры были давние неизменные правила, позволявшие расставить всё по своим местам.
— Раб, — выдохнул Да-Деган тихо и насмешливо, словно ударил.
Лицо генерала перекосило со злости, но злость, что владела вельможей, была не менее сильной. Злость придавала сил, рождала кураж. Глядя на испуг, проступивший на лице Энкеле Корхиды, кратковременный, но заметный он подумал, что удар попал в цель.
— Раб, — усмехнувшись, повторил Да-Деган, кривя губы, — тебя ли мне бояться? Раба?
Он рассмеялся нервно, но оборвал свой смех. Тонкие пальцы теребили вышивку одежд, выдёргивая ниточку за ниточкой, спарывая искусное шитьё. Он этого не замечал, продолжая улыбаться властно и надменно.
— Ты мне грозишь? — проговорил вельможа ласково и почти что нежно, — ты, раб? Ты спрашиваешь у меня ответа? Хорошо, будет тебе ответ.
Генерал отчего-то смутился, отступил на шаг. Да-Деган сделал шаг вперёд, и, нагнувшись к уху генерала, произнёс тихо, чуть громче, чем всегда, ответ на знакомом Корхиде языке, который заставил ощутимо вздрогнуть того всем телом. Ответ, который некогда так часто слышал: « В интересах Империи, и по приказу Императора».
Глядя, как покидают генерала гонор и спесь, словно воздух улетучивающийся из мячика, он молча пожал плечами, и, заложив руки за спину, прошёл мимо Корхиды, невольно уступившего дорогу.
В садах было пусто и тихо, подняв голову вверх, мужчина отметил, что Галактика находится почти в зените. Стало быть, полдень. Он усмехнулся, осторожно переступая ногами, обутыми в мягкие сапожки, стараясь не производить лишнего шума, который был ему вовсе ни к чему, подошёл ближе на явственно доносившиеся до его слуха голоса. Благодаря небесам создавшим Софро с её днями, похожими более на густые сумерки, он мог подобраться незамеченным достаточно близко к спорщикам. Один из голосов он узнал сразу. Не узнать голос Локиты, такой сладкий и манерный, он себе позволить не мог. Тем более пропустить.
Локита, как всегда, одетая слишком вольно для официального лица, и даже с некоторой долей вызова всем окружающим мужчинам, стояла у края бассейна с чистой, глубокой чёрной водой, отражающей великолепие зрелища раскинувшегося на небе. Мужчина слегка усмехнулся вновь — с тех пор, когда он в последний раз удостоился почтить её присутствием, прошла, кажется, вечность. Но она не изменилась. Ничуть.
Блистающий шёлк обтягивал тонкую талию, тонкую как у несовершеннолетней девочки, высоко поднятый подбородок подчеркивал королевскую осанку. Светлые, пепельные локоны спадали на шёлк платья, струились до лопаток. Насколько он мог судить в полумраке, она всё ещё выглядела декоративно и аппетитно, на вкус любого мужчины. Впрочем, внешность, был не единственный счастливый дар Локиты, были ещё интонации голоса, что ласкали слух, любого, кто имел уши. Но не сейчас.
Она была рассержена, и, разве что, не шипела как кошка.
— Письма, Юфнаресс, письма, — проговорила она раздражённо, — верните их, и, если хотите, катитесь на все стороны!
— Не могу, Леди, — ответил тихий голос, — стоит мне это сделать, как меня можно считать мёртвым. И вы это знаете. Вы не непременно отдадите приказ кому-нибудь из своих холуев, ведь у вас появится искушение, которому трудно противостоять.
— Так чего вы хотите?
— Более всего я хотел бы выйти из вашей игры. Но, раз уж это невозможно, поговорим о другом. В своё время вы обещали мне за услуги какой-нибудь мирок из того, что вам перепадёт от Лиги.
— Я не отказываюсь...
— Я знаю. Но дело в том, Леди, что раньше мне как-то не приходило в голову, тогда, когда я по дури согласился, что вы замышляете поработать отнюдь не на благо Эрмэ по приказу Императора, а на своё собственное благо. И, кажется, жадность Энкеле открыла мне на это глаза. А ведь он — только гнусный лакей. Кажется, и я могу требовать большего. Не так ли?
