— Еще долго? — спросила Лия.

Он кивнул.

— Мы едва поднялись на треть высоты башен, — проговорил негромко, — а здесь, — юноша кивнул в сторону коридора, — есть на что посмотреть.

— Что там? — скупо поинтересовался Шабар Кантхэ.

— Раритеты, — усмехнулся мальчишка, — за каждый из которых там, в Мире Лиги или на Раст-Танхам можно купить, что только пожелает душа. Но здесь, — он улыбнулся, — здесь это почти не имеет никакого значения.

— Тогда идем дальше, — предложил лагалиец, и они продолжили подъем, вновь оставляя за спиной пройденные марши.

Казалось, подъему не будет конца, казалось, он будет длиться вечно, машинально передвигая ноги, Гресси невольно перебирала, словно перенизывая бусины, воспоминания и мысли. Вспоминала неистовые океаны Фарганарда, степи Фуссома, пески Мираль, вспоминала Ирдал и Софро, миры, в которых некогда пришлось побывать. Этот мир что-то напоминал, в его воздухе чувствовалось нечто знакомое. Вздохнув, она прикрыла глаза. На мгновение.

Ощущения, память, эмоции... Она вспомнила томик стихов на своем столе. Стихи Ареттара — Легенду и иные.

И вдруг, отчетливо, остро почувствовала тоску. Давным-давно, словно миллион лет назад она сидела, забравшись в свое любимое кресло на чердаке, глядя на океан. Рядом стоял Архат, пытаясь оторвать ее от томика стихов, от созерцания, от сонного покоя. И когда были перепробованы, казалось, все известные способы, он включил запись, заставив ее вознегодовать, а потом замолчать и забыться.

Голос тек, волшебный, бархатный, голос, подобного которому она не слышала нигде и никогда, потому как ни один голос во Вселенной еще не заставлял ее вот так, чувствуя истому и озноб, дрожать крупной, лихорадочно дрожью. Голос, что проговаривал стихи «Аюми Файэ», как-то по-особому, заставляя иначе, чем было привычно, воспринимать каждое слово.

Голосу певца вторил голос аволы, голос волшебный, рокочущий, мягкий. И слушая, она совсем потеряла ощущение реальности. Перед ее глазами вставали странные миры, и странные лики.

Этот голос заставлял отзываться каждую клеточку тела на бархат и шелк своих звуков, на каждую паузу, на каждый вздох.

Она, чувствуя, что никогда не забудет этот голос, заставивший совсем иначе, воспринимать Легенду, молча, словно никак не в силах очнуться от колдовского наваждения, посмотрела на Архата, спросив:

— Что за певец?

— Ареттар, — усмехнувшись, ответил тот, — любительская запись, семейная реликвия....

Ощущение, что родилось в ней, когда она слушала этот дивный, волшебный голос было сродни тому, что зрело в ней сейчас. Ощущение волшебства и сказки. Ощущение, которое она не могла описать словами.

Глядя на переливы радужных сполохов на стенах, на драгоценное мерцание ступеней, словно оправленных в золото, она вспоминала строчки Легенд, с трудом заставляя себя забывать их, отмахиваться от них. Не верить.

Ее разуму было бы легче поверить в любое другое объяснение, но ничего иного придумать она не могла. Словно осколки единого целого, складываясь в причудливый узор, подходили друг к другу частички мозаики — Ками-Еиль-Ергу, информаторий, Легенды, замок....

— Пришли, — проговорил Рокше, заставив ее очнуться.

Лестница с разбегу поднималась выше, а если перегнуться через перила и посмотреть вниз, то от ощущения выси начинала кружиться голова. Там, внизу, где-то в глубине, похожий на медвяную искру, теплился свет. Сверху падали отвесным потоком лучи. Там, выше, свет был плотен, яростен и ярок.

Рокшар провел их от шахты в глубокий зал, туда, где за окнами гас солнечный свет. Шабар Кантхэ молча подошел к окну, потрогал стекло. За стеклом в кромешной темноте, терялось все, разве что виднелся кусок сада, подсвеченный огнями замка. Был виден, словно на ладони, отчетливо, в деталях.

Гресс, чувствуя усталость, примостилась у стены, поджав колени к груди. Рядом расположились Лия и контрабандист. Глядя на юношу, Гресс невольно отметила, что беззаботной веселости в его лице куда как меньше, чем тогда, когда, враждуя, они встречались на торговых трассах.

