― Нила, когда повзрослеешь, ты сможешь носить мою одежду, обувь и драгоценности, но тебе нужно немного подождать до того момента. ― Мама, смеясь, смотрела на меня, пока я дефилировала в её нарядах. Я нацепила на себя не только её драгоценности, но и накинула на плечи боа из перьев, затем надела верх от её купальника, который был мне просто огромен, и её туфли на высоких каблуках. Я думала, что выгляжу потрясающе. Для семилетней девочки. 

Придерживая нитку жемчуга на своей шее, я серьёзно поинтересовалась:

― Обещаешь? Я смогу это брать, когда стану такой же взрослой, как ты? 

Она наклонилась, крепко обнимая меня.

― Ты сможешь брать всё, что принадлежит мне. Знаешь почему?  

Я улыбнулась, потому что знала ответ на этот вопрос.

― Потому что ты меня любишь? 

Она кивнула.

― Да, потому что люблю.

Воспоминание, которое так внезапно ворвалось в мой разум, так же внезапно рассеялось, выбивая твёрдую почву у меня из-под ног, даря чувство тошноты. Спираль, виток за витком, круг за кругом, затуманивала мой мозг, пока я просто не рухнула вниз.

Это не было вертиго, на этот раз это было горе.

Разрушающее, разрушающее горе. Я не страдала, когда вспоминала о ней, потому что все воспоминания были заблокированы плохими мыслями о том, что она была предательницей. Я считала её плохой, потому что она оставила моего отца. Благодаря этим мыслям я была защищена от боли. Была защищена от печального ощущения того, что она была восхитительной. Как трагично сложилось её жизнь. Два года она была тут, а мы даже не пытались её спасти.

Семейство Хоук украло её у меня, и в конечном итоге это сорвало с меня защитный панцирь, с помощью которого я отгораживалась от нежных чувств и воспоминаний о ней. Она не была ни предательницей, ни плохой матерью, оставившей меня. Но они были. Они все умрут за это. Они будут гнить целую вечность. Я найду способ устроить это.

Боже, пожалуйста, помоги мне найти способ сделать это. 

Я носила на своей шее ожерелье, которое носила каждая первая в роду женщина Уивер, перед тем как подвергнуться мукам и быть убитой. Я должна была им отомстить. Болезненной, дикой местью.

Всхлип сорвался с моих губ. Я больше не могла бороться с головокружением, поэтому я просто поддалась ему. В следующую секунду, меня фонтаном вырвало на блестящие дизайнерские туфли Джетро.

― Бл*дь!

Он отпрыгнул от меня назад, не то чтобы было много рвоты. Я не ела и не пила почти двадцать четыре часа, в желудке было пусто. Но рыдания не переставали сотрясать моё тело.

― Ради всего святого, Джет! Возьми, наконец, её под контроль. Мы не собираемся здесь весь день сидеть, ― через всю обеденную комнату раздался басистый голос мистера Хоука.

Ледяные руки схватили меня за плечи и резко подняли вверх. Я болезненно застонала, когда моя голова раскалывалась от боли.

― Прекрати позорить меня! ― ядовито прорычал Джетро.

Позорить его? Позорить его?! Ублюдок! Мерзавец! Сукин сын. Я посмотрела своими заплаканными глазами в ледяные глаза Джетро. Какое-то странное чувство, словно тёмная туча затмила солнце, промелькнуло в его карих глазах, но затем вновь рассеялось. Это было всего лишь предупреждение, затем он вскинул руку и ударил меня по щекам.

Я думала, что была храброй. Я думала, что была сильной. Но до этого момента меня ни разу не били. Шлепок Даниэля прошлым вечером в машине не считается. Это насилие исходило из тёмной части души Джетро, где кипел огромный по своим масштабам гнев. Его ярости не было ни конца, ни края. Он мог носить холодную маску снаружи, но внутри него... кипел гнев…

Рухнув на колени, я обхватила голову, которую обожгло болью от его ударов. Я была родом из семьи, где все любят друг друга, грустный взгляд или чёрствое слово разбивало нам сердце. Я совершенно не знала, что такое физическое насилие. Я не была к этому подготовлена.

