Lukky дал ссылку на забавный аутотренинг: “Я самое обворожительное существо”. Может, ему и помогает, но у меня слова вызывают оскомину. Хочется забиться зверем в свою берлогу и выть от тоски.
Игрок посоветовал забыться в чьих-нибудь объятиях. И предложил в этом качестве себя. Мой милый, любимый, единственный. Тьфу! Как иногда пошло звучат словесные штампы.
Мурка… это существо высказалось на удивление резко и нецензурно, чем мгновенно вызвало негативную реакцию администратора. Странно… Раньше Мурка не позволяла (не позволял?) себе такой гневной отповеди. Его послушаешь, по мне тюрьма плачет. А по нему? Кто без греха, пусть первый бросит камень. Ой! Больно же! Как много вокруг безгрешных и праведных…
А Джокер… Вот оно, мое спасение! Он единственный, кто знает, что мне нужно. В который раз он пришел на помощь и помог. Я мою руки (опять кровь!) и шепчу его письмо, выученное наизусть:
“Мессалина! Откуда такие мысли? Убийство есть великое развлечение, от которого нужно получать удовольствие. Забудь сомнения и отдайся новым ощущениям. Пусть для других они аномальны, но для тебя они в порядке вещей. Скоро ты постигнешь главную науку жизни — науку умирать. И только в твоих силах сделать ее искусством. Ты должна постичь его в совершенстве. Это твое предназначение.
Знаешь, что говорили японцы? “Каким бы ни был человек, богатым или бедным, молодым или старым, высокого положения или низкого, мы знаем о нем лишь то, что рано или поздно он умрет. Все мы знаем, что умрем, но продолжаем цепляться за соломинку. Мы знаем, что наши дни сочтены, но думаем, что другие умрут раньше нас, а мы уйдем последними. Смерть нам кажется чем-то отдаленным.
Разве это правильное суждение? Оно бессмысленно и напоминает шутку во сне. Нехорошо рассуждать таким образом и оставаться небрежительным. Поскольку смерть всегда рядом. Нужно прилагать усилия и действовать без промедления”. Понимаешь? Нельзя! Ты должна принимать жизнь такой, какая она есть, но к смерти нужно относится со всей набожностью, на которую ты способна. Смерть — священна. Ты же ее пастырь. В твоих силах приблизить финал, сделав его ярким и красивым. Подумай, как бы ты сама хотела умереть, и подари такую смерть другому. Не пугайся призраков — они призваны смутить твой разум и волю. Подчиняйся лишь мне и смерти. И тогда ты познаешь истинное блаженство.
Кстати, ты знаешь, что из всех, кто с тобой сейчас общался, лишь один не является убийцей. Пока что. Ты думаешь, что это я? Как знать, Мессалина, как знать”.
Когда ты знаешь, что и другие запятнаны кровью, становится легче. Интересно, они моют руки с мылом или же протирают их спиртом. Знаете, иногда кровь так плохо отмывается!
ГЛАВА 11
Домой я приехала поздно. И, как выяснилось, поступила совершенно правильно. Над домом поднимался подозрительный дымок, пахло гарью. Синие мигалки пожарных машин в вечернем сумраке смотрелись очень красиво.
Дом, к счастью, остался цел. Родственники тоже. Во дворе, в обугленном сугробе, чернела большая кастрюля, которая к тому же невыносимо воняла. Вокруг сгрудилась вся семья.
— Живы? — я одним прыжком перемахнула через забор, оттолкнула усатого и злого пожарного. Тот крякнул, но ничего не сказал, видимо, прекрасно понимая мое состояние.
— Живы! — Фима мрачно пересчитал встревоженных домочадцев. — Все! Даже рыбки!
Перемазанная копотью Ольга бережно держала трехлитровую банку, где в маринаде плавали рассерженные рыбки-пираньи, время от времени отплевываясь от лавровых листиков и зубчиков чеснока. Под мышкой у деда торчал крокодилий хвост. Сам Гена был обмотан шерстяной бабушкиной шалью. Жабик Жбан сидел на шее у бабули и, судя по всему, чувствовал себя, весьма неплохо.
Кастрюля не только воняла, из нее вытекала подозрительная черная жидкость.
— Что произошло?
Фима кивнул в сторону близняшек, восторженно смотревших на пожарную машину. Они пребывали в пугающей эйфории и потому не слушали нравоучительную лекцию руководителя спасательной бригады.
