– Не знаю, – ответил Пилон. – Может, он больше не будет заговаривать об этом.

Однако столь бесчеловечное требование глубоко их ранило.

– Встречаясь с ним, мы будем звать его «кровопийцей-ростовщиком», – сказал Пилон. – Столько лет мы были его друзьями! Когда он голодал, мы кормили его, когда он мерз, мы одевали его.

– Когда же это было? – спросил Пабло.

– Не важно. Будь у нас то, в чем он нуждался бы, мы поделились бы с ним. Вот какими друзьями мы были для него. А теперь он растоптал нашу дружбу ради коробки конфет для жирной старухи.

– Есть конфеты вредно, – сказал Пабло.

Бурные переживания совсем измучили Пилона. Он опустился на край придорожной канавы, подпер рукой подбородок и погрузился в отчаяние.

Пабло сел рядом с ним, но только для того, чтобы отдохнуть, так как его дружба с Дэнни не была такой старинной и прекрасной, как дружба Пилона с Дэнни.

Дно канавы было скрыто кустами и сухим бурьяном. Пилон, склонивший голову под гнетом печали и негодования, увидел, что из-под одного кустика торчит чья-то рука, а возле руки увидел бутыль вина, наполовину полную. Он вцепился в локоть Пабло и указал вниз.

Пабло уставился на руку.

– А может, он помер, Пилон?

Пилон уже успел перевести дух, и к нему вернулась обычная ясность мыслей.

– Если он помер, то вино ему ни к чему. Бутылку же с ним не похоронят!

Рука зашевелилась, отодвинула ветки, и глазам друзей открылась чумазая физиономия и рыжая щетинистая борода Хесуса Марии Коркорана.

– Здорово, Пилон, здорово, Пабло, – ошалело сказал он. – Que tomas?[9]

Пилон спрыгнул к нему.

– Amigo Хесус Мария! Ты нездоров?

Хесус Мария кротко улыбнулся.

– Я просто пьян, – пробормотал он, приподнялся и встал на четвереньки. – Выпейте со мной, друзья. Пейте больше. Тут еще много осталось.

Пилон положил бутыль на согнутый локоть. Он сделал четыре глотка, и содержимое ее убавилось на пинту с лишком. Затем Пабло отобрал у него бутыль и стал играть с ней, как котенок с перышком. Он пополировал горлышко рукавом. Он понюхал вино. Он сделал три-четыре предварительных глотка и покатал капельку на языке, чтобы раздразнить себя. Но вот он сказал: «Madre de Dios, que vino!»[10] – поднял бутыль, и красное вино весело забулькало у него в глотке.

Пабло еще не перевел духа, когда Пилон уже протянул руку к бутылке. Он обратил на своего друга Хесуса Марию взгляд, полный нежности и восхищения.

– Ты нашел в лесу клад? – спросил он. – Какой-нибудь богач помер и назначил тебя своим наследником, дружочек мой?

Хесус Мария был само человеколюбие, и в его сердце никогда не иссякала доброта. Он откашлялся и сплюнул.

– Дайте мне вина, – сказал он. – У меня пересохло в глотке. Я вам сейчас все расскажу.

Он пил неторопливо и мечтательно, как пьет человек, который уже столько выпил, что может больше не спешить и даже позволить себе расплескать чуточку вина, нисколько об этом не жалея.

– Две ночи тому назад, – сказал он, – я ночевал на берегу. На берегу недалеко от Сисайда. За ночь волны вынесли на берег лодку. Такую хорошую лодочку, и с веслами. Я сел в нее и погреб в Монтерей. За нее можно было бы выручить долларов двадцать, но покупателей не находилось, и я получил всего семь.

– У тебя еще остались деньги? – взволнованно перебил его Пилон.

– Я же рассказываю вам, как все было, – с достоинством ответил Хесус Мария. – Я купил два галлона вина и отнес их сюда в лес, а потом пошел погулять с Арабеллой Гросс. Я купил ей в Монтерее шелковые подштанники. Они ей понравились – они такие мягкие и розовые. И еще я купил для Арабеллы пинту виски, а потом мы встретили солдат, и она ушла с ними.

– Прикарманив деньги хорошего человека! – в ужасе вскричал Пилон.

– Нет, – задумчиво сказал Хесус Мария. – Ей все равно пора было уходить. А потом я пришел сюда и лег спать.

– Значит, у тебя больше не осталось денег?

