В конечном счете победил компромисс. Мы решили, что я все-таки пойду на встречу, но за ножи хвататься не буду, и ежели что, сразу упаду на пол. “Сщас, — мстительно подумала я, — так я и легла в своем белом костюме на грязный заплеванный пол. Да я лучше умру!”. Тьфу-тьфу, чтоб не накликать!

Еще пятнадцать минут мы потратили на выпивку. Мо остановил свой выбор на джине с тоником, я налила немного вина, а Сухоруков от души приложился к водке. И опять в душе шевельнулось странное чувство. Странный мне какой-то следователь достался. Явился с мало знакомым человеком, сначала бахвалился. А потом резко сник, прочитав переписку Елены и Джокера. Группу вызвать отказался. Несколько раз порывался кому-то позвонить, а затем оставил эту затею. Теперь заметно нервничает. Почему? Поймав мой взгляд, он отвернулся. Руки у него дрожали. Что за ерунда?

Мо также внимательно наблюдал за Сухоруковым.

— Вам нехорошо, Константин Григорьевич, — почти участливо спросил он, но сощурившиеся глаза выдали его истинное настроение. Он не доверял Сухорукову.

— Давление, — выдавил из себя следователь и нарочито коснулся висков. — Голова трещит.

— Низкое или высокое? — Мо поставил бокал на столик и подошел к нему поближе. До меня донесся легкий аромат можжевельника, лимона и вереска.

— А это имеет значение?

— Конечно! Все имеет значение. В любом случае, вам не стоит пить водку.

— Сгорит, даже последствий не останется, — бледность Сухорукова пугала меня все больше. — Ну, что? Поехали?

Он неуклюже перекрестился и почти побежал к двери. Мо перехватил меня:

— Держись от него подальше, — пощекотал ухо его теплый голос. И снова можжевельник — моя тайная, почти забытая женская слабость. Однажды этот аромат мне принес счастье. Как давно это было и как недавно!

— Ты тоже заметил? — мы незаметно скинули пелену официоза.

— Заметил, — жесткие пальцы сжали запястье, вдавив серебряные брелоки в кожу. Боль отрезвила и, как ни странно, придала спокойствия. — Не верь. Не бойся. Не проси. Поняла?

— Поняла.

Мы вышли навстречу самой большой авантюре в моей жизни. И, пожалуй, самой опасной.

Ехали молча. Чувствовалось общее напряжение, плавно перешедшее в недоверие. Мо вел машину рвано и зло, словно дорога была в чем-то виновата. Рядом с ним завалился Сухоруков. В зеркале я видела его осунувшееся лицо и тонкие прожилки покрасневших сосудов. В глазах застыло отчаяние. С таким лицом киношные злодеи бросаются под пулю или на острие ножа. Что же я упустила?

От мобильного звонка мы синхронно вздрогнули. Я нехотя ответила.

— Да?

— Привет! — Жданов как всегда лучился жизнерадостностью и оптимизмом. — Что делаешь?

— В машине еду.

— Далеко?

— Не очень.

— Может, встретимся? Есть повод.

По напряженному затылку Мо я поняла, что он прислушивается к моим репликам.

— Так я и еду.

— Куда едешь? — не понял Сашка.

— Возможно, что к тебе.

— Что за ерунда? Ты не можешь разговаривать? Что-нибудь случилось? — он закидывал вопросами, словно от моих ответов могло что-то измениться. В горле стоял ком. — Слушай, я, наверное, что-то не понял. Но сейчас это не суть важно. Важно другое. Ты знаешь, я тут вдруг понял: он не тот, за кого себя выдает. Джокер… Эфа, ты меня слышишь? Эфа! Ответь!

Связь пропала.

— Кто это? — спросили в унисон оба моих попутчика.

— Думаю, что друг.

— Что за странная формулировка, — затылок Мо оставался все таким же напряженным.

— Нормальная формулировка, — отрезала я и зарылась носом в пушистый воротник. — Странно думать, что Джокером может оказаться твой друг.

В факультетском холле стояла гулкая тишина. Охранник дремал. При нашем появлении, правда, вскочил, но тут же успокоился. Хоть я и начальство, но вполне лояльное.

— Кто-нибудь на факультете есть?

Глаза охранника забегали. На часах 22.00. Он давно уже должен был обойти все помещения и поставить их на сигнализацию, но явно этого не сделал. Стоит ли потом удивляться, что люди у нас мрут, как мухи.

— Мы останемся здесь, — шепотом сказал Мо. — Нельзя, чтобы он нас видел. Как только ты войдешь в компьютерный класс, мы поднимемся за тобой. Продержись несколько минут.

