Литмир - Электронная Библиотека

Разгадку можно найти в работе лондонского врача Хэвлока Эллиса (1897). Ему приписывается популяризация этого термина при описании пациентов с необычными сексуальными желаниями. Надо заметить, что и до него ученые придавали слову “извращение” сексуальное значение. Например, это делал австро-германский психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг, которого многие считают пионером исследований в области половых девиаций. Но Эллис писал на английском, и его работы были понятны широкой аудитории. Это в конце концов привело к тому, что термин закрепился в употреблении именно таким образом. В книге Эллиса “Сексуальные инверсии” значение этого термина установить непросто, потому что вначале он употребляет слова “извращенцы” (perverts) и “извращения” или “перверсии” (perversions) в значении сексуальной девиантности. Соавтором Эллиса выступил литературный критик, гомосексуал Джон Эддингтон Симондс. Их книга стала важнейшим трактатом о психологических истоках гомосексуальности. По мнению авторов, термин “сексуальная инверсия” отражал природу гомосексуальности как своего рода перевернутой эротической схемы гетеросексуальной привлекательности.

Пока все понятно. Но Эллис и Симондс начинают путаться в словах, когда речь заходит о более широком значении термина “сексуальные перверсии” применительно к социально неприемлемым видам полового поведения, среди которых присутствует и “сексуальная инверсия”. (В ряду классических перверсий указывались полигамия, проституция и скотоложество.) Авторы пользовались религиозной лексикой не потому, что считали гомосексуальность анормальной (как раз наоборот – натуралистический подход позволил им одним из первых обнаружить такое поведение у других животных), а чтобы указать, насколько характерно применение этих терминов для описания сексуальности, когда она виделась греховной или противоречащей “тому, что верно”[3]. Заметим, что Симондс был открытым гомосексуалом и гордился собой. Так что слово это просто иллюстрировало отношение большей части общества к гомосексуалам. Любопытно, что из пары соавторов ученый, окрестивший геев и лесбиянок “извращенцами”, сам был не без странностей. Корреспонденция и записи Хэвлока Эллиса свидетельствуют о его урофилии, то есть тяге к моче (или к процессу мочеиспускания). В письме к близкой знакомой Эллис укоряет женщину, что она забыла дома у него сумочку, и дерзко прибавляет: “Я бы не возражал, если вы оставили бы и жидкое золото”. Он открыто признавался в своих желаниях и даже считал себя знатоком pisseuses, о чем упомянул в автобиографии: “Меня можно считать первооткрывателем красоты этого естественного акта, когда он совершается женщиной в вертикальном положении”. В поздние годы этот “чудесный поток” оказался действенным средством от давней импотенции Эллиса. Единственным, что вызывало у него возбуждение, был вид писающей стоя женщины. Кстати, Эллис ничуть не стеснялся своей причуды: “Мне это никогда не казалось вульгарным, напротив, это чистый интерес, часть пока еще непризнанной прелести мира”. Предприняв попытку проанализировать собственный случай (в конце концов, он был сексологом), Эллис заключил: “[Это] не слишком необычно… и встречается среди мужчин, отличающихся высоким интеллектом”[4]. Он был убежден также в том, что мужчины с высоким тембром голоса обладают более высоким интеллектом, нежели баритоны. То, что голос самого Эллиса был необычно высок, вероятно, имело некоторое отношение к этой любопытной ги потезе.

Эллис был одним из немногих сексологов конца XIX – начала XX века, взявшихся за это трудное дело – попробовать расплести нити человеческой сексуальности. Другие ученые, например Рихард фон Крафт-Эбинг, Вильгельм Штекель и, конечно, Зигмунд Фрейд, исповедовали эмпирический подход к изучению половых девиаций. Сегодня может показаться, что их работы необъективны (так и есть), но они проникнуты заботой о тех, чье половое возбуждение, возникающее помимо их воли и независимо от их выбора, затрудняет им жизнь.

Не стоит забывать, что “Сексуальная инверсия” Эллиса и Симондса была написана вскоре после суда над Оскаром Уайльдом (1895), обвиненным в “грубой непристойности”. Этого великого уроженца Дублина судили за то, что он состоял в гомосексуальных отношениях с многочисленными мужчинами и мальчиками. Выступая в свою защиту в суде Олд-Бейли, куда обратился отец его вздорного возлюбленного, лорда Альфреда Дугласа, Уайльд назвал однополые отношения “любовью, что таит свое имя”.

Присяжные признали Уайльда виновным, и суд приговорил его за содомию к двум годам каторжных работ. (Сейчас в Соединенном Королевстве анальный секс по взаимному согласию не является преступлением. Однако тот факт, что насильственное анальное проникновение, в ряду прочих действий, во многих развитых странах до сих пор официально называется “содомия” – от Содома и Гоморры, – показывает, как глубоко в законодательстве укоренилась религиозная мораль.)

