— Через потайной ход, разумеется, проскочу через красную зону, в топливную шахту. И — прощай.

— С ума не сходи.

— Есть другие предложения? Я буду рад выслушать.

Пилот пожал плечами.

— В том-то и дело, — ответил он потерянно, — что другого выхода нет.

— Тогда и рассуждать нечего. На корабле, согласно инструкции, должно быть оружие. Один бластер в рубке. Он мне нужен.

— Есть еще один, — тихо прошептал пилот, — у меня. На всякий непредвиденный случай.

— Великолепно. Пошли.

Пилот кивнул и направился к выходу, Алашавар последовал за ним. Он подобрался и, усмехнувшись, подумал, что, вероятно, мало кто б мог представить его вот таким, способным играть на грани фола, способным на нечто противоправное. Впрочем, он сам давно не мог представить, что обстоятельства смогут его вынудить поступать так, не считаясь с желаниями иных людей. « Потому, что это — необходимо, — напомнил он себе, — Необходимо, потому как от этого зависят жизни многих, а не только моя собственная».

Он быстрым, решительным шагом прошел в рубку, не вошел — влетел и наткнулся на острые, колючие взгляды. Здесь, конечно же, знали. Но никто не подумал, что он может вот так, дерзко, явится за оружием. Он моментально пересек расстояние, разделявшее его и оружие, упрятанное за темный пластик на стене. Ему попытались помешать, один из пилотов. Элейдж, легко, словно танцуя медленный танец, ушел от броска, перехватил руки и помог продолжить движение. Не оглядываясь, услышал шум падающего тела и пожелал пилоту мягкой посадки. Как бы там ни было, а калечить человека в его планы не входило.

Одним сильным и точным ударом он разбил пластик и достал бластер, примерил его к руке. Тяжелое, старое оружие, легло в руку, как символ власти и словно с ней срослось. Никто более не думал перечить. Тем более что в дверях уже стоял Идги, в руках которого сиял, свежей сталью, такой же, массивный ствол. А на губах играла улыбочка. Неприятная такая, препаршивненькая улыбочка.

— Тихо, мальчики, — проговорил Идги, добавляя в голос властных ноток — посадка в обычном режиме. Службы безопасности слегка ошиблись, выдав, что на борту лишь один опасный гость. Нас здесь двое. Так, что, без глупостей. Я стрелять буду без предупреждения, на поражение. И диспетчерам передайте, что б там, в порту, тоже, без глупостей.

Элейдж вздохнул, чувствуя, как в углу глаза забился тик, было не по себе, но рассуждать было некогда. Он взглядом поблагодарил пилота, и, развернувшись, вылетел в коридор. Вещей брать не стал, прошелся по каютам, изолировав свободный от вахт персонал, спустился в машинное отделение, и гаденько усмехаясь, загнал весь наличный технический персонал в трюм, к почте. Понимая, что обезопасил тылы. И что теперь все зависит только от тех, в рубке и от него самого, от Идги. И мысленно пожелал пилоту удачи.

Он вернулся в машинное отделение, чувствуя, как клокотание эмоций дарит ему силу и выносливость, заставляя его чувствовать себя всемогущим, как бог, и внимательно следя за автоматами, он мысленно просчитывал путь.

Его заставила очнуться легкая вибрация корпуса, знающему человеку говорившая, что до соприкосновения с почвой остались мгновения. Он отер рукавом выступивший на лбу пот, словно почувствовав, что там, в рубке, Идги отвлекает огонь на себя. Знал, что тому полагается за такое, несомненно, талантливое представление и, набрав побольше воздуха в легкие, рванул с места.

Бежалось легко, словно кто-то поубавил лет и добавил сил. Действовал он ловко и быстро и уверенно. Как автомат. Бежал, лишь чуть, самую малость, касаясь ногами пола. Словно за спиной росли крылья, что несли его, как ветер.

Он прошел в активную зону, быстро пересек галерею, открыл люк в шахту, нырнул, затрачивая на все не секунды — их доли. И ноги коснулись утрамбованной, обожженной почвы космопорта через секунды после начала гонки. Меньше, чем через десяток секунд. Едва коснувшись почвы ногами, он метнулся в тень, успев подумать о том, что есть обстоятельства, когда опоздание — благо. На Эльбурнат надвигались сумерки.

