Полшер умолк, видимо разглядев на своем экране лицо в черной маске.

— Привет, — сказал Стив и тоже замолчал, потому что лицо, прорезавшееся на экране, показалось ему странно знакомым.

— Что за маскарад? — не очень уверенно продолжал Полшер, видимо различив за спиной Стива Цвикка и Корта, привязанных к креслам. — Эй, мистер Цвикк, это вы там у стены? В чем еще дело?

— Да, это я, — отозвался Цвикк, — а в чем дело, пока не знаю. Его спросите. — Цвикк дернул головой. — А может, вы с ним заодно?

«Молодец, — подумал Стив, — вошел в роль. Но где я все-таки видел эту образину? Шрам по диагонали через всю физиономию. Цезарь упоминал о шраме. Значит, это сам Люц, но я определенно видел его где-то… Это было давно… Где же и когда?»

— Ты кто такой? — снова нарушил молчание Полшер. — Или опять трюк босса?

— Это я должен тебя спросить, кто ты и как тут очутился. Мы не рассчитывали на конкурентов, — отпарировал Стив, — так что давай представляйся. Вроде бы, я тебя где-то встречал, а вот где, не припомню.

— А ты кто такой?

— Изволь, могу сказать. Папа Лука. Слыхал?

— Папа Лука? — нахмурился Полшер. — Не знаю…

— Врешь, не можешь не знать.

— Ты мне не нужен, — объявил Полшер. — Я хочу говорить с боссом.

— С каким еще боссом?

— С Цезарем Фигуранкайном.

— Не выйдет. Они все, — Стив кивнул на сидящих позади Цвикка и Корта, — мои заложники.

— Иди к черту, — довольно миролюбиво сказал Полшер, — ты влез не в свой курятник. Но если не ошибаюсь, мы договоримся. Ты не останешься внакладе, хоть и очутился тут не вовремя. Уступи мне Цезаря Фигуранкайна. Только его одного, и я не стану тебе мешать.

— А ты и не сможешь помешать, — жестко отрезал Стив. — Я вспомнил наконец, где тебя видел… В Акапулько, сразу после убийства Кеннеди и гибели Фигуранкайна-старшего. Только тогда тебя звали иначе… Ты мало переменился за эти десять лет.

Полшер словно бы сжался на экране, и в его глазах появилось что-то похожее на сомнение.

— В Акапулько? — повторил он. — Кто же ты тогда? Может, стянешь свой чулок?

— Придет время — стяну, — пообещал Стив, — а теперь слушай, Герберт Люц или как там тебя… Ты мне нужен больше, чем они все, вместе взятые. — Стив снова кивнул на Цвик-ка и Корта. — Поэтому, если не боишься, приходи сюда, но один. Мои люди пропустят тебя. Поговорим, как мужчина с мужчиной…

— И не подумаю. — Полшер усмехнулся, однако глаза его тревожно забегали. — Приходи ты ко мне, если не боишься…

— О’кей, — сказал Стив и выключил переговорный экран. — Включай теперь громкоговоритель, Паоло, — распорядился он. — Поговорю с его сбродом. И пусть начинают окуривание…

Около восьми утра операция подошла к концу. Двое наемников, не переставая кашлять, вынырнули из облаков буроватого дыма, который окутывал коттедж. В руках у них были белые флаги. Они подошли к вертолетной площадке, швырнули на землю оружие и понуро отошли в сторону. За ними еще двое вывели связанного Полшера и передали его людям в черных масках. Потом вереницей потянулись остальные, складывали оружие на еще не просохшую после дождя землю и молча отходили на указанные места.

Карлос вышел последним. Надрываясь от кашля, он сказал человеку, принимавшему капитуляцию:

— Там лежит еще один наш — последний… Он мертв… Его кокнул шеф… перед этим… — Карлос указал на сложенное на земле оружие. — А бабы заперты в ванной на втором этаже… идите выпустите, не то задохнутся…

Тео — принимал капитуляцию он — приказал гасить костры, в которые еще сыпали перец, и послал двоих из своей группы освободить женщин.

Коммандос, захватившие аэродром, сдались раньше, сразу после того, как УЛАК-пять, мелькнув над посадочной полосой, обрубил хвост самолета.

После капитуляции отряда Полшера возле кровати Цезаря состоялось короткое совещание.

— Его людей предлагаю рассредоточить по нашим подразделениям, и пусть пока работают, — сказал Цвикк, — под контролем, конечно… Эти ребята умеют многое, а у нас с квалифицированными работниками туго.

