— Привет, — отозвалась Гресс и предложила, — садись рядом.
Рокше присел, взял камушек у нее из руки, положил назад в кучку.
— Не стоит, — сказал тихо. — все равно, ничего не изменится. Камень не достигнет дна.
Гресс пожала плечами, посмотрела на него, чуть повернув голову.
— Сколько тебе лет, Рокше? — спросила она, выдав давно интересовавший ее вопрос.
— Не важно, — ответил он, отводя взгляд.
— А если важно?
Он пожал плечами.
— Я не знаю, — ответил, смущаясь.
— Это как?
— Как? — отозвался он эхом, усмехнулся, потом прикусил губу, застыл, напрягшись, нервно вздохнул и пристально посмотрел в ее лицо, — у меня нет прошлого, Гресси. Есть воспоминания о последних семи — восьми годах, а то, что было раньше — как за стеной. Так, что я знаю о себе очень мало.
— Ты родился на Раст-Танхам?
— Вот это — навряд ли, — вздохнул юноша, — хоть, может статься.... Хоть и маловероятно. Никому не скажете? — вдруг попросил он, словно спохватившись.
— Если хочешь, не скажу, — пообещала женщина.
— Не надо, — вздохнул он, — Лия знает, а остальные — им незачем знать.... Если мы выберемся отсюда — наши дороги опять разойдутся, если нет, — то, может быть, и скажу. А, может, и нет.
— Не любишь, что б тебя жалели?
Мальчишка упрямо кивнул.
— Не люблю, — ответил ей, — что угодно, только не жалость.... — он посмотрел на небо, — знаете, — добавил неожиданно, — я и к информаторию пошел лишь затем, что б узнать. Говорят, Аюми любили творить чудеса, дарить добро, исполнять те просьбы, что казались им достойными. Я пошел не за золотом, не за их безделушками, коих полный замок. Я пошел найти свое прошлое. И я ошибся. Заблудился сам, да, ладно, сам, притащил сюда Лию, Рэя. И где теперь Рэй?
— Может быть, еще вернется.
— Может. Я надеюсь, — отозвался Рокшар невесело, — А если нет? Что мне тогда делать? Как быть дальше? Не знаю.
— Все образуется, — проговорила Гресс, коснувшись его плеча, почти не веря в это сама.
Он кивнул, серые глаза блеснули из-под длинных, темных ресниц. Серый взгляд, тонкость, точеная четкость черт, это приковывало взгляд, останавливало. На мгновенье его лицо показалось более знакомым, чем всегда, словно память выпустила на поверхность нечто, то, что было раньше, что существовало еще до того, как она, впервые, увидела его на экране дисплея.
Гресси невольно отвела взгляд и сознательно, прикрыв глаза, попыталась вспомнить. Но память не подчинилась, воспоминание ушло, лишь поманив смутным образом. Но отчего-то вспомнился Ордо. Его лицо, его голос, его интонации проступившие рельефно и отчетливо.
Гресси вспомнила морщинки, проступавшие у глаз, когда он улыбался, зажигавшие искры в глазах. Пожатие его теплых ладоней. От него пахло табаком, почти всегда пахло табаком, и он заражал своим авантюризмом.
Отчего-то, некстати, вспомнился рейс на Анджерит — маленькую звезду на окраине Галактики, возле которой, случайно, они обнаружили планету, а на ней — жизнь и цивилизацию. И, разве можно было удержаться от соблазна, от возможности пройти по ее земле, смешавшись с толпой аборигенов?
— Стратеги нас в пыль сотрут, — заметил Аторис, гуляя по странному городу, и держа ее под локоть.
Она лишь рассмеялась в ответ. С Ордо рядом было спокойно, надежно, с ним можно было остаться на необитаемом острове. А Стратеги — ей дела не было до Стратегов в тот миг, в тот день. Просто в душе был неистраченный океан авантюризма, что толкал на подвиги.
И, глядя в теплые глаза Ордо, она, отчего-то забыв обо всем, припала к его губам, целуя жадно, страстно, неистово, желая, что б он принадлежал ей и только ей. Отныне и навсегда. Здесь, на Анджерит, в месте столь далеком от Лиги, от Ирдала и Рэны, от его жены, и от его обязанностей.
Она виновато улыбнулась, вспомнив тот день, маленькую кроху счастья. Что значил в сравнении с этим счастьем, изрядный нагоняй, полученный меньше, чем через несколько суток? Что значили нахмуренные брови и сердитый вид функционера разведки? Что значила возможность вылететь из состава флота, возможно, навсегда, за несоблюдение четко прописанных инструкций?
