К тому времени произошел церковный раскол. Патриарх Никон — и задумай, лучше не придумаешь — предоставил прекрасную возможность русскому человеку вслед за порывом физическим показать силу порыва духовного, вставшего на защиту своей прежней буквы и требы с такой истовостью, какая могла быть только в нерядовой нации. Согласись государева власть не с Никоном, а с протопопом Аввакумом, начнись гонения на никонианцев — и нововеры показали бы, вероятно, твердость и готовность сжигать себя живьем не меньшую, чем их противники. У молодой нации опухолью отрастал новый орган, и хоть с той, хоть с другой стороны, но он должен был себя проявить. Внутри опухоли появился хрящ, он накреп в кость — и вот вам черта характера: упрямство до гибельности, вера до окаменения, воля до рабства — в угоду воле.
Гонениям подверглись староверы, за которыми стояли века авторитета буквы, — тем тверже была их уверенность и тем сильнее разрыв. Их отсылали куда ни подальше, но из надзорной ссылки они стремились уйти в еще большую глушь. Чем глуше, тем лучше. «Града настоящаго не имеем, но грядущаго взыскуем».
Русская колонизация в 17-м веке быстро прошла по речным путям в глубь Сибири и только после стала распространяться вширь. В 18-м веке ее составлял не столько промышленник, сколько ищущий удобной оседлости крестьянин. Особенно привлекали его богатые плодородной землей южные предгорья. Однако там, чтоб не пустить, наставлена была казачья сторожевая линия с крепостями, форпостами, редутами и маяками. Гора Пикет в Сростках, на родине Василия Шукшина, и есть место одного из таких постов.
Но «не пустить» — это уже позже, во второй половине 18-го столетия. А до того некуда было и пускать. Сторожевая линия представляла собой границу, южнее кочевали входящие в состав Джунгарии алтайские племена. Между русскими и джунгарскими властями происходили постоянные споры из-за земель, данников и проникновений подданных как с той, так и с другой стороны за линию. И та и другая стороны, надо полагать, понимали прекрасно, что граница эта временная и не миновать ей опускаться вниз, вернее, подниматься в горы, а племенам навсегда откочевывать под цареву руку, тем более что часть их уже отошла к Сибири.
Странно слышать сейчас, когда мы и не представляем себе Сибирь иначе, чем в географической цельности, что в свое время Алтай или Хакасия были за Сибирью и только позже стали ее частью. Но тогда в названия вмешивалась государственность: Сибирью было лишь то, что принадлежало России, а что не принадлежало — не Сибирь, другой зверь.
И тут, чтоб разъяснить хоть немного путаную и вязкую историю присоединения и принятия под российскую власть алтайских племен, придется ненадолго вернуться назад, в 17-й век.
Томск заложен был в 1604 году, Кузнецкий острог южнее по Томи — в 1618-м. Так одной ступней русские встали перед саяно-алтайским нагорьем, встали поначалу неудобно и узко, вторая приставилась лишь со строительством в рудных местах Алтая через сто с лишним лет Усть-Каменогорской крепости. Разумеется, как ни шатко было поначалу стоять на одной ноге, но присоединение северноалтайских народцев началось незамедлительно. Уже в 1605 году в русское подданство перешли обские телеуты, объясачивание сразу же началось и вокруг Кузнецка. Сделают казаки вылазку, соберут дань и докладывают, что присоединили, а на следующий год надо присоединять снова. И это продолжалось в течение не одного десятилетия. В 1633 году боярский сын Петр Сабанский проник на Телецкое озеро во владения телесов и обложил их данью, но в 1642 году, когда он пришел туда снова, телесы и думать забыли, чьи они подданные. Но и во второй раз не поставил Сабанский на озере крепости, лишь выбрал для нее по Бии место — и опять все повторилось сначала.
Однако алтайским племенам на севере своей земли не позавидуешь: чаще всего им приходилось быть двоеданцами — платить ясак и русскому царю и джунгарскому контайше. Не год и не два тянулась такая обираловка, а более ста лет. Уже и земли были решительно за Россией, пограничная линия проходила южнее, а по этническому ли родству или по привычке продолжали джунгарцы считать российских ойротов своими и облагать их алманом. Притом если ясак тянул по соболю с человека, то алман — по пяти соболей. И попробуй поперечь хоть царю, хоть хану.