— И предупредить: в случае попытки побега — смерть, — добавил Цезарь.

— Предупредим, — кивнул Цвикк, — но пути через гилею отсюда нет… Они это должны понимать.

— Не исключено, что через некоторое время я предложу кое-кому из них перейти ко мне, — сказал Стив. — После соответствующей проверки… Среди этого сброда не все подонки.

— Большинство — ребята молодые, — заметил Цвикк, раскуривая сигару. — Конечно, все они прошли изрядную «обкатку», но не надо забывать, что стать наемниками и террористами их заставила прежде всего нужда… В первую очередь это относится к латиноамериканцам, которых тут не меньше половины.

— Мигуэль прав, — очень серьезно подтвердил Тибб.

— А знаете, что еще свидетельствует в их пользу? — прищурился Стив. — То, что вняли доводам рассудка и сдались без кровопускания…

— Доводы были увесистые, — усмехнулся Цвикк. — Хотя признаюсь: я ведь не очень верил в успех вашего обращения.

— Поэтому к горячим словам пришлось добавить еще более горячего перца.

— Откуда вам известен этот способ? — поинтересовался Цвикк.

— Дым с перцем? В Юго-Восточной Азии им пользуются с незапамятных времен… А мексиканцы, например, выкуривали так жандармов во всех революциях.

— Способ более гуманный, чем слезоточивые и прочие газы, которыми разгоняют безработных, — Цвикк затянулся и выпустил кольцо голубоватого дыма. — О, простите, патрон, — спохватился он, — я тут задымил возле вас, как угольный паровоз. Слава создателю, — добавил он, тщательно гася сигару в пепельнице, — что вся эта рискованная операция, которая могла стать очень кровавой, пока обошлась в две человеческие жизни. И обе на совести Полшера…

— Третьей станет его собственная, — объявил Цезарь, приподнимая голову с подушки. — Я считаю, что его следует без промедления расстрелять.

— Позвольте мне не принимать участия в дальнейшем обсуждении, — тихо сказал Тибб, поднимаясь с кресла. — Я должен вернуться в зону…

— Хотелось бы знать твое суждение о судьбе этого человека. — Цезарь испытующе взглянул на Тибба.

— У меня… его нет. В мире не существует ничего ценнее жизни…

— Люц — преступник, на совести которого жизнь многих людей. Даже здесь, в последние два дня…

— Знаю, — Тибб предостерегающе поднял руку, — все знаю, Цезарь. Но… решайте сами. Без меня.

— Пусть будет по-твоему. — Цезарь опустил голову на подушку. — Ступай.

— У него своя философия, — заметил Цвикк после того, как дверь за Тиббом закрылась. — Однако, прежде чем решать, надо бы поговорить с Полшером.

— Совершенно необходимо, — согласился Стив. — Я, например, хочу спросить, за что он получал деньги по распискам, которые хранились в сейфе твоего лондонского банка, Цезарь. Ты помнишь даты?

— Конечно. И даты, и суммы…

— Едва ли он захочет об этом рассказывать, — вздохнул Цвикк. — Он может вообще отказаться отвечать… Но попробовать надо.

— Мы будем судить его, — предложил Стив.

— А вам известно, — спросил Цвикк, извлекая из кармана клетчатый платок и принимаясь вытирать лицо и шею, — что этого человека уже судили, и не один раз?.. Он был приговорен к смерти очно, еще в Нюрнберге, и потом три или четыре раза заочно.

— Я догадывался, — сказал Цезарь. — Но деталей не знал.

— Я — не догадывался, — Стив усмехнулся, — но меня это не удивляет. Еще при первой встрече он показался мне бывалым каторжником.

— При первой встрече? — поднял брови Цезарь. — Ты никогда не рассказывал мне, что встречался с Люцем.

— Потому что он тогда назывался Полшером. А я не знал, что Полшер и Люц одно лицо. Он выполнял загадочную роль шофера и лакея при Пэнки и Круксе в Акапулько, сразу после гибели твоего отца.

— Поразительно! — воскликнул Цезарь.

— Я тоже не знал, — пробормотал Цвикк, — значит, оно было так… Он сошел в Мехико… Для меня оставалось загадкой, как он ухитрился тогда уцелеть. Ваш покойный отец, патрон, летел через Сан-Паулу. Мы с ним виделись, и я провожал его в аэропорту Сан-Паулу. Люц был в его свите. Они летели в Акапулько через Мехико. Значит, в Мехико Люц сошел…