А еще вспомнилось юное, лисье личико, обрамленное огненными кудрями, так контрастировавшее со строгой формой и значимостью погон.
— Оставь ты их в покое, Аэко, — проговорил задорный, золотой голос, — если из Даль-разведки будут выгонять таких пилотов, то кто, позволь спросить, останется? Ну, влепи им по выговору, пусть посидят, почитают месяцок инструкции, это поубавит авантюризма. Ничего же особо страшного не случилось. А Айрино Инидо нас же сгрызет, живыми на завтрак скушает, если мы, выгнав этих, из собственных рядов не достанем ему замены. Ты хочешь быть у него в подчинении? Я тоже нет.
Мальчишка, обдав ее взглядом янтарных глаз, словно окунув в солнышко, так, что б не видел старик, улыбнулся и выставил за дверь, спросив на прощанье:
— Все поняли, девушка?
Наверное, она сама могла показаться кому-то изрядной авантюристкой. Об этом, видимо, врожденном даре говорила и прогулка по поверхности чужой планеты, и отчасти вынужденная посадка на Раст-Танхам, и вылазка, в одиночку, в ночной город контрабандистов.
Она вспомнила Гайдуни, его предупреждение и слова: « Деточка, те, кто знает, как вы посадили свой „Нири“ на Раст-Танхам, да еще заставили его починить, наведя орудия на город, не сможет вас упрекнуть в трусости...».
А еще, вдруг, вспомнилось ощущение ласкового тепла на ладони, бездонной синевы камень, зажатый в ладони.... Ожидание чуда и волшебства, когда камни Аюми легли ей в ладонь.
Ей, авантюристке по рождению, легко было понять романтиков, бродяг, контрабандистов, чей истинный дом находился в космосе, меж всех миров, на трассах. Как и ее настоящий дом. Ее мир, которому принадлежала ее душа. Вздохнув, Гресс положила ладонь на плечо Рокшара.
— Пойдем в дом, — проговорила она, поднявшись с земли, чувствуя, что так и не удалось воскресить то, первое, смутное вспоминание, за которым вытянулись все последующие, вздохнула, и, отряхнув от налипших песчинок платье, добавила — темнеет....
Рокшар поднялся на ноги и, неожиданно, замер, глядя в степь. Гресси, заметив напряженность его взгляда, посмотрела туда же, и, так же, замерла от неожиданности. Там, выходя из моря трав, приближаясь к саду, шел человек, передвигался по направлению к замку.
Издалека можно было рассмотреть лишь то, что он высок, светловолос и строен. И отчего-то у нее замерло сердце, пропустило удар.
Около незнакомца водил хороводы выводок огненных шаров, они, словно разрезвившиеся щенята, вились, стелились. Один из шаров коснулся рук незнакомца, и, метаморфировав, распустился огненной птицей, раскинувшей крылья, сорвался с руки, устремившись ввысь.
Гресс сглотнула комок, не в силах отвести взгляда, не желая упустить не малейшей детали. С губ сорвался тихий вздох. Незнакомец, словно почувствовав, оторвал взгляд от своих огненных спутников и посмотрел на нее. Гресс почувствовала его взгляд, почувствовала ударом молнии, болью, прожигающим огнем.
По телу, от макушки до пяток, словно прошла волна, встряхнула, заставив навернуться на глаза слезы и сразу же высушив их. Огонь, разливаясь по крови, жег и плавил, заставляя терять мысли, чувства, желания... Сознание плыло, она не могла заставить тело повиноваться, не могла отвести взгляд, не могла взять себя в руки.
Невольно, извне пришла сила, что пригибала к земле, заставляя чувствовать свою ущербность перед этим, необыкновенным существом, мысленно прося лишь об одном — избавить от мук, что разливались по телу. Она никак не могла отвести взгляда, и казалось, что незнакомец смотрит на нее, смотрит ото всюду, со всех сторон. Гресс чувствовала его взгляд кожей спины меж лопаток. Чувствовала, теряя сознание, теряя волю, теряя разум.
Она чувствовала, что на разум сходит пелена безумия, и не было силы, что могла б спасти, не было соломинки, за которую можно уцепиться. Она чувствовала, как огонь охватывает тело, от макушки, до пят, как горит кровь, вскипая в жилах. "Аторис, — подумала она, вновь вспомнив капитана, словно не желая расставаться с памятью о нем, словно желая захватить память о нем в тот мир безумия, что наваливался, сокрушая ее.