Джетро схватил меня за волосы и поднял вверх. Я ухватилась за его запястья, чтобы избежать сильной боли. Мой взгляд сфокусировался на его серой рубашке и отлично сидевших джинсах.

Он впился в меня взглядом.

― Ты вычистишь всё это, но сначала у тебя есть более важные дела.

Не отпуская хватки с моих волос, он повёл меня к своему отцу. Каждый следующий шаг я пыталась прикрыть свою голую грудь, не обращая внимания на то, что между моими ногами проскальзывает воздух. Передник горничной, который одел на меня Джетро, едва прикрывал низ живота, не говоря уже о самой интимной части тела. Глупый ободок горничной спал на бок, цепляясь за мои спутанные волосы.

Я не смогла посчитать, сколько мужчин сидело вокруг стола, но их глаза пристально смотрели на меня. Большинство осматривали мою грудь, взгляды других были прикованы к местечку южнее. Я пыталась идти немного боком, чтобы скрыть всё, что было видно.

Но не только их взгляды скользили по моей плоти, словно паучьи лапки. На темно-красных стенах висели огромные красивейшие картины, с которых на меня глядели мужчины, одетые в белые парики и в элегантные охотничьи одежды. Их глаза не были такими ледяными и безжизненными, как глаза Джетро, но они были отстранёнными, как будто они знали, что Уивер в своей среде, и даже треск камина не сможет унять мой холод.

 Мой приговор к оплате должен быть приведён в жизнь, в присутствии их предков и семейной реликвии в качестве свидетелей.

В тот момент, когда мы остановились перед мистером Хоуком, сидевшем на своём стуле, Джетро сжал мою шею и оттянул назад. Его красивый образ заполнил моё видение.

― Ты больше не свободна. Прими, наконец, своё будущее и осознай, что здесь больше не будет сладких речей, мольбы, уговоров или долбанных сделок. Ты носишь воротничок. Ты полностью наша, ― голос Джетро обдавал арктическим холодом и нотками власти.

Ошейник до боли врезался в мою кожу. Я хотела плюнуть ему в лицо.

Когда меня подвели к мистеру Хоуку, старик обернул свою мерзкую руку вокруг моей талии, он подтолкнул меня к себе на колени.

― Подчиняйтесь и заставьте меня гордиться вами, мисс Уивер, ― сказал Джетро, скрещивая руки на груди. Он обошёл и встал за креслом отца, отдавая всю власть ему в руки, становясь простым зрителем.

За все то время, что я была с ним, он ни разу не назвал меня Нила.

От этой глупой мысли моё сердце забилось с бешеной скоростью. Джетро всё ещё обращался ко мне по фамилии.

Я задрожала, чувствуя тошноту.

Джетро был омерзителен. Но не принадлежать вообще никому и быть облапаной руками мужчин, находившихся в комнате, ещё хуже. Я бы отдала всё что угодно, чтобы этого не случилось. Я была готова обменять все ночи и спать в конуре. Ведь собаки любящие, добрые и тёплые существа.

Я окаменела в руках мистера Хоука.

Его рука спокойно лежала на моем бедре, не совершая никаких посягательств на мою интимность, но всё равно это было пугающе.

― Ну вот, теперь мы поняли друг друга, я хочу посмотреть на то, что принадлежит мне, Нила. Затем начнётся празднество по случаю твоего приветствия. Каждый мужчина, которого ты обслужишь, даст взамен кусочек твоей истории. Только после того, как ты узнаешь всю свою историю, ты будешь свободна и сможешь провести время наедине с собой в своей ванной комнате наверху, или же можешь понести наказание в темнице, всё зависит от того, как ты нас ублажишь.

Я не знала, как объяснить то, что моё тело всё ещё не двигалось. Мои конечности окаменели, я не могла сдвинуться, страх сделал меня немой, я полностью умерла в душе, не было ни единой живой части во мне. Но сердце всё ещё продолжало биться, кровь продолжала циркулировать по венам, оставляя меня живой только для их больного удовлетворения.

Тяжёлый вес воротничка, принадлежавшего моей матери, стягивал мне шею, и вопрос пришёл из ниоткуда. Моя мать была Уивер. Ее мать тоже была Уивер. Но разве они не меняли фамилии, когда выходили замуж?

Я моргнула, пытаясь вспомнить фамилию моего отца.