– Не знаю, – сказал Хесус Мария. – Сейчас погляжу. – Он порылся в кармане и вытащил три смятые долларовые бумажки и десятицентовую монету. – Сегодня вечером, – сказал он, – я куплю Арабелле Гросс одну из штучек, которые носят как пояс, только выше.

– Маленькие шелковые кармашки на веревочке?

– Да, – ответил Хесус Мария. – Только они не такие уж маленькие, как ты думаешь.

Он откашлялся.

Пилон сразу исполнился нежной заботливости.

– Это все ночной воздух, – сказал он. – Спать под открытым небом вредно. Вот что, Пабло, мы отведем его к нам домой и вылечим его простуду. Грудная болезнь зашла уже далеко, но мы ее вылечим.

– О чем вы говорите? – спросил Хесус Мария. – Я здоров.

– Это тебе так кажется, – ответит Пилон. – Так казалось и Рудольфе Келлингу. А ты сам был на его похоронах месяц назад. Так казалось и Анхелине Васкес. А она померла на прошлой неделе.

Хесус Мария испугался.

– В чем же тут дело, как по-твоему?

– В том, что человек, когда спит, дышит ночным воздухом, – важно объяснил Пилон. – Твои легкие его не выдержат.

Пабло обмотал бутыль большим сорняком, так хорошо ее укрыв, что любой прохожий проникся бы жгучим желанием узнать, какую тайну скрывает этот сорняк.

Пилон шел рядом с Хесусом Марией и порой нежно брал его под руку, чтобы он не забыл о своей болезни. Они отвели его в свой дом, уложили в постель и, хотя день был жарким, укрыли старым ватным одеялом. Пабло произнес трогательную речь о муках несчастных страдальцев, терзаемых туберкулезом. А затем медовым голосом заговорил Пилон. Он с благоговейным восторгом описывал, какое это счастье – жить в маленьком домике. Когда приходит ночь, когда иссякают дружеская беседа и вино, а за окном смертоносные туманы льнут к земле, как призраки чудовищных пиявок, тогда живущему в таком домике не нужно выходить на улицу и устраиваться на ночлег во вредной сырости оврага. Нет, он ложится в удобную, мягкую, теплую постель и спит, как малое дитя.

Тут Хесус Мария уснул. Пилону и Пабло пришлось разбудить его и дать ему выпить. Затем Пилон принялся трогательно описывать утро, когда человек лежит в своем теплом гнездышке, дожидаясь, чтобы солнце начало припекать как следует. Ему не приходится дрожать на рассвете и хлопать руками, чтобы как-то их согреть.

Наконец Пилон и Пабло мертвой хваткой вцепились в Хесуса Марию, как два эрдельтерьера, которые, безмолвно выследив дичь, вцепляются в нее с двух сторон. Они сдали свой дом Хесусу Марии за пятнадцать долларов в месяц. Он с радостью согласился. Все трое пожали друг другу руки. Бутыль была извлечена из сорняка. Пилон основательно к ней приложился, так как знал, что самое трудное еще впереди. И вот пока Хесус Мария пил, он небрежно и вкрадчиво произнес:

– И мы возьмем с тебя всего три доллара задатка.

Хесус Мария поставил бутыль и в ужасе уставился на него.

– Нет, – возмущенно воскликнул он. – Я обещал Арабелле Гросс купить ей такую штучку. А за дом я заплачу, когда придет срок.

Пилон понял, что взял неверный тон.

– Когда ты лежал на берегу вблизи Сисайда, Бог пригнал к тебе эту лодочку. Что ж, по-твоему, милосердный Бог сделал это, чтобы ты мог покупать шелковые подштанники для девки с консервного завода? Нет! Бог послал тебе лодку, чтобы ты не умер от ночевок на холодной земле. Или, по-твоему, Бога заботит грудь Арабеллы Гросс? А кроме того, мы возьмем задаток только два доллара, – продолжал он. – За один доллар ты можешь купить такую штучку, что хоть корове будет впору.

Но Хесус Мария все еще не сдавался.

– Вот что, – сказал Пилон, – если мы не уплатим Дэнни два доллара, нас всех выгонят на улицу, а виноват будешь ты. Мы будем спать в канавах, и грех падет на твою душу.

Хесус Мария Коркоран не вынес стольких ударов со стольких сторон. Он протянул Пилону две смятые бумажки.

И тогда настороженность и недоверие покинули комнату, а их место заняли покой, тишина и теплейшая дружба. Пилон облегченно вздохнул. Пабло отнес одеяло к себе на кровать, и завязалась беседа.