Но и в Триполи прием, оказанный Карлосу, не оправдал его ожиданий. Власти Ливии приказали самолету оставаться на взлетно-посадочной полосе и отказались оказать Карлосу торжественный прием. Раздраженный и разочарованный Карлос заявил, что он целый месяц готовился к захвату министров ОПЕК и не может работать с недисциплинированными ливийцами.

Подогретая нервозностью Карлоса атмосфера на борту самолета стала удушающе зловещей. Одному из измученных боевиков стало плохо, и его начало рвать. После переговоров с австрийским послом в Ливии, выполнявшим функции посредника, Карлос на рассвете 23 декабря освободил ливанского и алжирского министров, а также пятерых других делегатов. Один их двух освобожденных саудовских чиновников, желавший остаться со своим министром, сказал Карлосу перед уходом: “Ради бога, ничего не делайте шейху Ямани”. Карлос ответил: “Здесь, в Ливии, я получил инструкции от своего начальства не причинять вреда ни ему, ни иранскому министру, так что теперь я могу обещать вам, что с ними все будет в порядке. В Алжире я бы такого обещания не дал”. Ямани, слышавший этот диалог, не знал, верить ему или нет.^{186}

Второй этап спланированной Хаддадом акции был под угрозой срыва. Ливия отказалась предоставить самолет, способный совершать перелеты на большие расстояния. Саудовская Аравия, на которую пытались надавить с помощью шейха Ямани, также не желала уступать. Одна лишь Австрия передала в эфир политическое обращение террористов. Задуманный галоп по столицам Ближнего Востока с последующей высадкой или убийством министров в зависимости от решения, принятого их правительством, был на грани срыва.

Самолет вылетел из Триполи в час ночи и снова направился в Алжир. Но, когда он пролетал над Тунисом, авиадиспетчеры отказались дать разрешение на посадку. Однако Карлос не нуждался в чьих-либо разрешениях и пренебрег этим запретом. Он приказал командиру самолета заходить на посадку, но диспетчеры отключили освещение взлетно-посадочной полосы. “Мы знали, что схватка, скорее всего, разразится в момент нашего прибытия в Тунис, — с горечью вспоминал Карлос. — Это было глупо со стороны тунисцев. Пилот устал, и мы сказали, чтобы он возвращался в Алжир. Мы тоже устали. Мы не спали четыре дня, наши нервы были на пределе, и отдых был абсолютно необходим”.^{187}

В 3:40 ДС-9 снова приземлился в Дар-эль-Бейде, аэропорту на окраине Алжира. Карлос снова уединился с министром иностранных дел Бутефликой, который отнюдь не был рад его возвращению. Вскоре Карлос вернулся в самолет и сел рядом с двумя самыми ненавистными заложниками Ямани и Амузега-ром. “Я не знаю, что мне делать, — сказал он. — Я демократ, а вы даже не понимаете, что означает демократия. Я посовещаюсь сейчас с коллегами, и мы решим, что с вами делать. Когда решение будет принято, я сообщу вам о нем”.

Министры не слышали, о чем говорил Карлос со своими сообщниками у кабины пилота, но они видели, что Крёхер-Тидеман и Халид были чем-то раздражены. Министры молча ждали своей участи. Затем Карлос вернулся. “Мы решили отпустить вас в полдень, так что теперь вам ничего не угрожает”.

“Зачем же откладывать? — спросил Ямани. — Сейчас глубокая ночь, и если вы освободите нас прямо сейчас, мы все сможем наконец отдохнуть”. Карлос ответил, что ему надо подержать всех в напряжении до полудня. “Мы выключим свет и закроем иллюминаторы, — предложил он. — Зная, что ваша жизнь вне опасности, вы можете спокойно спать”. Крё-хер-Тидеман, которая, судя по всему, возражала против сохранения жизни министрам, пришла в ярость от миролюбия Карлоса. “Да пошел ты…!” — закричала она.