— Спиногрызы записались в кружок по химии, — в голосе дядьки звучали тоскливые нотки.
— Зачем? — изумилась я. — Они же только в первом классе.
— Для общего развития, — пискнула Ольга, стараясь поймать банкой не к месту разыгравшуюся золотую пиранью. — Что плохого в том, что детки опередят школьную программу?!
— Ты бы как мать помолчала, — сухо ответил Фима. — Скажи спасибо, что из-за их общего развития, будь оно неладно, все живы и здоровы остались. В общем, так, Эфа: спиногрызы проявили инициативу и явились на занятие кружка. Учитель, прямо скажем, немного прибалдел от такого рвения, но выгонять не стал. Иначе кружок бы закрыть пришлось, кроме наших, никто туда не ходит. Закрывать же кружок не хочется, поскольку это неплохая надбавка к зарплате. Впрочем, речь не о зарплате. Пока дело касалось таблицы Менделеева, все шло хорошо. Детки записывали названия элементов и были счастливы. Но сегодня им дали первое задание — найти табачный пепел, вымазать в нем кусочек сахара и поджечь. А после того, как рафинад сгорит синим пламенем, записать свои впечатления в лабораторный дневник.
— Ну? — я пока не улавливала связи между вызовом пожарной команды и сахара, обваленного в табачном пепле. — Нормальный детский опыт. Я сама такой проводила в младших классах.
Родичи синхронно вздохнули. Фима тоскливо посмотрел на кастрюлю:
— Только они не ограничились сахаром. Нашли где-то учебник по химии и решили устроить свой собственный опыт. Результаты ты видишь.
— А где они взяли химические вещества?
Дядька хмыкнул:
— Будто ты близнецов не знаешь, если им будет надо, то они и Луну притащат домой. Что уж говорить про солярку с натрием. Надо было — достали.
М-м, способность наших деток быть на шаг впереди прогресса, меня всегда впечатляла. К любому вопросу близнята подходили вдумчиво и с “огоньком”, причем как в прямом, так и переносном смысле. Однако до столь деструктивного эксперимента дело еще не доходило. Впрочем, какие их годы?!
— Эфа, проведешь с ними беседу? — жалобно спросила Ольга, наблюдая за сыновьями. — Тебя они послушают.
Ну, вот, добилась авторитета в собственной семье! И почему не слышу аплодисментов?!
Родичи поплелись к дому отмывать загаженную кухню, я поманила к себе подрастающее поколение.
— У тебя торт есть? — деловито спросил Сидоров-1.
— А ремня хорошего не дать? — в свою очередь поинтересовалась я.
От ремня близнецы гордо отказались, но в дом, хоть и опасливо, но все же прошли. Сняли курточки и боты, сели на диванчике — ручки на коленочках — и одновременно зарыдали.
— Эфа, мы не хотели!
— Эфа, мы не знали, что так получится!
— Отставить рыдания!
Плач тут же стих.
— Начнем по порядку, — во мне проснулись педагогические таланты. — Сколько двоек в школе?
— Одна, — хрюкнул Сидоров-1.
— Две, — поправил брата Сидоров-2 и уточнил: — По поведению. Плохо вели себя на перемене. Только маме не говори. У нее душа больная.
— Чего? Что, пардон, больная?
— Ну, она всегда так приговаривает: душа у меня за вас болит, дети! — на лбу Сидорова-2 залегли недетские складки. — Она несет за нас груз ответственности. Зачем мы ее будем огорчать?
Действительно, зачем? Вызов пожарных на дом, черные от копоти стены кухни и вонь на ближайшие три квартала — не счет. Это так, для радости. А вот двойка по поведению — это трагедия на все времена. Да, детская логика иногда бывает намного сильнее женской. Господи, дай мне силы!
— Тройки есть?
— Не-а.
— Четверки?
— Не-а.
— Пятерки?
Сопение.
— Пятерки? — повторила я свой вопрос, повысив голос.
— Единица есть, — сказал, наконец, Сидоров-2. — На двоих.
— То есть? — разум отказывался принимать столь экзотическую оценку. — Вы получили по 0,5 на брата?
Близнецы оживились:
— Понимаешь, Эфа, нас все время путают. Одному поставили единицу. Записали в дневник. Потом, выяснилось, что поставили не тому — записали в другой дневник. Вот так и получилось, что единица на двоих.