— Рокше, — проговорила Гресс, желая успокоить, видя, как он сидит, сцепив пальцы в замок, и смотрит в пол. — мы обязательно выберемся.

Юноша откинул пряди темных волос, упавших на лицо, посмотрел на нее и равнодушно пожал плечами.

— Надеюсь, — ответил просто и вновь замолчал, словно замкнулся в себе.

Гресс перевела взгляд на Лию. Доверчиво положив голову на плечо контрабандиста, та что-то тихо говорила ему на ухо. Эти двое друг друга понимали.

Поднявшись, Гресси подошла к Шабару.

— Ну, какие будут соображения? — спросила она.

Шабар слегка пожал плечами.

— Знаешь, — проговорил негромко, словно не желая тревожить эхо, — это похоже на то, что мы тогда видели. Тогда, когда нашли брошенный флот.

— Уверен?

— Уверенности нет. Знаешь, Гресс, просто ощущение. Там были брошенные замки, вещи, что лежали прямо на полу, полный хаос и кавардак. Здесь нет хаоса. И нет ощущения трагедии. Здесь светит солнце, течет вода, цветут цветы. Здесь сияет свет. А там была тьма. И в стенах того замка словно жили призраки. Было ощущение, что нечто смотрит тебе в спину, ни на мгновение не прекращая наблюдать.

Он вздохнул и вновь замолчал. Молчала и Гресси.

— Вы видели брошенный флот? — спросил контрабандист, насторожившись. Шабар в ответ только согласно кивнул, не отрывая взгляда от окна. А Гресс обернулась и заметила любопытство в глазах Лии.

— Так это не ложь? — тихо спросила девочка, — Был флот? И отец не лгал, говоря об этом?

— Нет, — ответила за Шабара Гресс.

Лагалиец подумал и в который раз, тихонечко вздохнул.

— Не знаю, — проговорил он, — может, это был только сон, массовая галлюцинация. Но все, кто был на «Кана-Оффайн» верят в то, что нашли флот Аюми. Брошенный флот.

Он отвернулся и посмотрел за окно, на то, как мимо, за стеклом, легко и невесомо пролетел, устремляясь к горизонту, огненный шар, оставляя за собой горящий индиго и золотом, шлейф.

— Там, наверху что-то есть, — задумчиво сказала Гресс, — должно быть...

Рокшар промолчал.

По небосводу непрестанно катились огненные искры, похожие на сполохи зарниц. Звезд не было видно за их светом. Но даже там, где небо было темным, черным, их маячки не светили приветливо издали. Не было ни одной звезды, словно на небо набежали облака, плотные облака без разрывов. Казалось, что вся Вселенная сосредоточилась в этом замке, и было тоскливо. Тоскливо оттого, что мир вдруг сузился до микроскопических размеров.

— Переночуем здесь, а завтра попробуем пробраться выше, — заметил Шабар.

И в ответ на его слова на лице контрабандиста возникла легкая, без насмешки, улыбка.

— Если мы здесь заснем, а в этом не сомневайтесь, заснем, как бы ни старались не спать, то утром проснемся там, внизу, в постельках. Так уже было. Я пробовал раз. Заснул стоя у этого окна.

— Ну, это даже хорошо, — вздохнул Шабар, — не придется топать ножками вниз. Если честно, то несколько утомительно перебирать весь день ступени. Тогда, может, попробуем сейчас пройти еще немного?

Рокшар молча встал на ноги, поправил нож, висевший на боку.

— Пойдемте, — проговорила Гресс, соглашаясь, откинув пряди со лба, длинные, пушистые пряди и с завистью посмотрела этот нож. — Рокше, — спросила она, — ножик острый?

— Бритва, — ответил контрабандист, сверкнув очами.

— Дай на минуточку...

Шабар отрицательно покачал головой.

— Не давай, — проговорил тихо, — иначе она обкорнает свою шевелюру и опять станет похожа на пугало. А на пугало я уже насмотрелся. Будь добр, держи от ее рук свой нож подальше.

Гресс не успела возмутиться. Вспомнила облик стриженого, злого пацаненка и то, что недавно увидела в зеркале и вздохнула. Шабар был прав. В той жизни она больше была похожа на пугало. В этой — на женщину.

Вернувшись к лестнице, Гресси первой шагнула на ступени, ведущие вверх, и вдруг, неожиданно, замерла, заметив как откуда-то сверху, неторопливо, как желтый, осенний лист падает огненный сгусток.