Затем алжирцы вновь связались с Карлосом и попросили его вернуться в зал VIР, чтобы продолжить переговоры. Через два часа Карлос вернулся в самолет и сразу направился к Ямани и Амузегару. Шейх Ямани заметил, что его настроение резко изменилось — возможно, под давлением алжирцев. “Я покидаю самолет, — объявил Карлос. — А вы можете это сделать через пять минут”. Группа Карлоса вышла из самолета вместе с ним. Ямани заподозрил, что самолет будет взорван. Прождав пять минут, он двинулся к выходу, но его заместитель вызвался сделать это первым: “Я пойду, может, они ждут у трапа, чтобы пристрелить вас.”

Когда наконец все оставшиеся заложники осмелились покинуть самолет и пройти в зал для особо важных персон, куда их препроводила полиция, они оказались в одном помещении с теми, кто похитил их за 44 часа до этого. И тут замысел Хаддада чуть было не осуществился. Когда Ямани и Амузегар сели, чтобы обсудить с алжирским министром иностранных дел Бутефликой выпавшие на их долю испытания, к ним с безумным видом подошел Халид, который начал им угрожать, нервно почесывая грудь. Бутефлика пихнул ему в руку стакан сока, дав тем самым возможность алжирским полицейским обыскать его. Они обнаружили, что Халид нарушил приказ Карлоса и спрятал свой пистолет под мышкой. “Я пришел, чтобы привести в исполнение вынесенный этим преступникам приговор, — заявил Халид полицейским, — а вы не дали мне это сделать”.^{188}

Карлос подготавливал себе длительные овации. На пути из аэропорта черный автомобиль, на переднем сиденье которого развалясь сидел Карлос, притормозил возле группы журналистов. В течение минуты Карлос пристально разглядывал их, после чего кортеж из трех машин, в которых располагались его сообщники, двинулся дальше.^{189}

Интересно, что именно Эрнандес Акоста подтвердил замершему в ожидании миру, что лидер венских похитителей и знаменитый венесуэльский террорист Карлос по кличке “Шакал” является одним и тем же лицом. Прилетев из Алжира в аэропорт имени Шарля де Голля в Париже, Акоста процитировал хвастливый рассказ Карлоса об убийстве офицеров ДСТ и показал представителям французской полиции письмо, переданное ему Карлосом. Оно было адресовано госпоже Эльбе Санчес, дом 28, резиденция Лас Америкас, авеню Лас Америкас, Каракас.

Министерство внутренних дел Франции, расстроенное тем, что положительная идентификация автора письма может вынудить Париж оказать давление на правительство дружественного Алжира с целью экстрадиции Карлоса, поспешно заявило об отсутствии этого документа. “Нет прямых доказательств, — гласило заявление министерства внутренних дел, — что подобное письмо существует, уже не говоря об отсутствии каких-либо его копий в распоряжении руководства французской полиции”. Спустя несколько часов министерство внутренних дел признало ложность своих утверждений и заявило, что Эрнандес передал полиции фотокопию письма. Но и это не соответствовало истине. Эрнандес Акоста полагал, что из соображений чести он должен с уважением относиться к личной жизни автора письма, которого он охарактеризовал как “молодого, порывистого и склонного к разглагольствованиям человека”. Он не разрешил полиции снять фотокопию письма, и в рапорте, написанном в это время, содержится лишь фотокопия конверта.^{190}

Согласно заявлению министра внутренних дел, графологическая экспертиза не смогла однозначно установить связь между надписью на конверте и теми заметками, которые были найдены на парижском складе оружия Карлоса. Зато Скотленд-Ярд в считанные часы устранил сомнения своих французских коллег, установив, что адрес на конверте сделан той же рукой, что и записи, найденные на квартире Анжелы Отаолы. Их автором и организатором налета в Вене, несомненно, являлся Ильич Рамирес Санчес по прозвищу Карлос Шакал.

Передача письма через венесуэльского министра была на редкость неосмотрительным и одновременно вызывающе демонстративным поступком. Не было никакой необходимости делать из Эрнандеса Акосты личного курьера. Карлос мог просто наклеить на конверт почтовую марку и опустить его в любой почтовый ящик, и французская полиция, охотившаяся за ним, ничего бы не узнала. Однако, как показала его раздача автографов, Карлос в прямом смысле слова хотел расписаться в своем участии в этой операции.