Парни немного поникли, но какая-то тень недоверия к этому молодому, ушлому всезнайке в их взглядах сквозила.

— Стоп-стоп, — притормозил Сашка, сообразив, что они идут не в центр. — А куда это вы меня ведете?

— Как куда? В опорный.

— На фига мне опорный? — зло хмыкнул он. — Давайте уж сразу в горотдел.

— Зачем?

— Чтоб я вас Бугрову показать мог. А то он вчера полчаса в грудь себе стучал, все доказывал, что нарушений не будет! А тут не представились, документов не предъявили, суть нарушения с указанием статей Административного кодекса не указали...

И вот тут они приуныли.

— Чего стоите? — развернулся к ним Сашка. — Пошли. А то у меня времени в обрез!

— Слышь, мужик, — шмыгнул носом один. — А может, не надо в горотдел?

— Может, и не надо, — криво усмехнулся Сашка. — Только тогда уж в следующий раз, прежде чем человека из толпы выдергивать, инструкции изучите. Ферштейн?

Парни дружно закивали, развернулись и чуть ли не бегом помчались прочь, а Сашка тяжело выдохнул и стремительно пошел в противоположную сторону. Он понимал, как невероятно ему повезло, — если бы его доставили в горотдел с этим подготовленным к побегу рюкзаком... м-да.

Пока он дошел до квартиры, дружинники встретились всего один раз. И это было понятно: дело новое, нераскатанное. Но вот ненормально активных, снующих с пачками листовок агитаторов кандидата Хомякова, да точно таких же, но в придачу еще и благоухающих сандалом и розовым маслом и совершенно безумных от возбуждения агитаторов кандидата Лосева Сашка видел на каждом углу.

Город уже проснулся, и вокруг то звучали бравурные патриотические марши, то прорывался откровенный уголовный «шансон», то, как ниоткуда, возникала плавная, «духовная» музыка с явными вставками из индийского кино. В общем, полный бардак.

Старательно огибая агитаторов, Сашка прибежал домой, первым делом проверил у зеркала зрачки, тщательно вымыл руки и лицо, подумав, что можно еще и постирать белье и принять дезинфицирующую ванну, и тут в дверь позвонили.

Сашка вздрогнул, глотнул и тихо, на цыпочках подошел к двери — он никого не ждал. Звонок снова нахально тренькнул два раза. Сашка перевел дух и, набравшись отваги, повернул щеколду, осторожно открыл дверь.

— Ну что, пустишь?

Это была Марго.

Она пришла с двумя пакетами еды, какой-то новой бутылкой и как-то сразу заполнила собой всё пространство огромной четырехкомнатной квартиры.

— А чего ты мебель обратно не поставишь?

— Да как-то...

— А ну-ка давай. Где тут у тебя стол? — Сашка пожал плечами — он не знал.

— И этот отстой давно пора снять, — рванула она со стены репродукцию Рериха с видом вечерних Гималаев. — Ты молишься на них, что ли?

— Нет, — булькнул от смеха Сашка и подумал, что она — прелесть.

— Ну и вперед!

Они дружно, в четыре руки, оборвали все репродукции, включая портреты Ошо и Рабиндраната Тагора, затем отыскали в дальней комнате целое кладбище вполне приличной мебели, перетащили в зал и стол, и здоровенный, обитый табачного цвета велюром диван. Поначалу Сашка всё порывался сказать ей, что не это важно, а важно то, что и мать, и отец, а может быть, и сама Марго больны и что всё это еще неизвестно, чем кончится! Но каждый раз Марго или что-то такое говорила, или рождала какую-то совершенно безумную и такую же увлекательную дизайнерскую идею, и Сашка мрачнел и откладывал этот важный разговор на полчаса, затем еще на час и еще...

Через два часа он пылесосил и протирал пыль, а Маргарита живо отыскала, отгладила и развесила упакованные в целлофан шторы, извлекла из картонных коробок какие-то вазы, дешевые настенные часы в виде кошачьей морды с лукаво бегающими глазами, и все это начало двигаться, блестеть и тикать...

— А ты чего свою машину до сих пор у Лехи не забрал?

«Как это не забрал? Вон она во дворе стоит...»

— Да я это...

— Ты забери, тебе отдадут. Отец сказал, у тебя тут все права. Что, правда, что ли?

— Ну, в общем, да.

— Тогда забирай. На рыбалку бы с пацанами съездил. Или со мной. Я тоже неплохие места знаю.

— Ты?!

— А чего? Я с мужиками из горотдела с пяти лет по рыбалкам мотаюсь. Во-от такую кету брала!

Сашка рассмеялся.

— А чего ты смеешься? Я бы и тебя научила! Э-э, да ты же, я слышала, ихтиолог!

— Ну да.

— А рыбы нашей так и не видел?

— Только на столе.

Теперь уже рассмеялась Маргарита.

Они чистили и полировали, подначивали один другого, и Сашка поймал себя на том, что чувствует себя так, словно очнулся от векового летаргического сна. Потому что в этой новой реальности форма точно соответствовала сути, и рыба всегда оставалась рыбой, а чашка чая — просто чашкой чая, безо всяких там вывертов. Мир стремительно становился реальным, плотным и осязаемым.

Маргарита расстелила на вытащенном в зал столе светло-зеленую скатерть, а потом поставила Сашку к мойке чистить кальмаров, а сама занялась салатами.

— Ты всегда нападаешь без предупреждения? — весело поинтересовался он.

— Никогда, — упрямо мотнула она новой прической. — Я только на фиг без предупреждения посылаю.

Сашка хмыкнул и намотал на ус.

— А чем тогда всё закончилось? — с усилием преодолевая неловкость, всё-таки спросил он.

Марго на секунду приостановилась:

— Блин! Я думала, он тебя застрелит.

«Я тоже так думал», — мелькнуло у него.

— Но потом на него Серега с Димкой навалились, пистолет отняли — и всего делов. Да он потом и сам остыл, фанеру вон приказал приколотить вместо стекла, и всё у меня прощения просил.

— Федор Иванович — прощения?! — обомлел Сашка. — За что?

— Как — за что?! — возмутилась Марго. — А если б я к ним на мальчишник с пистолетом ввалилась?! Ты прикинь, да!

Сашка рассмеялся. Хотя, если честно, ему было проще вообразить Марго с пистолетом, чем виноватого, извиняющегося подполковника Бугрова.

— Да ты, Саша, полегче к этому относись, — подошла и, держа испачканные руки в стороны, прижалась щекой к его плечу Марго. — Если б я так переживала, меня б давно в психушку определили! Особенно с моими предками...

Сашка уклончиво кивнул.