Еще и при Петре Великом Джунгария не раз пыталась претендовать на отошедшие к Сибири земли, в том числе по Енисею, Оби, Иртышу и Томи. Это и заставило правительство укреплять южную сторожевую линию. К середине 18-го века она вклинивалась в Алтай, в Бухтарминскую долину, двумя полосами — Иртышской (от Омска до Усть-Каменогорска) и Колывано-Воскресенской (от Кузнецка до горных демидовских заводов). К последней принадлежала и поставленная в 1710 году Бийская крепость при слиянии Бии и Катуни.
Судьба даже и могущественных империй непредсказуема, не говоря уж о таких вялых образованиях, как джунгарское ханство. Сильное еще во времена Петра, к середине века из-за внутренних феодальных междоусобиц оно стало трещать по швам. Этим воспользовался Китай и в 1755-1756 годах разгромил Джунгарию. Разбой, мор, голод, оспа и паника охватили владения контайши, еще совсем недавно угрожавшего сибирской России. Историк С. Шашков пишет: «Все, что имело ноги и могло двигаться, бросилось в Сибирь».
На высоком Семинском перевале стоит памятник в честь добровольного присоединения Горного Алтая к России. Сразу же после разгрома Джунгарии 12 алтайских зайсанов (князей) обратились к царю с просьбой принять их под свою власть. Так в 1756 году российские границы на Алтае опустились далеко на юг.
Границы опустились, но казачья сторожевая линия осталась. Частью поначалу из-за недоверия к зайсанам, племена которых пытались даже переселить на Волгу, частью затем ради обережения их самостоятельности. Рассказы о жестокости царского правительства по отношению к коренным сибирским народам сильно преувеличены, а то и просто не соответствуют действительности. Поборы и гнет, разумеется, водились, но не в исполнение, а в нарушение закона со стороны администрации и торговцев, закон же, как правило, был к инородцам милостив.
Территорию в 110 тысяч квадратных верст по правую сторону от Колывано-Воскресенской линии, то есть почти в прежних границах, отвели под «калмыцкие стойбища» (в старые времена алтайцев называли калмыками — вероятно, по схожести). Нашего брата, русского, туда не пускали. Для этого и пригодились казачьи сторожевые посты. Исключение было сделано для духовной миссии, обращающей алтайцев в христианскую веру, исключение сами себе взяли торговцы, устраивавшие за линией купеческие заимки, само собой разумеется, что крепость линии сразу же взялся проверять и мужик.
Началось с самого южного угла, где Акинфий Демидов завел свои знаменитые колыванские заводы и рудники, ставшие затем собственностью Кабинета Его Императорского Величества. Как это и водилось в прежние времена, к заводам приписывались ближайшие деревни и шло приселение, а земли объявлялись кабинетскими. Радости было мало оказаться на этих землях: ты и не пахарь, и не рабочий, и хлеб с тебя спрашивают, и на горную повинность гонят. Это походило на то же крепостное право с той же закабаленностью. Мириться с нею подзаводской крестьянин не хотел, сибирский мужик, в отличие от российского, своенравен. Среди приписанных к тому же были ссыльные староверы, которые и вовсе не выносили никакого нажима.
В «Томских губернских ведомостях» за 1858 год (прежде Алтайский край вместе с долиной Бухтармы относился к Томской губернии) о начале этой удивительной алтайской колонизации рассказывается так:
«Сперва, около 90 лет назад (от 1858 года), поселились здесь четыре человека по р. Ульбе (горный приток Иртыша. — В. Р.), по набожной склонности; но вскоре один попался, а остальные ушли в дикие ущелья бухтарминские. Отсюда они стали ходить в селения, особенно в те, где жители были склонны к старообрядчеству. Здесь к ним за набожность относились с уважением, снабжали пищей и пр. Многие из жителей были склонены ими и переселились с женами и детьми к ним в неведомую дикую страну. В непродолжительном времени там, в неприступных, окруженных высокими горами местностях, собралось порядочное число новых жителей, преимущественно крестьян; были построены хижины по берегам рек Бухтармы, Белой, Язовой и др., колонисты занялись скотоводством и хлебопашеством. Они жили мирно, соблюдая строго старообрядческие правила, и жили в достатке. Правительство хотя и принимало меры против этих беглецов, но неприступность страны хорошо ограждала последних».