Обсуждая “любовь, что таит свое имя”, нередко забывают, что Уайльд говорил об определенном типе гомосексуальных отношений. Современные сексологи назвали бы пристрастия Уайльда эфебофилией, то есть влечением к подросткам[5]. Послушаем объяснения самого Уайльда:

“Любовь, что таит свое имя” – это в нашем столетии такая же величественная привязанность старшего мужчины к младшему, какую Ионафан испытывал к Давиду, какую Платон положил в основу своей философии, какую мы находим в сонетах Микеланджело и Шекспира. Это все та же глубокая духовная страсть, отличающаяся чистотой и совершенством. Ею продиктованы, ею наполнены великие произведения… Она светла, она прекрасна, благородством своим она превосходит все иные формы человеческой привязанности. В ней нет ничего противоестественного. Она интеллектуальна, и раз за разом она вспыхивает между старшим и младшим мужчинами, из которых старший обладает развитым умом, а младший переполнен радостью, ожиданием и волшебством лежащей впереди жизни. Так и должно быть, но мир этого не понимает. Мир издевается над этой привязанностью и порой ставит за нее человека к позорному столбу[6].

Сегодня мы видим иронию в том, что Уайльд считал эти отношения поколений благоприятными для обеих сторон, поскольку в наши дни такая любовь таит свое имя куда тщательнее, чем прежде. Современных эфебофилов – последователей Уайльда, Платона и Микеланджело – не только подвергают насмешкам и преследованию, но и (ошибочно, как мы увидим) причисляют к “педофилам”.

Подобно тому, как подвергался нападкам Уайльд, первых сексологов ждало негодование пуристов, опасавшихся, что новые веяния в науке приведут к подрыву таких институтов, как брак, религия и семья. Страхи, связанные с эффектом “скользкой дорожки”, существуют уже очень давно, и в глазах моралистов тех дней непредвзятый подход к сексуальности представлял опасность для всего доброго и святого. Ученые-консерваторы считали, что нейтральное описание сексуальных девиантов, представив порок вариантом “естественного” поведения, может раскачать лодку и привести к тому, что “нормальные” люди станут перенимать аморальный образ жизни[7]. Уже то обстоятельство, что половое влечение к лицам собственного пола получает научное название, делало его в глазах моралистов гораздо более реальным и поэтому более грозным. Для них это было воплощением зла. Так, Уильям Нойес из Бостонской больницы для душевнобольных в рецензии на книгу “Сексуальные инверсии” отчитывает авторов за то, что те

прибавили лишние триста страниц к литературе, которая и так цветет буйным цветом… Кроме самих извращенцев, ни один здоровый человек не сможет прочесть написанное, не умалив своего мнения о человеческой природе, и уже это должно бы заставить авторов остановиться.

вернуться

3

Эллис горячо поддерживал исследования в области евгеники и некоторое время даже являлся президентом Института им. Гальтона [современное название], основной задачей которого было улучшение приспособленности (и качества генофонда) нашего вида путем контролируемого скрещивания людей. То, что склонность к сексуальным странностям может передаваться по наследству, Эллиса не смущало.

вернуться

4

Эллис, будучи убежден, что сексуальные фетиши уходят корнями в детские переживания, вспоминал, что, когда ему было девять лет, мать в шутку бросила ему в лицо мокрую пеленку младшей сестры. Будучи уже подростком, он однажды прогуливался с матерью в зоологическом саду. Миссис Эллис присела где-то в кустах, чтобы облегчиться. Хэвлок вспоминал, как звук ударяющейся о землю струи растревожил его, двенадцатилетнего. Прошло не так много времени, и он уже занимался научными измерениями траектории струи мочи своих одноклассников, причем с характерным для него самоанализом отмечал: “Энергия моего собственного мочевого пузыря ниже средней”. Кульминацией стало эмпирическое исследование “Мочевой пузырь как динамометр”. См.: Ellis, Havelock The Bladder as a Dynamometer // American Journal of Dermatology 6 (May 1902).

вернуться

5

Андре Жид описал совершенное вместе с Уайльдом незадолго до суда путешествие по Алжиру, где они искали мальчиков для секса. См.: Gide, AndrÉ If It Die: An Autobiography. New York: Modern Library, 1935.

вернуться

6

Пер. Л. Мотылева. – Прим. пер.

вернуться

7

Узнав о предстоящем выходе в свет книги Эллиса и Симондса, манхэттенский психиатр Аллан Маклейн Гамильтон опубликовал статью “Гражданская ответственность сексуальных извращенцев”. См.: Hamilton, Allan McLane Civil Responsibility of Sexual Perverts // American Journal of Psychiatry 52 (1896). Эллис в общем безразлично относился к гомосексуальности, Гамильтон же считал, что это настолько вредоносное заболевание, что в случае обнаружения постоянных гомосексуальных или лесбийских пар их следует разлучать: “Я твердо убежден, что в таких обстоятельствах можно прибегнуть не только к насильному разлучению; в тяжелых случаях врач должен по собственной инициативе в особом порядке обратиться в суд”.

5
{"b":"258952","o":1}