© Гладкий В. Д., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

Едва небо на востоке окрасилось в пурпурный цвет, обширная равнина на Фракийском побережье пришла в движение – огромная армия персов начала готовиться к смотру. Везде запылали костры, и полусонные кашевары, самые негодные из воинов, большие лентяи и лежебоки, подгоняемые пинками своих командиров, начали готовить завтрак. Сменились пешие дозоры, и в лагерь начали возвращаться конные разъезды. А под стенами крепости гетов[1], которую еще вчера пришлось брать с боя, на обширном поле для конных ристалищ, суетился темник-байварапатиш Фарнабаз – сгонял десять тысяч воинов в единую, плотно сбитую массу.

Армия персов не знала строя, поэтому Фарнабазу и тысяцким-хазарапатишам пришлось здорово потрудиться, чтобы начать воплощение плана своего повелителя, царя царей Дараявауша, которого надменные эллины называли Дарием[2]. Царь Персии хотел сосчитать свое несметное войско, перед тем как обрушиться на земли заморских саев[3]. Воины многих покоренных народов и племен шли за ним, но сколько их, не знал даже главный советник царя Ксифодр, изрядно поднаторевший в подсчетах огромной ежегодной дани, которую присылали в новую столицу Парсастахру[4] правители провинций – сатрапы.

Наконец десять тысяч воинов образовали почти правильный квадрат, который тут же очертили острием копья, а затем, когда равнина опустела, вступили в дело плотники. Довольно сноровисто они соорудили по очерченному контуру прочную изгородь с широкими воротами – наподобие загона для скота, и поторопились за своей порцией просяной каши, потому что в этом деле нельзя было зевать; кто не успел, тот опоздал, а на лишнюю порцию было много охочих.

Когда бог Мифра показал над морем краешек своего сияющего лика, к смотру все было готово. Военачальники персов неотрывно следили за стенами крепости, чтобы не пропустить момент появления своего повелителя. Но вот над мрачными камнями блеснул золотым шитьем квадратный царский штандарт – золотой орел на красном поле, и сам Дарий приветственно взмахнул рукой, после чего огромная равнина взорвалась единым воплем из многих тысяч луженых глоток.

Начался смотр. Воинов сгоняли в загородку словно баранов, и после того, как царский писец делал запись на глиняной дощечке, их место занимали другие. Каждые десять тысяч получали своего командира – темника-байварапатиша, который тут же, в некотором отдалении, назначал тысяцких, а те, в свою очередь, разбивали тысячи-хазарабы на сотни – сатабы во главе с сотниками-сатапатишами. Дальнейшее деление должно было происходить в процессе движения – чтобы не мешать остальным: сотни делились на отделения-датабы (десятки) и получали своих начальников-датапатишей, у которых были заместители пасчадатапатиши; командиры отделений старались набрать в свой десяток побольше бывалых ветеранов, из-за чего нередко случались стычки с другими датапатишами… Короче говоря, в любой армии мира и в любые времена происходили и происходят подобные процессы, и огромное войско Дария не было исключением.

Царь завтракал. Он сидел за невысоким столиком на площадке для стрелков с лука, откуда хорошо были видны все манипуляции его военачальников. Слева и справа от него неподвижно застыли «бессмертные» – царская гвардия, его личные телохранители. Места на стенах было немного, поэтому царя охраняла всего одна сотня, хотя «бессмертных» насчитывалось десять тысяч, из них тысяча телохранителей, всегда находившихся рядом с Дарием, и все они шли в поход вместе с царем. Конечно, такая охрана ему не нужна была в данный момент. Но его высокий статус не позволял обойтись лишь прислугой, двумя приближенными – военачальником Мегабазом и Гобрием – и афинянином Мильтиадом[5], правителем полуострова под названием Херсонес Фракийский, не оказавшего сопротивления его армии и согласившегося стать под царские знамена, которых он пригласил разделить с ним трапезу.

В походе участвовали многие народы и прежде всего персы, которых эллины называли кефенами. На головах у них были мягкие войлочные шапки, на теле – пестрые шерстяные кафтаны с рукавами из железных чешуек, подобных рыбьей чешуе, на ногах штаны. Вооружены они были плетеными деревянными щитами, большими луками с камышовыми стрелами в колчанах, короткими копьями, а на правом бедре у пояса висел кинжал.

Точно в таком же вооружении выступили в поход гирканы и мидяне-арии. Собственно говоря, у персов было мидийское оружие, как и у киссиев; последние отличались лишь митрой – повязкой на лбу, концы которой свешивались по обеим сторонам лица, – которую они носили вместо войлочных шапок.

У ассирийцев на головах высились прочные медные шлемы, сплетенные из проволоки каким-то необычным способом. Из вооружения они имели щиты, копья и кинжалы, подобные египетским, а кроме того, еще и деревянные палицы с железной оковкой и льняные панцири.

Бактрийцы носили на головах шапки, похожие на мидийские. Луки у них были необычными – тростниковыми, а копья короткими. Вместе с ними шли и саки в островерхих прямостоящих тюрбанах из войлока. Вооружены они были луками, кинжалами и секирами. Каспии оделись в козьи шкуры и вооружились луками из тростника и персидскими мечами, саранги с мидийскими луками щеголяли пестро раскрашенными одеждами и сапогами до колен.

Арабы, одетые в длинные, высоко подобранные бурнусы, носили на правом плече длинные луки, вогнутые назад, а эфиопы облачились в барсовые и львиные шкуры. Их луки из пальмовых ветвей имели в длину не менее четырех локтей[6], стрелы были маленькими, камышовыми, а на конце, вместо железного наконечника, острый, особо прочный камень. Кроме того, у них были копья с острием из рога антилопы, а также палицы, обитые железными шипами. Идя в бой, они окрашивали половину тела мелом, а другую – суриком.

Ливийцы выступали в кожаных одеяниях с дротиками, острие которых было обожжено на огне, пафлагонцы шли в поход в плетеных шлемах, с маленькими щитами и небольшими копьями; кроме того, у них были дротики и кинжалы, а на ногах башмаки, доходившие до середины икры. Вооружение лидийцев было похожим на эллинское. Мисийцы носили на головах кожаные шлемы, их вооружение – маленькие щиты и дротики с обожженным на огне острием. Фракийцы надели на головы лисьи шкуры, а сверху длинные пестрые плащи, ноги до колен обмотали козьими шкурами, вооружились дротиками, пращами и маленькими кинжалами.

Писидийцы несли маленькие щиты из невыделанных бычьих шкур. Каждый был вооружен охотничьим копьем ликийской работы, на их головах блистали медные шлемы, к которым были приделаны медные бычьи уши и рога, а ноги они обмотали кусками ткани пурпурного цвета.

И вся эта масса народов и племен проходила перед глазами владыки половины мира, который мог одним своим словом бросить ее в огонь и воду, на верную смерть. Гобрий, сидевший слева от царя, невольно поежился, вспомнив случай перед походом. Когда один из придворных, престарелый Ойобаз, хорошо понимая все опасности предстоящей войны со скифами, попросил царя оставить с ним хотя бы одного из сыновей, Дарий милостиво сказал: «Будь по-твоему. Все твои сыновья останутся с тобой».

Ойобаза по возращении с аудиенции у царя переполняла радость, что его семья не будет вообще разлучена, но Дарий приказал убить трех молодых людей и послать трупы домой с сопроводительной запиской отцу, что сыновья навечно остаются с ним, освобожденные от воинской службы. Тем самым он предупредил остальную знать, что не потерпит ни малейшего ослушания его приказов и распоряжений, и тем более, никаких сомнений в победоносном окончании похода.