— Может, вы все-таки пойдете со мной, прижимаясь к стенке? — жалобно спросила я.

— Мысль! Давай.

Каблуки гулко цокали по мраморным ступеням. Рука держалась за перила. Было очень страшно.

Шаг за шагом, оглядываясь и тяжело дыша, я шла навстречу Джокеру. Краем глаза отметила пивную банку на подоконнике между четвертым и пятым этажами. Икры гудели от напряжения, еще немного, и ногу сведет предательская судорога. Как не вовремя.

Раз, два, три, четыре, пять,

Я иду тебя искать!

Дверь в компьютерный зал была приоткрыта — узкая щель в иной мир. Свет выключен. Кто бы сомневался! Только голубоватый отсвет всех включенных мониторов создавал причудливую игру теней и тусклый бликов. Я потянула ручку на себя. Осторожно вошла, боясь оступиться. И замерла, прислушиваясь. Тишину разрывало натужное дыхание. Мое. И чье-то еще. Он был где-то рядом. Близко-близко.

Еще один мелкий шажок. В висках стучала кровь, голова чуть кружилась, глаза ныли от напряжения, ладони мокрые от страха. Я осторожно вытерла руки о брюки. Прикосновение к гладкой, шелковистой ткани немного успокоило. Не верь. Не бойся. Не проси. Вокруг мерцали экраны компьютеров.

Раз, два, три, четыре, пять,

Я иду тебя искать!

Дыхание выровнялось, зрение адаптировалось к мерцающей темноте, и я увидела скорченное тело у окна. Женя? Субботин? Забыв про осторожность, рванулась вперед. Неужели Джокер нас опередил? С трудом перевернула неподатливое тяжелое тело. Случайно коснулась затылка. Пальцы вмиг стали липкими и темными. Кровь? Компьютеры, словно сговорившись, подсветили бледное запрокинутое лицо. Миша. Шваба. Первая мысль — облегчение: ну, вот все и закончилось. Вторая просто не успела прийти на помощь первой. Чья-то рука дернула за рассыпавшиеся пряди волос и жестко потянула вверх. Горло замерло, почувствовав холодный металл.

— Спокойно, без резких движений, — предупредили меня. — Иначе будет больно.

— Значит, ты и есть Джокер?

— Получается, что так. Удивлена?

— Немного.

— Угу, всегда хотелось тебе высказать в лицо все, что накипело.

— И поэтому ты убил четырех человек?

— Отчасти. Хотя ты многого и не понимаешь.

— Так, может быть, объяснишь?

— Как же! — фыркнул он. — А тем временем тебе на помощь поспешат храбрые рыцари. Ты ведь не одна пришла, не так ли?

— Не одна.

— Я так и думал, — нож прижался к коже. — Капля упала на белый пиджак. И почему я решила, что это будет красиво?!

— И как ты намерен отсюда выбраться?

— Забавно, и этот вопрос мне задает декан факультета!

Шваба застонал. Слава богу, что живой. Нож танцевал около моего горла, и я вдруг почувствовала, как меня переполняет святая ярость. Наверное, так в древности воины становились берсерками.

— Женя, ты вообще нормальный или как? Ты вообще соображаешь, что делаешь? И ради чего?

Он зашипел, как раненый зверь.

— Заткнись, а?

Нож слегка ослабил свою хватку. Алые капли перестали падать на белый пиджак. Рука у него мелко дрожала, и я уловила запах неуверенности, смешанный с запахом пива:

— Ну, что, Женя? Все идет не так, как ты планировал? Да? — нож вернулся на прежнюю диспозицию, но страх куда-то исчез. Интуитивно я почувствовала, что еще поживу, сколько точно не знаю, но поживу. А вот в отношении Евгения Субботина такой уверенности не было.

— И что именно не так? — надавила на больное место.

Ответ меня поразил.

— Белый костюм.

И не только белый костюм. Тот оказался психологическим, деморализующим фактором. Какой же идиот надевает подобные шмотки в такой критической ситуации. Только я! Но был и еще один фактор — физический. Субботину мешали мои высокие каблуки. Десять сантиметров — это вам не шутка. На них я была намного выше, чем он. Чтобы меня удержать, ему приходилось прикладывать усилия: я неудобно изогнулась и навалилась всем телом, рискуя в любой момент опрокинуть нас обоих. Дело нехитрое: я уже не раз падала с высоких каблуков. Ситуацию осложняло еще и то, что Субботину нужно было следить за дверью и постанывающим Швабой, который, судя по всему, приходил в себя. Тяжело бедняжке, ничего не скажешь!