Я нашел его. Он был высок, ошеломляюще красив, глаза, неправдоподобно синие, искристые, как камни Аюми, посмотрели в мои глаза. Он был молод. Он был юн. Он был неопытен. Но это был тот, кого мне так не хватало в мире людей. Аюми.
— Здравствуй, брат, — проговорил я, по привычке, заимствованной у людей, протягивая ладонь, чувствуя как кончается мое вынужденное одиночество, от которого все эти тысячи лет я хотел убежать и пытался уйти. И он ответил мне пожатием.
Мы вместе стояли на вершине замка, глядя, как небольшая группа людей покидает этот мир, наш мир, наш Дом. Они уходили, туда, за границу степи, в, почти что, нарисованные горы.
Я видел Гресс, что, оборачиваясь, бросала на замок взгляды, словно пытаясь найти меня. Я видел Рокше, с его эрмийским кинжалом в ножнах. Рэя — здорового, забывшего обо всех своих болячках. Его здоровью мог бы позавидовать буйвол. Как молодости всех, покидавших этот мир, мог позавидовать любой, искусно омоложенный Властитель Эрмэ.
Позавидовать....
Я вспомнил тела, которых касались язычки пламени там, в прозрачных саркофагах лаборатории. Кто б мог сказать, что большинство из этого отряда были раз, несомненно, мертвы? Впрочем, какая разница? Они никогда не узнают об этом. Гресси смолчит, и Рокше тоже.
Эти люди не узнают о том, что технологии старой расы дали им новые тела, новую молодость и только память оставили прежней, ведь в памяти — истоки личности.
Они многого не узнают и не поймут. Как много не понял мой отец. Как многого не понимаю я. Многого не понимает и Джабариэль, — то ли хозяин, а то ли такой же, как и все гость.
Джабариэль, который, как и я, стоя на вершине, смотрит путникам вслед. Это он, почувствовав их отчаянье и боль, их, немой призыв о помощи, поспешил к ним на выручку. Как и мой безмолвный зов. И ему, как и мне, жаль расставаться.
И все же, мы не можем остановить этих, незваных, гостей. Не можем преградить им путь, заставить повернуть. У каждого — свой путь. И у каждого — своя судьба. И свою судьбу каждый выбирает сам. Аксиомы.
Я видел, как путники дошли до границ этого мира, до горизонта, который здесь не убегал с каждым сделанным к нему шагом, я видел как Гресс шагнула за границу — первой, а за ней шагнул Рокше. Зажмурившись, словно нырнув в холодную воду. Лия помахала нам на прощание, наверное, ожидая, что мы будем их провожать. Последним ушел Шабар. Он постоял несколько секунд, выжидая, а потом, не оборачиваясь, шагнул в неизведанное.
А потом произошло то, чего не ожидал ни Джабариэль, чего не ожидал я; потом границы мира раздвинулись.
И глядя на снеговые шапки вершин, ярко отпечатавшиеся там, вдали, сиявшие под светом двух солнц, отблески одного из которых медленно гасли, я понял, что, то не мираж и не сон. Что они, эти снеговые вершины, реальны, что просто, возникнув на месте пустоты, и, отодвинув ее, раздвинув горизонт, эти горы останутся здесь, в нашем мире, навсегда. Рэанские горы, точная копия тех, в которые ушли те, кого на несколько дней (месяцев? лет?) приютил мир Аюми.
Да-Деган оторвался от бумаг, разложенных на столе, и молча взглянул на посетителя. Выдержав паузу, слегка кашлянул, словно давая понять, что ждет от того каких-либо действий.
Человек не отозвался. Он стоял перед столом, глядя на вельможу с неприятием и ненавистью, которых не трудился даже скрывать. Да-Деган в ответ на это улыбнулся.
— Вы ничего не хотели б у меня спросить, Хэлдар? — проговорил вельможа сладко, — мне казалось...
— Только казалось, — ответил Хэлдар хмуро. — Унижаться перед вами я не намерен.
— Напрасно, — отозвался Да-Деган, — я б на вашем месте унизился бы. Потому как у меня есть подозрения, что ваша голова стоит меньше, чем я за нее заплатил. А это очень неприятный для меня факт. Я б постарался загладить эту шероховатость в наших с вами отношениях, конечно, будь я на вашем месте. Или вы хотите, что б на ошибки вам вновь указывал Катаки? Согласитесь, он умеет убеждать...