Шагах в десяти, у трапа, стояли молодчики, закованные в броню. И, как и следовало ожидать, ни один не посмотрел в его сторону. Усмехнувшись, Элейдж успел подумать: «как дети», прежде чем совершить следующий рывок. На передышку не было времени. Вид постороннего человека на поле мог привлечь внимание.

Отыскав взглядом, черный провал шахты, мужчина нырнул в ее недра, понимая, что никому и в голову не придет искать его там. И даже воины Эрмэ, если таковые поблизости водятся, не сразу поймут, в чем дело, и куда он ушел. А только встречи с ними он опасался всерьез.

Скоро память услужливо напомнила, что совсем невдалеке есть место, где можно не опасаясь ничего остановиться и передохнуть. Там, где от кольца, замыкающего шахты в сеть, уходили более широкие вентиляционные ходы, уводящие далеко за пределы космопорта.

Передохнув в начале одной из них, сбавив темп вполовину, он вновь набрал скорость и шел, удаляясь и от почтовика и от ребят из спецслужб. Он шел, повинуясь памяти и чутью, шел на запах, тонкой струйкой вливающийся в амбре перекаленного металла, на запах трав, на аромат моря.

Аромат привел его туда, куда он так стремился — к темноте ночи, раскинувшей крылья звездного плаща там, в вышине. И прислонившись щекой к забралу решетки, он позволил себе на мгновение прикрыть глаза и отдохнуть, расслабившись опуститься на бетон. Он знал, что отсюда к проливу, над которым ночь раскинула свои крылья, есть только два выхода. Один — назад, через порт. Второй через эту самую решетку.

Прикрыв глаза, он впитывал запах, умопомрачительный аромат свободы, словно желая стать ветром, что несет этот аромат. Прикрыв глаза, он мысленно сосредоточился на том, что предстоит сделать. И ясное, волевое, рассудочное гасло, зато рос бешеный, кипящий, бушующий шквал эмоций. Нечто древнее и не рассуждающее, не умеющее рассуждать, но, несомненно, опытное и мудрое.

Шквал эмоций налил мышцы силой, нереальной и для обычного, среднего и очень сильного человека. Он, поднявшись, уперся в решетку руками, чувствуя, как начинает поддаваться упрямый металл, жесткий бетон. И только сильнее сжал металл пальцами, выворачивая решетку из бетона.

Он там, где-то в глубине собственного существа, знал, что наутро будут болеть руки, что нагрузка предельна, и что, в общем-то, он почти зря это затеял. Ведь под рукой был бластер, настоящий, боевой бластер, который пережег бы решетку за одно мгновение. И он бы сделал это, если б не одна назойливая мысль о том, что на его пути может быть не одна решетка, и будет момент, может быть, что оружие окажется необходимее и нужнее.

Но, когда, смеясь, он выбрался из бетонного мешка, то упал лицом в траву, чувствуя, как уходит запал, и, чувствуя рождение яркой, безрассудной радости, что заставляет его хохотать, как безусого, безрассудного пацана. Алашавар прижался к земле, перекатился на бок, на спину и, лежа в высокой траве, примятой лишь движениями его тела, посмотрел сквозь колосящиеся мятлики вверх. Отыскав, взглядом, рисунок знакомых созвездий, вдруг, отчетливо, словно это было только вчера, вспомнил.

Лиит. Ее светлые пушистые волосы, словно пропитанные серебром, собранные в косы, что она носила, обвив вокруг головы. Ее грацию, плавное скольжение шага. Ее красоту, что бросилась в глаза так не сразу, не вдруг. Она шла чуть впереди, а он следовал за ней, спросив дорогу, следовал, понимая, что вот она, последняя остановка в пути, и что дальше — тупик. Что хода нет, и маленький корабль, на котором он покинул Эрмэ, ее столицу и власть, от которой отрекся, лежит где-то, где-то, не так и далеко, на дне океана.

Корабль пришлось бросить. Ему все равно было не покинуть пределов этой системы, топлива хватило на посадку, но взлететь, тем более уйти из системы, корабль уже не мог. И на всей планете не было места, где б он мог найти необходимое ему топливо. Он дал приказ на затопление, потому, как не хотел, что б странный артефакт изменил течение целой цивилизации, принеся с собой то, чему здесь не было места, чему еще не пришло время.