Да-Деган оборвал свою речь, словно поняв, что слова не совсем доходят до понимания его собеседника, слегка пожал плечами, подойдя к окну, отдернул тяжелую ткань расшитых золотом портьер и с тоской взглянул на унылый пейзаж.
Серые глаза казались сонными. «Еще бы», — подумал Хэлдар, вспомнив обед с переменами блюд, стол уставленный яствами, так, что казалось, будто ножки стола тихонечко скрипят под непомерной тяжестью.
— Хэлдар, — зевнув, проговорил вельможа, — мне очень жаль, но приходится признать, что вы не гений, а балбес, и Локита была права, когда назвала вас юным маразматиком и лентяем, почившем на лаврах. Меня не устраивает скорость, с которой вы создаете для Иллнуанари флот. Слишком медленно, слишком неторопливо. Я уже думаю о том, что б подыскать себе другого гения.
— А я? — как-то ошеломленно проговорил рэанин, в какой-то момент очнувшись.
— А вы отправитесь в каменоломни Карбиранга, добывать ценный розовый мрамор. — улыбнувшись, заметил Да-Деган, поправляя вышитый шелк одежд, и отряхивая его от несуществующей пыли. — если, конечно не сумеете оправдаться, и восстановить ваше честное имя. Кстати, мне кажется, его склоняют на все лады по территории Лиги. И поделом...
Вновь зевнув, Да-Деган вернулся к столу, позвонил в колокольчик, издававший нежный звон. Взглянув на вошедшего, коротко кивнул в сторону Хэлдара, словно привык, что б его понимали без слов. Молча сгреб чертежи и карты.
— Подождите, — проговорил Хэлдар быстро, — не торопитесь, — голос его дрогнул от волнения, и, облизнув губы, он продолжил, — Я конечно, постараюсь. Но ведь всему есть предел...
Да-Деган вопросительно вздернул бровь. И усмехнулся.
Хэлдар был все так же смугл, но наглость и какая-то, легко заметная взгляду, вседозволенность слетели с него, как пожухший лист с дерева. Похоже, он начинал думать прежде, чем совершить какое-то действие. И перед тем как что-то сказать.
«Не хватало тебе плети, оболтус, — подумал Да-Деган, — не хватало, сам взять ты себя в руки не мог. Тебе нужны узда и плеть, что б от твоего таланта можно было б получить хоть какой-то толк. Что б он не пропал за бесценок. Ну, ничего, узду, плеть и вожжи я тебе могу обеспечить, до тех пор, хотя бы, пока у тебя самого не будет царя в голове».
Таким, думающим, Хэлдар нравился вельможе больше, чем тот азартный игрок, которого он знал.
— Меня не устраивает само это понятие: «предел», Хэлдар. — заметил Да-Деган неторопливо роняя слова, — По-моему, так нет предела вашей лени.
— Но вы же хотели, что б именно я построил флот?
— Я мог и расхотеть. Тратить деньги, так, впустую, на ветер, я не привык. Ко всему, вы не поддержали, вовремя, моих начинаний. Я только и слышу от вас, что обеспечивать флот Иллнуанари новыми кораблями пусть берется кто-то другой, а вы постоите в стороне, в холодочке. Когда Катаки убедил вас, что сие неразумно, вы все ж взялись за дело, но взялись совершенно не торопясь, словно у вас в запасе вечность, дорогой мой. Может, у вас и есть бездна времени в запасе, но, у меня, его нет. Я не вечен. Я стар. Так что, дорогой мой, таким образом, мы не договоримся.
Отвернувшись вновь к окну, Да-Деган, тихонечко вздохнул, тонкие, унизанные перстнями пальцы пробарабанили какой-то сложный ритм по стеклу.
Поджав губы, он ловил кусочки отражений в этом, начищенном до зеркального блеска стекле, отмечая, что Хэлдар растерян, что последние остатки самомнения и уверенность покидают его, а вместо них, на лице поступает замешательство, неверие, проступает отчаяние и осознание того, что время не течет вспять.
Рука одного из телохранителей, плечистого, рослого парня, красивого, ангельски красивого человека, легла на плечо Хэлдара, потянув за собой. Да-Деган улыбнулся, чуть, слегка, поймав эту улыбку в отражениях стекла.
— Оставь его, Янай, — сказал он, — мы еще не окончили беседу. Я просто хотел, что б господин Хэлдар подумал, что может случиться, если мое терпение лопнет. Думаю, он меня понял.
